— Да, вот тебе и война!
Догадываясь о том, что мальчик обморожен, он приказал вынести его из блиндажа и оттереть снегом руки, ноги и лицо.
В блиндаж вошла Анник Зулалян, сонная, с расширенными от удивления глазами. Мальчика вынесли наружу, оттерли снегом и принесли обратно. Рассказав комбату все подробности происшествия, Арсен вернулся на пост, забыв упомянуть о том, что дал выпить мальчику водки.
Это упущение и вызвало в дальнейшем полупечальные, полукомические последствия.
Капитан Малышев распорядился дать мальчику немного водки, чтобы привести его в чувство. Тот открывал глаза, закрывал их и снова слабо стонал, не говоря ни слова. Опять поднесли фляжку к его губам. На лице мальчика появилась гримаса, он мотнул головой, отворачиваясь от фляжки. Ему влили несколько глотков насильно. Глаза его открылись. Он оглянулся, лицо его осветилось улыбкой, и он заговорил, обращаясь неизвестно к кому:
— Товарищ генерал, фашисты из фанеры танки приготовили! Я сам видел, товарищ генерал. На разведку пошел и все разузнал!
Думая, что мальчик обращается к нему, капитан Малышев сказал:
— Ты говоришь не с генералом, мальчик. Я — капитан.
Тот приподнялся и стал на ноги, ухватившись рукой за колышек, вбитый в стену блиндажа.
— Товарищ генерал, докладывает капитан разведчиков! Товарищ генерал, я разузнал, что фашисты хотят надуть нас, собираются выставить танки из фанеры. Понимаете? Фальшивые танки! Товарищ генерал, это все правильно, честное ленинское! И револьвер этот я у них добыл. Дедушка все боялся. А я как схвачу — и ходу! Только как бы дедушку не убили… Да нет, он спрячется в погребе у Карпенко. А револьвер мой, никому его не отдам! И фашистов всех разом уничтожить можно. Батарея, огонь! Прямой наводкой на дом Карпенко, пли! Громи фашистский штаб!
Малышев поглядывал на Анник и улыбался: смотри, мол, какие любопытные вещи бывают на свете! Эта улыбка как бы говорила: «Для меня тут ничего удивительного нет, я сквозь огонь и воду прошел. Это ты, неопытная девушка, удивляйся и учись познавать жизнь!..»
— Послушай, мальчик, ты мне представления не устраивай! — строго сказал он. — Говори сейчас: кто ты и откуда шел?
— Я капитан разведчиков, несу ужас и смерть фашистским захватчикам! — с ребячьей хвастливостью заявил мальчик. — Товарищ генерал… Товарищ Яснополянский, я… я — гроза фашистских оккупантов!
Затуманенный взгляд, смелое и свободное поведение мальчика удивили Анник. Она наклонилась к нему.
— Да он пьян, вы напоили ребенка!
Шатаясь и держась за стену, мальчик шагнул к капитану и, поднеся руку к фуражке, пронзительным мальчишеским голосом выкрикнул:
— Товарищ генерал… разрешите доложить… товарищ генерал, разрешите…
Не докончив фразы, он пошатнулся, стукнувшись спиной о стену блиндажа.
— И правда пьяный, переборщили мы с водкой! — сокрушенно подтвердил Малышев.
Решили уложить мальчика, чтоб он выспался и пришел в себя, но тот сопротивлялся и кричал, думая, что попал в руки фашистов.
— Оставьте меня, не трогайте! Все равно ничего вам не скажу… ничего не узнаете!
Анник и смешно и больно было смотреть на этого ребенка, который не сознавал окружающего под влиянием водки.
Его уложили спать. В первые минуты он нервно дергался, кривил лицо, но затем дыхание его стало ровным, и он заснул глубоким, мертвым сном.
XLIV
Капитан Малышев связался с командиром полка и доложил о происшествии. Дементьев приказал немедленно доставить к нему необычного ночного гостя. Мальчик еще спал. Его закутали в тулуп, вынесли и положили в сани. Но он не проснулся и в дороге. В штабе по приказу майора Кобурова ему натерли снегом лицо.
Когда мальчика внесли в блиндаж командира полка, он зажмурился от показавшегося обильным света. Человек исполинского роста сказал мальчику:
— Здорово, герой! Ну, расскажи, откуда ты явился.
— А вы кто? — шепотом спросил мальчик, избегая встречаться взглядом с незнакомым подполковником.
— Я — подполковник Красной Армии Дементьев. А кто ты?
Не выдержав взгляда подполковника, мальчик опустил голову и прошептал:
— Я расскажу все генералу Яснополянскому. Пусть меня отведут к нему.
— Ах, вот как. Мне, значит, не доверяешь?
