У кого автор получил информацию, осталось неизвестным, и Виктория подозревала в этом чуть ли не всех.

— Сколько бы я ни беседовал с вами, у вас всегда была какая-нибудь своя версия событий, — заметил Эллиот. — И вы, видимо, хотите, чтобы я распространял именно ее?

— Боюсь, что дальше от правды, чем сейчас, вы быть не можете, — ответила Виктория, но ей польстило, что Эллиот похвалил ее за умение читать мысли других. — В гораздо большей степени это… личное дело, — объяснила она.

— Хантер?

Стало ясно, что интуиция свойственна не только ей.

— Как вы узнали?! — поразилась она, наспех соображая, где же могла допустить промах.

— Можно мне сослаться на пятую статью Конституции, позволяющую не давать показаний против себя? — шутливо парировал он. Эллиот скрестил руки на груди и, вздохнув, откинулся в кожаном кресле. — Боюсь, буду вынужден признать себя виновным в совмещении прислужничества перед престижным клиентом, с одной стороны, и стремления выдавать желаемое за действительное — с другой.

— Вы повторяетесь!

— Итак, одну сторону дела вы знаете, — заключил Эллиот. — Другую же я стану опровергать через суд, если только вы когда-нибудь расскажете о ней моей жене.

— Что я расскажу вашей жене?!

— Что я пытался соединить вместе половинки, которые сами по себе никогда не сошлись бы.

Виктории потребовалось лишь мгновение, чтобы расшифровать смысл его слов:

— Так вы выступали в роли свата?!

Эллиот самодовольно ухмыльнулся.

— Звучит ужасно, не правда ли? Но отдаю себя на милость судьи и признаю, что именно это было моим намерением.

— Возражаю, — сказала, подыгрывая ему и следуя судебной процедуре, Виктория.

— Возражения отклоняю. Я — старший партнер.

— Эллиот…

— Все в порядке. Шутки в сторону. Вполне возможно, были и другие кандидатки, которых я бы мог послать в замок и которые блестяще справились бы с работой, — сказал он. — Однако человек вроде Хантера бросил бы второй взгляд только на вас. Но и то лишь в том случае, если бы увидел в вас, кроме работоспособности и интеллигентности, еще и… — Эллиот старательно подбирал подходящее слово, что было ему несвойственно.

— Пунктуальность?.. — предположила Виктория. — Хороший почерк?

— Я думал, вы хотите услышать серьезный ответ, — с укоризной заметил он.

— И в этом вы правы, — согласилась она, уже и так узнавшая гораздо больше того, чего добивалась или на что рассчитывала.

— Я вел обычную азартную игру, — сказал Эллиот. — Если бы вы с ним захотели поладить, то моя роль свелась бы лишь к тому, что я организовал встречу. Если бы такого желания у вас не возникло, то в итоге, по крайней мере, вы, Виктория, получили бы интересное задание и ваш труд был бы щедро оплачен — а это не шутка.

— Убийство, что, было дополнительной ставкой в этой игре?

— А вот его-то я и не ожидал, — озадаченно ответил Эллиот.

— Не знаю даже, что и сказать…

— Вы могли бы сказать все то, что привело вас сейчас сюда. Естественно, если сможете простить меня за вмешательство в вашу жизнь.

— Не уверена, что могу назвать это вмешательством, — заметила Виктория. — Правда, неизвестно, какое слово подходит лучше…

— У вас не возникло никаких сомнений в отношении Хантера? — спросил Эллиот после довольно длительного молчания. — Я имею в виду, сомнений по поводу его невиновности в деле об убийстве.

— Конечно, нет! — сказала Виктория, без энтузиазма признавая тот факт, что единственное алиби красивого миллионера зависело от нее — звено в цепи доказательств в лучшем случае ненадежное, — Меня больше беспокоит его прошлое, чем настоящее, — пояснила она, внимательно всматриваясь в лицо Эллиота: Викторию интересовала его реакция. — Например, Мэри.

Эллиот стал серьезным.

— Хантер рассказал вам о ней? — осторожно спросил он.

— А вы этим удивлены?

— Почему же… Он и должен вам доверять… но Хантера не отнесешь к словоохотливым людям.

