Ибрисса они приняли за конкурента и после небольшой словесной перепалки кинулись его бить. Но Ибрисс подбежал к городской страже, громко выкрикивая свое имя.

Стражники с хохотом оттолкнули его от ворот тупыми концами алебард, но один из них, десятник, кое-что слышал о непутевом сыне короля. Он отогнал попрошаек и завел Ибрисса в караульню, а сам послал за начальником стражи.

В конце концов Ибрисса впустили в город, но, по приказу Фрисса, переодели и пронесли во дворец в закрытом паланкине. Ибрисс, однако, то и дело высовывался из окошка и кричал прохожим:

— Да здравствует свободная Киатта! Ура Фриссу!

Прохожие испуганно жались к домам, а Фрисс, когда ему донесли об этом, пришел в неистовство.

Когда стражники, обливаясь потом (Ибрисс был, пожалуй, тяжеловат), поставили паланкин в малом внутреннем дворике королевской крепости, Фрисс сам попытался вытащить брата из паланкина. Однако Ибрисс с величественным видом отверг его руку и выбрался самостоятельно. Он встал с гордым видом возле паланкина, отставил жирную ногу, на которой едва не лопались по швам подобранные не по размеру короткие, до колен, штаны, и произнес:

— Приветствую тебя, брат мой, владетельный король свободного Оро!

На эту наглую выходку Фрисс, не найдя слов, ответил ударом в ухо. Удар оказался неожиданным и болезненным. Ибрисс присел и спросил:

— А что, город уже изменил название? Или ты теперь называешься императором?

На что тут же получил вторую увесистую оплеуху.

Стражники покатывались с хохоту, но под взглядом Фрисса примолкли.

— Ступай за мной! — свистящим голосом велел Фрисс и пошел во дворец.

Ибрисс обернулся на стражников, и отвесил им глубокий поклон, отчего и штаны, и жилет на нем наконец-то лопнули по швам. Именно в этот момент Фрисс обернулся; его взгляду представилась оголившаяся обширная бабья задница брата и часть жирной спины.

Фрисс побелел. Он молча подскочил и изо всех сил пнул Ибрисса в молочный зад. Ибрисс упал, а стражники, мгновенно прекратив смех, исчезли под навесом караульного помещения.

Тучи сомкнулись, и дождь хлынул, как из ведра. Но это было далеко внизу; для стоявших на вершинах Туманных гор Аххумана и Намуххи тучи казались слегка всхолмленной ватной поверхностью, над которой там и сям торчали заснеженные пики гор.

В далеких долинах вид был еще красочнее: над облаками торчали изумрудные верхушки гигантских туй. Облака двигались, и деревья, казавшиеся кустиками, плыли над ровной молочной рекой.

— Здравствуй, брат, — промолвил Аххуман, как обычно, первым.

— Здравствуй, — ответил Намухха.

Аххуман присел на гигантскую глыбу и сказал ровным голосом:

— Мы что-то делали не так, верно?

Он помолчал, искоса взглядывая на Намухху.

— Я имею в виду, что мы сделали слишком мало, чтобы остановить то, что творится там, внизу…

Он показал кивком головы на спрятанную под облаками землю.

— Ты говоришь про дождь? — Намухха, как обычно, прятал насмешки под несокрушимой серьезностью. — Тогда изволь: сейчас я разгоню тучи.

Аххуман вздохнул.

— Ты знаешь, о чем я говорю… Я думал, что ты — воин, и, придя на землю, начнешь карать злых и помогать праведным. Ну, или, во всяком случае, пройдешь по земле, оставляя за собой горы трупов…

— Зачем? — спросил Намухха, улыбаясь своей неверной, исчезающей улыбкой.

— Ну… — Аххуман помялся, пожал плечами. — А зачем еще нам приходить к людям? Чтобы действовать, верно? Действовать там, где люди оказываются бессильными.

Намухха неожиданно свистнул, отчего нескольких круживших в небе орлов будто сбило на лету, и присел на тот же обломок скалы, заставив Аххумана подвинуться.

