Тем не менее, думалось в повозке плохо. Духота измучила Амзу, и вечером, после захода солнца, он с облегчением приказывал разбить лагерь и, отдуваясь, вываливался из повозки.

Там, где отроги Огненных гор вплотную подходят к морю, Амза велел остановиться на несколько дней. Узкая полоса между морем и горами постепенно сужалась и в нескольких милях к югу превращалась в Ардский проход.

Проход был укреплен трудом многих поколений эль-менцев. Зигзагообразная насыпная стена замыкала его, перед стеной были вырыты несколько рвов. Шесть высоких башен сторожили проход. В башнях не было бойниц, лучники находились на верхней площадке, защищенной зубчатым парапетом. Не было лучников и на стене: достаточно было воинов на башнях.

Первый разведывательный отряд хуссарабов, приблизившийся к укреплениям, был обстрелян с башен из баллист и катапульт. Отряд понес потери, и вернулся с неутешительными известиями.

— Надо искать обходную дорогу, — сказал Амза.

— Её нет, — отозвался Лухар.

Амза сердито глянул на него.

— Откуда ты знаешь?

— Эль-менцы позаботились об этом давным-давно, еще во времена бронзовых мечей и колесниц. Огненные горы здесь непроходимы.

— А как же ходят козы? — насмешливо спросил Амза.

— Козы здесь не ходят.

Амза приподнялся рывком, раздосадованный возражениями.

— Откуда ты знаешь? — грозно повторил он.

Лухар обернулся к начальнику разведки Нангу.

Нанг выступил вперед, поклонился Амзе и сказал:

— Повелитель! У нас есть пленные и перебежчики. Они рассказывают одно и то же. Горные дикие тропы срыты или завалены. На перевалах стоят сторожевые башни со стражей, на вершинах — наблюдатели. Ард непроходим.

Амза, оттопырив нижнюю губу, обдумал слова Нанга. Потом вздохнул и угрюмо воззрился на Лухара.

— Наверное у тебя, аххумская лисица, есть в запасе какая-нибудь хитрость, да? Иначе бы ты не спорил со мной.

Губы Лухара тронула едва заметная улыбка, но лицо его было серьезным и сосредоточенным.

— Есть только один путь, повелитель. По морю.

Амза открыл рот от удивления, как будто услышал нечто невероятное.

— Аххум! — начал он, — Может быть, ты не знаешь, что хуссарабы не умеют плавать по морям? Может быть, тебе не сказали, что Великий Богда однажды поклялся, что ни один хуссараб никогда не бросит коня? Может быть, тебе неведомо…

Лухар повернул квадратный лоскут кожи, на котором была изображена карта. Эту карту он купил на рынке в Нуанне, у какого-то купца, не раз бывавшего в Эль-Мене.

Это была схематичная, но достаточно подробная карта, и на ней были нарисованы все береговые изгибы между устьем Неррайны и Эль-Меном.

— Посмотри, повелитель, — сказал Лухар. — Вот здесь расположен наш лагерь. Этот полумесяц — Киэнтская коса, выдающаяся в море на три дневных перехода. Коса охраняется, но вовсе не так хорошо, как горы.

Амза нехотя глянул на карту.

— От нашего лагеря до косы по прямой — полтора дневных перехода, или пятнадцать сухопутных равнинных лиг. Есть корабли с палубами, на которых могут стоять кони. Хуссарабам не придется расставаться с ними. Они поплывут вместе.

— И где же эти корабли? — с подозрением спросил Амза.

— Сто двадцать таких кораблей собраны в гавани Суэ и ожидают приказа, чтобы выйти в море. А вот здесь, — Лухар снова показал на карту, — есть небольшой поселок с двумя причалами. Корабли можно подвести сюда и в безветренную погоду перевезти на понтонах людей и лошадей. Лучше сделать это ночью. Переход займет сутки, и высаживаться они будут тоже ночью, и тоже с понтонов — вот здесь. Мы ударим неожиданно, с тыла. Мы можем даже не пытаться штурмовать укрепления Арда, а сразу атаковать Эль-Мен, в котором нас никто не ждет.

Амза вопросительно взглянул на Нанга. Нанг поклонился и сказал:

— Это самый лучший план, повелитель.

Амза вздохнул и сказал:

— Ладно. Уходите. Мне надо подумать.

Он приказал принести жирного барашка и бутыль с данахским вином. Еда и питье помогали ему думать.

