Крисс дописал последнюю фразу, поставил закорючку, которая затем позволит расшифровать написанное, и отложил перо. Поднял чернильницу, заткнул хорошо притертой пробкой, положил перо и чернильницу в специальный футляр. Теперь следовало подождать, пока высохнут чернила — много раз разведенные водой, они высыхали долго.

Он поплотней укутался в войлочную накидку, подаренную местными жителями, и снова стал смотреть на звезды. Наверное, думал он, они от того кажутся такими большими, что слой воздуха, пролегающий между земной и небесной твердью здесь, высоко в горах, значительно тоньше. Когда-то он вычитал это в книгах, что хранились в библиотеке отца, несчастного короля Киатты.

Что сейчас там, в Киа-Та-Оро? Он слышал, что Ибрисс снова ушел в странствия, а Фрисс, называющий себя королем, не смеет выйти за ворота королевского замка без крепкой охраны. Охраной же ему служит железный отряд бессмертных.

Крисс думал о королеве Ариссе, о старой няньке Калассе, о Фриссе… И задремал.

Когда войско плотно обложило Кут, и даже каналы, соединявшие город с озером, были перекрыты цепями, Шумаар вызвал в свой шатер Занна.

— Много ли в городе твоих людей? — спросил он.

— Нет, повелитель, — скромно ответил Занн и отвел глаза.

— Вижу, ты, как всегда, хитришь. Мне нужно, чтобы они вызнали, где находятся подземные хранилища для взрывающегося вещества.

— Это можно будет сделать… наверное… — осторожно сказал Занн. — В городе сейчас такая обстановка, что любой неосмотрительный шаг может стоить жизни.

— И все-таки пусть узнают это. И еще. Пусть будут готовы взорвать хранилища, когда нам это потребуется.

Занн склонился в глубоком поклоне.

— Я поражен твоей мудростью, повелитель, — неторопливо проговорил он. — Ты впервые узнал об оружии, стреляющем огнем, и уже хочешь использовать его по-новому… Я преклоняюсь перед твоим умом, и вижу, что ты по праву носишь звание темника.

Шумаар мрачно поглядел на склоненную голову Занна, на его лысеющую макушку. Может быть, он дерзил. А может быть, говорил искренние слова.

— Я не мудр и не умен, — наконец сказал Шумаар. — Я неграмотный неотесанный солдафон… По крайней мере, такое я слышал о себе много раз за время своей службы. И к тому же я бросил своего командира. Одного, умирать в горах…

Занн навострил уши — это было заметно по тому, как шевельнулись волосы на затылке.

— Правда, — сказал Шумаар, — теперь я пытаюсь искупить вину.

Он помолчал, словно к чему-то прислушиваясь.

— Ладно. Теперь иди и выполняй приказ.

— Это трудно будет сделать, повелитель, — немедленно отозвался Занн.

— Разве трудности пугают тебя?..

— Нет, но исполнение твоего приказа потребует денег, чтобы подкупить нужных людей.

Шумаар кивнул.

— Я прикажу казначею выдать тебе любую сумму.

Занн прижал руки к груди и, бормоча: Я поражен, поражен… — пятясь, вышел из шатра, где его немедленно атаковала яростная свора. Шумаар услышал звуки ударов палкой, потом голос слуги, которому удавалось ладить с собаками.

Шумаар закрыл глаза и лег на ковер.

Луна… — сказал кто-то негромко.

Шумаар не открыл глаз. Он лишь вздрогнул, и сердце его забилось тяжко и радостно. Луна… Тогда, в данахской степи, тоже была луна. Но сейчас она не кровавая, как тогда, — а белая, как молоко. Голос продолжал говорить, не останавливаясь, и смысл слов становился непонятным, но это было неважно. Главное — голос снова заговорил.

Шумаар улыбался, не открывая глаз.

Астон лично проследил, чтобы громадный стеклянный сосуд перенесли из подземелья в каземат. Сосуд имел прямоугольную форму, с широким круглым горлом. Его положили набок, освободив от войлока.

Нгара освободили от цепей, подняли и втолкнули в отверстие сосуда головой вперед. Обод горловины был предусмотрительно смазан жиром, и могучее тело Нгара проскользнуло внутрь легко и свободно.