Мальчик молчал, не поднимая головы.
— Ладно! — согласился подполковник. — Отправим тебя к генералу, кстати он и сам тебя ждет! Не сомневайся, пошлем, товарищ Дмитрий Степной. Приготовься к новой поездке на санях.
Митя вскочил с места, удивленный и испуганный. Лицо у него горело, глаза лихорадочно блестели.
— Ты посиди немного, отдохни, Митя, потом поедешь.
И тут Митя, крепко сжав губы, заплакал, задыхаясь от волнения и неожиданности.
— Ай-ай-ай, да разве герои плачут? — пошутил подполковник. — Не годится! А ты ведь, кажется, герой, мне о тебе рассказывали.
Сдерживая слезы, Митя смотрел на огромного и доброго подполковника и горестно думал, что ничего, ничего не сможет скрыть, что тот уже все знает. Он никак не мог взять в толк — как же подполковник узнал обо всем и неужели правда, что генерал Яснополянский ждет его? Подполковник добавил:
— Да, забыл, кланялся тебе Тигран Иванович Аршакян!
Это окончательно обезоружило Митю, и он выговорил сквозь слезы:
— Я все вам расскажу, честное ленинское, не солгу! Только чтоб мама не узнала, ничего ей не говорите!
— Ну вот и хорошо. А мама ничего не узнает. Рассказывай, но только правду, ничего не выдумывай.
— Все расскажу, дядя, все, как было, даю честное ленинское! А револьвер мой отдадите? Не отберете у меня револьвера?
— Ну, что твое, так уж твое! А теперь выпей-ка горячего чайку, отведай вот этих пирожков и рассказывай. А револьвер, пожалуйста, хоть сейчас возьми!
Вначале мальчик отказался от чая, но потом стал быстро пить, обжигая губы. После этого он подробно рассказал о своих похождениях.
…Он решил тайком пробраться за линию фронта, тайком потому, что все равно ему не разрешили бы. Тигран Иванович так и говорил, что еще мал Митя для таких дел, ему ведь всего двенадцать. «Если вдруг попадешь фашистам в руки и тебя мучить станут, не выдержишь, выдашь тайну, нехорошо получится. Выйдет, говорит, что ты предатель».
А это неправда, что Митя способен выдать тайну врагу. Хотите вот — положите его руку на стол и вбейте в нее молотком гвоздь; если даже умрет от боли, и то ни слова не скажет!
Он решил пойти ночью в село Огурцово. Там ведь дед остался. Выведает он там все о гитлеровцах, вернется и расскажет генералу Яснополянскому. Если деда не окажется, то пойдет к Карпенко, они тоже не сумели эвакуироваться из села. А Витя Карпенко его товарищ. Они вместе все и разузнают.
«Ты еще очень мал», — говорит Тигран Иванович. А как вот Павка Корчагин спас от белых Жухрая, сбил с ног вооруженных беляков и сам убежал с Жухраем?
Когда бабушка начала посвистывать носом (она всегда свистит во сне), он взял кинжал, компас, простыню, чтоб закутаться, если придется лечь на снег, как это делают разведчики, и тихонько вышел из дому.
Пробрался он мимо артиллеристов, прошел мимо села Готища. Это было самым трудным. Что ни шаг, то человек, полно бойцов, пушек, кухонь. И ночь ясная, ветра нет. А у Донца проходит линия нашей обороны. Пополз он, хотел было войти в окоп, оттуда — голоса. Снова припал к земле. Потом наши начали стрелять в сторону неприятеля; из пулеметов искры сыпались, в нос било запахом пороха. Он немного отполз и спустился в окоп, чтоб перебраться на ту сторону. А в это время по окопу проходил боец… Он сел в нише окопа, прижавшись спиной к стене. Боец поравнялся и прошел мимо. Тогда Митя выбрался из окопа, накинул простыню и пополз в сторону немецких позиций.
— И как он на минах не подорвался, — с беспокойством прервал майор Кобуров.
Митя со страхом оглянулся на него.
— Дальше, Митя, дальше! — подгонял подполковник.
…Устав ползти, Митя, пригнувшись, зашагал. Гитлеровцы пускали ракеты, иногда стреляли из пулеметов. Все вокруг освещалось. Митя думал, что это его заметили и оттого стреляют. Потом-то он сообразил, что не надо идти мимо кустарника: ведь кусты больше обстреливают, а открытые места — меньше. Он отошел от кустов и пополз по открытым местам. Убьют — так пусть убивают: война! Как же разведчики каждый день пробираются к ним в тыл? И вот он дополз так близко, что когда стреляли немецкие пулеметы, увидел все амбразуры, а огонь их пулеметов проходил прямо над его головой.