— Не знаю, как насчет тебя… — сказал он. — Ты — объединитель, ты даруешь согласие и общую цель… А у меня всё по-иному, верно? Думаю… — Намухха усмехнулся, припоминая что-то. — Думаю, я сделал не так уж мало. Оживил пару мертвецов, один раз обернулся волком, дважды — собакой. Вернее, даже сворой собак. Это, кстати, было не так-то легко, поверь мне. А главное…

Он приблизил узкое лицо к глазам Аххумана, и по лицу его пробежала непонятная ломаная линия — то ли усмешка, то ли выражение боли.

— А главное — выполнил свое предназначение. Разъединил их всех.

Аххуман молча обдумывал слова брата. И ему теперь многое становилось яснее.

— Они перегрызлись между собой, — Намухха отодвинулся от брата, поднял голову к неистово синим небесам и рассмеялся, показывая ослепительно белые зубы. — Они передрались, как псы в клетке. И эта грызня ширится, захватывает всё новые народы и земли. Тем, кто сидит у Рва, скоро станет некем командовать. Армии начали рассыпаться.

Намухха подбросил и поймал камешек. Потом подобрал второй и стал подбрасывать и ловить их одной рукой.

— Ненависть побеждает всё! И она снова оказалась непобедимой! — почти выкрикнул он. — Она всегда побеждает любовь. А вражда всегда побеждает согласие!

Аххуман, не мигая, глядел на него, и в его взгляде отвращение смешивалось с восхищением.

— Стоит поджечь угол деревянного дома, и вскоре огонь оближет все четыре стены и сожрет крышу, — продолжал Намухха. — Брось искру на сухой пучок травы — запылает вся степь. По-моему, в этом и было мое предназначение там, на земле. А драться на мечах или ломать ребра в кулачных поединках… Нет, брат. Пусть этим занимаются люди. Кстати, это у них получается иногда совсем неплохо.

Он взглянул вниз, куда упал выроненный камешек. Там, в глубоких ущельях, кипела вода, грохотал гром и лишний камень, катящийся с гор, никого не удивит.

— Но искры может погасить даже ветер, — проговорил Намухха. — А там — посмотри, какой дождь… Ах, какой дождь!

Аххуман проследил за взглядом Намуххи, увидел потоки, смывающие дома, увидел мертвых — их тела бились о камни, крутились в водоворотах, выныривали, словно были еще живыми, и снова пропадали в черной пене. Он увидел живых, с плачем и воплями бежавших куда-то сквозь ночь и ураган, увидел девочку, которая пыталась спасти быка, заставляя его подняться и не зная, что у быка переломаны ноги…

Аххуман на мгновение прикрыл глаза. Когда он снова взглянул вниз, то увидел лишь громокипящие тучи, бившиеся друг о друга, как волны.

— Хорошо, — сказал Аххуман. — Я понял тебя. Иди, брат, бросай новые искры, раз в этом и состоит твое предназначение.

— Пойду, — ответил Намухха поднимаясь.

Он сладко потянулся, оглядывая мир. Заметил на северо-западном крае знакомое копошение.

— А! — сказал он. — Я снова вижу твою работу. Там новый город, да?

— Да, — улыбнулся Аххуман.

Намухха поглядел на него сверху вниз. Усмехнулся.

— А знаешь… Город новый, но люди-то в нем — прежние.

Захохотал и почти бегом кинулся вниз, перескакивая через расселины, прыгая с кручи на кручу.

Гарран с размаху вонзил топор в бревно и поднял голову. Отсюда, с высоты сухого дока, ему была хорошо видна дорога, бежавшая среди холмов. По дороге плелись два человека, едва волоча ноги.

— Ом Эро! — крикнул он, свесив голову вниз. — Посмотри, что там за люди идут со стороны пустыни? Пошли за ними повозку!

Крисс подумал, что это очередной мираж: среди песка возникли ребра гигантских существ — почти такие, какие им встречались в пустыне. Но когда кто-то плеснул ему в лицо чистой холодной воды, чьи-то заботливые руки поддержали его и он почувствовал вкус воды, которую стали лить ему в рот, — он закашлялся, протёр глаза и понял, что это не мираж.

И они давно уже были не в пустыне.

Там, где зеленый берег вплотную подступал к морю, возвышались шпангоуты кораблей — настоящих кораблей, которые он видел когда-то давным-давно, в прошлой жизни. Потом он разглядел дома и пристани, увидел стружки в зеленой воде и загорелых людей.