Он задумчиво поглощал барашка, вытирая, по обычаю, жирные руки о сапоги и кожаный верх шапки. От этого кожа всегда блестела, как новая, не промокала, не трескалась и оставалась мягкой.

Аррант Радас объехал укрепления, проверил, как разместились граждане в казармах, выстроенных возле стены.

Казармы были огромными и могли вместить до десяти тысяч воинов. Сейчас они вмещали тысячу двести пехотинцев и восемьсот всадников. Всадники поселились отдельно — в их казарме был водопровод, а лошади поставлены в стойла в конюшне, не уступавшей размерами казарме.

Начальник конницы, владелец рабов и кораблей Фарис привез с собой дворню, несколько повозок с продовольствием и вином, и в первый же вечер устроил симпосий, на который пригласил самых почтенных всадников.

Пока всадники пили разбавленное вино и предавались разговорам о ценах на соль и рабов, в темной, продуваемой всеми ветрами казарме пехотинцев эль-менцы разводили костры и варили полбу.

Они были свободными гражданами, но слишком бедными, чтобы воевать. У многих не было своих доспехов, они брали мечи, щиты и дротики в аренду в государственном арсенале. Стоимость аренды отнималась от жалованья, которое получали пехотинцы за каждый день службы.

Радас вошел в громадное, выложенное из дикого камня, помещение. Присел у первого же костра. Люди потеснились. Здесь не было никакой мебели, только вдоль стен лежали охапки прелой старой соломы, на которой новобранцам и предстояло спать.

— Если здесь всегда так дует, пожалуй, лучше натянуть палатки, — сказал десятник Теор. В Эль-Мене он служил в портовой канцелярии оценщиком грузов.

Радас пожал плечами.

— Вряд ли мы здесь задержимся надолго. Если завтра не будет новостей, я прикажу разбить палаточный лагерь, поближе к Стене. Там меньше дует.

— А какие могут быть новости? — спросил толстый одышливый Бари. — Не полезут же хуссарабы на Стену?

Радас погладил бородку и сказал:

— На Стену они, может быть, и не полезут. Но могут попытаться пройти по горам, или сделать подкоп.

— Я слышал, они хорошо воюют на равнине, а в горах они воевать не могут. В пешем строю они не умеют ходить.

— Все мы что-то слышали, — ответил Радас. — Но еще ни разу не встречались с ними.

Издалека, из казармы всадников, донесся взрыв хохота.

— Всадники уже пьянствуют, — сказал Бари. — Не пора ли и нам?

Радас поднялся.

— Удачного вечера. Только не проспите утреннюю перекличку.

Он прошел сквозь всю казарму, переговорил с десятниками. В следующем помещении было теплее и светлее. Здесь горели светильники и были устроены лежанки — это была комната для командиров: сотников и их помощников.

— Аррант принес новости? — спросил сотник Антир, из пограничной стражи. Он был одним из немногих здесь кадровых военных, служивших в армии с юности.

— Новостей, слава богам, пока нет, — ответил Радас.

— А должны быть? — спросил другой.

Радас сказал:

— Разведка послана, стража в горах и на башнях усилена. По побережью выставлены караулы…

— Зачем они там, на побережье? — беспечно спросил Антир. — Хуссарабы боятся морской воды, я это знаю точно. Ни один не сядет в лодку, если только его не связать.

Радас кивнул:

— Я тоже это знаю. Но у хуссарабов служат и аххумы, и даже каффарцы. А какие они мореходы — все знают.

Когда он вышел, приказав на рассвете явиться к нему, Антир ухмыльнулся:

— Завтра будут учения. Устроим новобранцам праздник!

Ночью каан-бол и Шаат-туур выехали в степь. Старик учил мальчика определять направление по звездам.

— Звезды, как люди, движутся по кругу. Сейчас мы почти на перевале, разделяющем север и юг. За перевалом совсем другие звезды. Некоторые звезды гаснут, а некоторые внезапно загораются, будто кто-то то гасит, то разводит небесные костры. Вон тот четырехугольник называется Адам-Кугурлун: Люди ушли. Он виден почти всегда, если, конечно, небо безоблачно, но чем дальше за перевал, тем ниже он над землей. А вот эта звездная дорожка — Каскур-джал, Волчья дорога. Если ты окажешься в степи один и заблудишься, дождись ночи и смотри на звезды. И первым делом ищи вон ту яркую звезду на хвосте созвездия Маленькой лошади, Ат-Бол.