Аргам вспоминал все это с такой же отчетливостью, с которой видел сейчас зимний рассвет. Мороз иглами покалывал щеки, в воздухе носились мелкие кристаллики снега. Аргам смотрел на раскинувшиеся поля, на белые гривы лесов, тянувшихся по ту сторону Северного Донца, на балки, где окопался враг, и пытался представить себе, какими должны быть здесь весна и лето. Стало совсем светло. Показалось солнце, и серое небо вдруг все засветилось голубовато-бирюзовым цветом.
Зазвякали котелки — бойцы шли завтракать.
Раздался грохот орудий, и в ста шагах от землянки разорвался снаряд. Словно чья-то злая рука обсыпала пеплом белый снег вокруг зазиявшей воронки…
Начинался боевой день. Бессонная ночь в землянке отошла в прошлое.
Утром Аргама и Ираклия вызвали в штаб полка.
— Ну, как сегодня завтракали? — спросил Дементьев.
Бойцы ответили, что позавтракали хорошо.
— Вчера было что-то пересолено. А сегодня как? — продолжал расспрашивать майор.
— Сегодня все в порядке, — ответил Ираклий.
— Вас, Вардуни, вызывают в штаб дивизии, — сообщил майор.
— Зачем? — удивился Аргам.
— Повидимому, хотят назначить переводчиком какого-нибудь полка. Вы рады были бы такому назначению?
— Буду служить там, куда пошлет командование.
— Проситесь в наш полк…
Ираклий должен был идти в политотдел на совещание. Они вдвоем отправились в штаб дивизии.
Всю дорогу Аргам волновался. Говоря по совести, его не особенно радовала перспектива стать переводчиком полка: по его мнению, эта должность давала мало возможностей совершать подвиги, между тем как в последнее время он снова стал мечтать о геройских делах. Вот если он останется при своей части, тогда будет неплохо. Но если пошлют в другое место… Этой мысли Аргам боялся. Ему казалось, что нигде он не сроднится так с товарищами, не найдет такого командира, как майор Дементьев, такого комиссара, как Микаберидзе, — нигде ведь нет такого полка, как их полк! Ираклий обнадеживал Аргама, говоря, что ему, наверно, удастся вернуться в свою часть, а если он и будет в другом полку той же дивизии — тоже не страшно. Нехорошо получится, если переведут в другую дивизию…
— Ни за что не пойду, что бы со мной ни делали! — распалился Аргам.
Ираклий, добродушно улыбаясь, напомнил Аргаму его же слова, сказанные командиру полка: «Буду служить там, куда пошлет командование».
У штаба дивизии они разошлись: Ираклий направился в политотдел, Аргам — к начальнику разведки штаба.
Он постучал в дверь той хаты, где должен был представиться майору Романову, и тут только вспомнил, что собирался сперва зайти к Тиграну, посоветоваться с ним. Но было уже поздно. Изнутри отозвались, и он, волнуясь, переступил порог.
— Явился по вашему приказанию, товарищ майор!
— Майор в следующей комнате. Разве не видите — я старший лейтенант! — ответил Аргаму офицер, которого он принял за начальника разведки.
Старший лейтенант снова склонился над разрисованной карандашами многоцветной картой. Аргам и в самом деле не заметил вначале знаков различия.
В следующей комнате сидел майор. Тут уж Аргам в первую очередь обратил внимание на петлицы. Он представился. Начальник разведки, показавшийся Аргаму высоким, богатырски сложенным человеком, пристально посмотрел на него и встал; оказалось, что это небольшого роста, плотный мужчина, с головой, которая была бы подстать великану.
— Жилко! — позвал майор в приоткрытую дверь.
Вошел тот самый старший лейтенант, которого Аргам приветствовал в первой комнате.
— Видишь, — обратился майор к лейтенанту, — пока мы тут разбирались в своих людях, из армии уже прислали человека. А еще разведчиками называемся!
И, повернувшись к Аргаму, спросил:
— Немецкий язык знаете?
— Да, знаю, — ответил Аргам.
— Писать, читать, разговаривать?
— Умею.
— Где учились?
— В Ереване — в десятилетке и в университете. Кроме того, мой отец был учителем немецкого языка.
Майор перешел на немецкий язык:
— Можете исполнять должность переводчика?
