— Домел-Ла? — рявкнул внезапно услышавший знакомое слово Верная Собака. — Её зовут Айгуз!

Он ткнул пальцем в сторону Домеллы и грозно уставился на жреца.

— Как прикажешь, мой господин, — на языке гор ответил жрец. — Прости, но в Аххуме госпожу знают под другим именем.

— Никогда его больше не произноси! — Верная Собака затрясся от гнева и, не зная, как выразить обуревавших его чувств, сильно толкнул толмача. Худосочный толмач отлетел к стене, безропотно кивая и улыбаясь.

Домелла сделала шаг вперед. Не глядя на Верную Собаку, спросила жреца:

— Как тебя зовут?

— Харрум, госпожа. Я жрец повелителя морей бога Амма.

— Я знала тебя?

— Нет, госпожа, мы никогда не виделись. Всю жизнь я провел в горных святилищах, и лишь однажды побывал в Ушагане и Аммахаго, а побывать в Кейте мне так и не пришлось.

Домелла побледнела при звуках родных названий. Закусила губу.

— Принеси воды! — негромко сказала служанке.

Запотевший кувшин, доверху наполненный родниковой водой, она сама поднесла Харруму. Харрум с благодарностью принял его:

— Спасибо, моя госпожа. Мы немного притомились в дороге…

Он напился и передал кувшин товарищам.

— Вы шли пешком? — участливо спросила Домелла. — Отсюда до Зеркальной долины почти сто миль пути.

— Да, мы пришли пешком. Мы мирные жрецы, и наши ноги привыкли к бубенчикам, а не к стременам.

Домелла велела устроить жрецов в одной из верхних комнат дворца, а на ворчание начальника дома ответила:

— Они чужестранцы. Еще год назад они и мы были врагами. Им есть чего опасаться в Арманатте, а наверху им будет безопасней.

Тем временем Верная Собака отправился на поиски Ар-Угая. Ему было лень далеко ходить, поэтому он лишь доковылял, отдуваясь, до дворца Ар-Угая и приказал слугам разыскать хозяина.

Внизу, в парадной комнате, Собака взгромоздился с ногами на тахту и велел принести ему шербета, а позади поставил раба с опахалом.

Ар-Угай появился неожиданно.

Верная Собака неодобрительно взглянул на него:

— Где ты был?

— А какое тебе до этого дело?

Собака прихлебнул шербета, почмокал:

— В такую жару… Я на твоем месте просто лежал бы в тени.

— Ты — плохой полководец, — сказал Ар-Угай. — А я — хороший. В этом вся разница. Так говорил Богда.

— Да. Я помню, — согласился Собака.

И, отставив шербет, начал:

— Из Аххума пришли жрецы. Они говорили с Айгуз. Звали ее к себе. На какой-то храмовый праздник.

Ар-Угай вопросительно поднял брови.

— И где они сейчас?

— У нее во дворце.

Ар-Угай подумал.

— Надо взглянуть на них.

— Я хорошо рассмотрел. Это жрецы, а не воины.

Ар-Угай прошелся взад-вперед, остановился.

— Она, конечно, согласилась?

— Не знаю. Но она говорила с ними ласково, на аххумском языке.

— На своем родном языке, — уточнил Ар-Угай. Уселся напротив Собаки, налил себе шербета и сказал:

— Их храмы в Зеркальной долине. Там стоит Камда, и ничто не пройдет незамеченным. Я думаю, пусть она едет.

Собака вздохнул.

— Но она — женщина, — продолжал Ар-Угай. — И требует особой заботы…

— Женщина? — Верная Собака почмокал непонимающе. — Какая забота ей нужна?

— Всякая. Женщины болтливы и вздорны. Ты ведь знаешь женщин, Верная Собака?

— Да, конечно. Очень болтливые и вздорные, — подтвердил Собака, но тут же спохватился:

— Но она дочь великого каана…

— Вот именно. И поэтому ее нужно сопровождать.

Ар-Угай поднялся на ноги, склонился к Верной Собаке:

— Я хочу, чтобы ее сопровождал ты сам.

Верная Собака нахмурился. Лоб покрылся множеством складок, и было понятно, что мозг его в эту минуту занят тяжелой работой.

— Да, — наконец сказал он. — От меня она не убежит.