Теперь он лежал внутри, такой же бесчувственный, каким и был.

Астон велел всем, кроме Вадемекума, покинуть каземат. Запер двери изнутри.

— Теперь, Ваде, ты замуруешь его.

— Но… — робко сказал Ваде. — Но ведь он задохнется там, внутри, как задохнулась та соба…

Астон молча ударил его по щеке. Сильно, но не очень умело. На щеке остался красный след от пальцев.

Вадемекум, втянув голову в плечи, склонился над чаном и принялся готовить раствор.

Астон ждал, пока Ваде приготовил раствор, потом дважды обтер горловину сосуда — тряпкой, смоченной щелоком. Потом смазал раствором края тяжелой стеклянной крышки. И крышка, и горловина, были обработаны шлифовальщиком, так что крышка закрывалась довольно плотно.

Обеими руками Ваде осторожно поднял крышку и вставил ее в горловину.

Все это время Астон молча сидел в кресле, наблюдал и не сделал ни одной попытки помочь Вадемекуму. Даже когда ему очень нужна была помощь: после того, как паз был залит раствором, нужно было стянуть железные скобы, которыми крышка прикреплялась к сосуду. Ваде, торопясь и потея, закрутил до упора винты на скобах. Опустил дрожащие от перенапряжения руки и повернулся к Астону.

Астон, наконец, поднялся. Оттолкнул Ваде, и почти без усилий довернул оба винта еще на полтора-два оборота.

Сосуд был зеленоватый, и стенки были неровными. Лежавший в нем человек казался искривленным, с огромной головой и уродливо длинными ногами. К тому же стекло было не совсем прозрачным, и лицо Нгара разглядеть было трудновато — в особенности при скудном освещении.

Астон снова сел в кресло, налил себе вина и стал цедить его маленькими глотками. Некоторое время спустя Вадемекум, так и не тронувшийся с места, кашлянул, прочищая горло, и осторожно заметил:

— Странно, магистр…

— Что? — лениво спросил Астон.

— Стекло изнутри не потеет.

Астон допил вино, поднялся, потянулся с хрустом и сказал:

— Богов не существует…

Отпер двери каземата, добавил:

— Кроме меня.

Туман висел над Старой столицей; глядя со стены бастиона, Азан думал, что все Приозерье наполнено этим густым, черным туманом.

Ибо это был не просто туман. Шумаар велел выжечь сады и виноградники вокруг столицы; они мешали штурму и не годились в качестве корма для тысяч его коней.

А в подземных мастерских день и ночь горел адский огонь, кузнецы отливали новые заготовки для стволов аррадатов.

— Металл кончается, магистр, — докладывал начальник мастерских Ферро. — Мы использовали даже те заготовки, что пролежали в хранилищах много лет. Их проела ржавчина.

— Если его очистить от ржавчины — останется самый прочный металл на свете, — ответил Астон. — Много лет назад мне пришлось побывать в одной далекой стране. Это страна на островах, но народ там един, и говорит на одном языке. В этой стране делают лучшие клинки на свете. И знаешь, как? Кусок металла погружают в болото на много лет. Потом вынимают. Ржавчина — это плохая часть металла. Кусок очищают от ржавчины и снова опускают в болото. Так делают много раз. И в самом конце остается сталь, самая твердая на свете… Впрочем, я думаю, аррадатов хватит.

— У нас больше нет запасов селитры, — сообщал Игнис, ведавший производством пороха.

— Надо лучше хранить тот порох, что уже сделан. Почему мне то и дело докладывают о взрывах?

Лицо Игниса — темное, усыпанное черными пороховыми точками, стало угрюмым. Он развел руками:

— Рабы не могут выполнять такую работу. Рабочие боятся. У них слишком короткая жизнь. Где мне взять новых мастеров? Приходится брать плохо обученных новичков…

— И новичков скоро придется отпустить. Нам нужны солдаты, а не калеки.

Наконец, Астон понял, что сделать большего нельзя. Хуссарабы будут штурмовать город, а в городе полно предателей…

Шумаар не повел войска на приступ. Он приказал копать длинные и узкие траншеи, которые зигзагами вели к городским стенам.