— Я не знаком с обязанностями, товарищ майор.
— Допрашивать, записывать?
— Постараюсь, — кивнул Аргам.
— Вот и ладно. Мы вызывали вас, чтобы назначить переводчиком в нашем полку, но из штаба армии уже прислали человека. Нехорошо получилось. Заполните анкету у старшего лейтенанта и возвращайтесь в полк. Надо будет — вызовем.
Дойдя до дверей, Аргам обернулся и проговорил:
— Я не хотел бы уходить из своего полка.
Майор взглянул на него.
— Учтем! — успокоил он Аргама. — Если понадобится новый переводчик, сделаем перестановку, не будем разлучать вас с вашим полком. А впрочем, — прибавил он, — если будет нужно, и разлучим! Заполните анкету и отправляйтесь пока домой.
Аргам вышел из отдела разведки. Он справился о Тигране. Какая-то девушка в военной форме ответила, что старший политрук Аршакян проводит сейчас беседу с парторгами. Она с интересом посмотрела на Аргама.
— А вы не родственник ли ему?
Аргам ответил, что они братья.
— Вот оно что! — обрадовалась девушка. — Я так и подумала. Смотрите, как похож, особенно глаза!..
— Вы очень наблюдательны, — улыбнулся Аргам.
В перерыве Аргаму удалось отыскать Тиграна. Он рассказал ему, чем закончилась история его нового назначения. Тигран обещал переговорить с майором, чтобы его не откомандировывали из дивизии.
Аргам условился встретиться с Ираклием у Седы и Шуры и вместе вернуться в полк. Он еле сдерживался, чтобы не бежать по улицам. Возможность увидеть Седу казалась ему большим счастьем. Не каждому бойцу выпадает возможность видеться на фронте с любимой девушкой.
Позабыв отдать честь встреченному по дороге интенданту, он уже хотел вбежать в ворота, но интендант остановил его, сделал выговор за то, что он не приветствует командира, и, узнав номер части, имя и фамилию Аргама, приказал:
— Доложите командиру батальона о том, что вы нарушили устав.
— Есть доложить командиру батальона о том, что я нарушил устав! — четко и раздельно повторил Аргам, желая поскорее разделаться с этой историей.
— Идите! — разрешил командир.
Аргам вошел. Вот и Седа — сидит, склонившись над столом. Она посвежела, как будто поправилась, волосы ее стали еще пышнее. Седа увидела Аргама и радостно бросилась ему навстречу.
Через полчаса Аргам и Седа пошли к Ивчукам. Седа познакомила его с Шурой. С первых же минут знакомства Аргам стал рассыпаться перед Шурой в комплиментах, которые смутили и заставили покраснеть молоденькую украинку. Аргам умышленно не упоминал об Ираклии, желая, чтобы девушка заговорила о нем сама. И он добился своего. Взглянув на Седу, Шура спросила, знает ли он Ираклия Микаберидзе.
— Это мой близкий друг. А вы откуда его знаете?
— Знаю, — и Шура снова посмотрела на Седу.
Девушки рассмеялись.
— Тут что-то есть? — притворился несведущим Аргам.
— Ничего нет! — еще больше покраснела Шура.
Седа промолвила по-армянски:
— Ладно, не мучай девушку, скажи, что придет.
— Потом скажу, — ответил Аргам.
Узнав, что Шура училась в институте иностранных языков, Аргам по-немецки спросил:
— Вам нравится мой друг грузин?
— Я не знаю, что думает обо мне ваш друг грузин, — тоже по-немецки ответила Шура.
— Самое лучшее, что только может думать влюбленный человек!
— Вы сочиняете! — и Шура засмеялась.
Этот радостный смех был равносилен признанию, и тут Аргам окончательно смутил Шуру, сообщив, что Ираклий скоро сам придет сюда.
Ираклий пришел, когда уже стемнело.
Встретились они с Шурой с застенчивой робостью. Подбадривающие слова Аргама оказали на них обратное действие.
Пора было возвращаться в полк. Девушки захотели их проводить. Стемнело. Аргам и Седа шли впереди, Ираклий с Шурой за ними.
У моста через реку Вовчу девушки должны были вернуться. Трудно было позволить им уйти, позволить исчезнуть этой иллюзии настоящего счастья!