— Мне хотелось бы знать, что он рассказал вам о своей сестре, — продолжила она, полагая, что все противоречия в оценке роли Мэри может устранить лишь третье лицо — например, Эллиот.

— По правде говоря, я не знаю, что могу добавить к уже известному вам. Хантер всегда был и остается рассудительным человеком, но… — Он покачал головой. — Шесть лет — долгий срок, чтобы ждать того, что может вообще не случиться.

Виктория с тревогой и трепетом ждала, что скажет Эллиот дальше. Она радовалась, что он не мог слышать участившегося биения ее сердца.

— Это произошло в окрестностях Дублина. За рулем машины был Син Майкл, — продолжал Эллиот. — Плохая погода… Никудышное шоссе… К тому же страсть юноши к слишком быстрой езде… По иронии судьбы, он не получил ни одной царапины, а Мэри… Несчастье, что это приключилось с такой красивой, такой юной девушкой! — Эллиот напряженно смотрел в пространство — возможно, задумавшись о своих дочерях. — Убежден, что Хантер верит, что во время его посещений она слышит его и что настанет день, когда она, как Спящая красавица, проснется и вернется домой.

Виктория поняла, что местом этим был дом за высоким забором в Мэриленде. Должно быть, своего рода больница, частное прибежище, в котором родственники богатых…

— В сложившихся обстоятельствах, — сказал Эллиот, — и я вряд ли поступил бы иначе.

— Что, по-вашему, будет с ней дальше? — после короткого молчания спросила Виктория.

— Вы хотите знать, допускаю ли я, что она выйдет из комы?

Виктория кивнула головой: сверх ожиданий она сложила еще один элемент мозаичной головоломки. Эллиот надолго задумался.

— Как бы ни хотел этого Хантер, — сказал он, наконец, — я уверен, что даже он понимает, сколь несправедливым будет пробуждение для изуродованной девушки, которая была так… — Эллиот запнулся. — Словом вы видели ее портрет. Думаю, вы понимаете, что я хочу сказать.

Раньше Виктория еще колебалась, стоит ли вообще поднимать этот вопрос. Но теперь, учитывая все услышанное, она поняла, что это было почти неизбежно. И она рассказала Эллиоту о последнем письме — том самом, которое, как утверждал Хантер, он и в глаза не видел.

— Совершенно очевидно, — ответил Эллиот, — автор писем знает, что Мэри для Хантера — ахиллесова пята. Если все это время он слабо или вообще никак не реагировал на письма, то их автор, по-видимому, посчитал необходимым прибегнуть к более жесткой мере и все-таки привлечь внимание О'Хари.

— Но с какой целью? — возразила Виктория.

— Если бы я только умел ответить на этот вопрос… — вздохнул Эллиот, — то мог бы сказать вам, кто скрывается за письмами. Как я вижу теперь… — Он помедлил и внимательно посмотрел Виктории в глаза. — Пожалуй, настала ваша очередь кое-что сказать мне.

— Что именно?

И вновь речь старшего партнера была окрашена замешательством.

— Так вы на самом деле, кажется, не знали о Мэри? — неприязненно спросил он.

В его словах не было и тени снисхождения: ясно было, что он осудил метод, которым она докапывалась до истины.

— Да, — спокойно призналась она. — Я знала только, что Мэри — его сестра.

— Так я и думал, — кивнул Эллиот.

— Но теперь вы все рассказали мне.

— Только при одном условии! — резко ответил он. — И это условие, я надеюсь, вы выполните независимо от исхода дела лично для вас.

— Какое же это условие?

Эллиот старался взглядом проникнуть ей в душу.

— Пусть Хантер расскажет вам обо всем сам. Что касается нас, то давайте договоримся, что этого разговора не было.

— Неужели?! — притворно обрадовался Син Майкл. — Возвращение блудного секретаря!

— Вы, похоже, удивлены? — спокойно поздоровалась с ним Виктория, сбрасывая куртку. — Что-нибудь случилось за время моего отсутствия?

Син Майкл пожал плечами и вслед за ней спустился в холл.

— Все по-старому. О Дне благодарения вы, конечно, знаете?

— Он отмечается в этот четверг. Что еще я должна о нем знать?