Сегодня проводник из селения Пирраун сказал, что мы вышли к истокам Тобарры. Никто ему не поверил, но я подумал, что он прав.

Я долго стоял на обрывистом каменистом берегу, глядя на пенный поток. Он был шириной не более двух десятков шагов. Только через две-три сотни миль к северу этот поток, набравшись сил, превращается в великую и спокойную реку. Немудрено, что проводнику не поверили.

Я продолжаю составление карты. Так далеко на северо-запад не заходил еще никто, кроме, может быть, тех древних географов, чьи книги я читал в библиотеке отца. Судя по моей карте, озеро Бонго почти точно к югу от нас, может, на два-три градуса западнее. В Бонго сидит Каран-Гу, один из самых заслуженных темников хуссарабского воинства. Надеюсь, его отряды не заберутся так далеко на север.

Еще несколько дней пути отделяют нас от селения Дибах. Там живут совсем дикие люди. Говорят, у них нет никакой письменности, а когда, в суровые зимы, им не хватает еды, они высылают шайки разбойников на юг, на запад и на север. Мы обойдем Дибах стороной и выйдем к горам Валла. За этими горами, как я помню, лежит цветущая приморская равнина. Но если мы ошибемся и возьмем чуть больше на север — то, спустившись с гор Валла, окажемся на окраине Мертвой пустыни. Земли там отравлены Лагуной, и люди не могут жить.

Крисс поднял голову: кричали дети, купаясь в пенном потоке. Неподалеку от них женщины устроили стирку — вода большая редкость в этих местах. Женщины сварили мыло из жира и золы, и натирали этими черными, зловонными кусками одежду, потом долго мяли ее, а потом полоскали в небольшой заводи.

Крисс вновь окунул перо в чернильницу.

Скоро наступит новый год, — в первый день Священного месяца. Год 575-й от Возвращения Аххумана. Но Раммат говорит, что жрецы-вычислители сделали ошибку ровно на три года. Что Аххуман давно уже пребывает на западном борту земли, а у нас, на восточном, царствует Намухха.

Это похоже на правду. Чем дальше на запад мы движемся, тем дальше от нас война и разрушения. В высокогорном селении Туаскан, где живут туаски, — они выстроили каменный город прямо внутри горы, — даже не слышали о хуссарабах. Они говорят — война здесь была, но была давно, только старые люди помнят. Туаски отсиделись в своих пещерах, и вот уже несколько лет на этом краю плато не появлялись ничьи войска.

Не означает ли это, что здесь правит Аххуман, а в Аххуме и на Равнине Дождей три года назад наступила эпоха Намуххи, эпоха крови и разрушений.

Скорее всего, Маттуахаг ошибся. Тогда выходит, что сейчас наступает четвертый год от возвращения Намуххи. Но мы все дальше уходим от него, и летосчисление будем вести по-прежнему — от возвращения Аххумана.

Крисс задумался. Вновь обмакнул перо и дописал: Но если бы все это было так просто, почему же люди раньше не догадались переходить вслед за богом добра с одного борта земли на другой?

По дороге Аххага неторопливо двигался целый поезд закрытых степных кибиток, в окружении конных стражников.

Люди Амзы встретили посольство еще в предгорьях, далеко к северу от Нуанны.

К посольскому поезду отправились самые близкие Амзе люди — родственники, которых называли ахул, большинство из которых, хотя и имело высокие воинские звания, редко брало в руки мечи.

Посольство спустилось с гор, неторопливо проехало мимо пыльных неубранных полей, и наконец приблизилось к лагерю.

Амза, одетый почти по-царски, в кафтане с золотой вышивкой и меховой опушкой, поднялся со своего места и неторопливо спустился к подножью кургана.

После церемонных приветствий трое послов, главным из которых был родич Ар-Угая Арстун, поднялись на курган и вошли в шатер.

Арстун отказался от нуаннийского вина, велев заварить чай из верблюжьей колючки — традиционный напиток хуссарабов. Принял пиалу, отхлебнул темную обжигающую жидкость.

Амза и его родичи сидели по другую сторону дастархана, а позади стоял Лухар. Арстун взглянул на него и покачал головой.

— Что делает здесь аххум?

Амза повел плечами, но промолчал. Лухар, помедлив, двинулся к выходу из шатра.