На второй день предстояло пройти вдвое меньшее расстояние, и, как уже говорилось, все были уверены, что они его без особого труда преодолеют, однако или судьба, или всеведущие пресловутые Игроки то и дело устраивали путникам козни. Сначала распорол острым камнем лапу Блямс. Казалось невероятным, как можно повредить толстый и прочный слой хитина, но и тут сработала цепь нелепых и зловредных случайностей. Началось с того, что, проснувшись, «богомол» то ли не успел, то ли забыл сбегать по нужде в кустики, и ему приспичило сделать это уже в пути. Идя предпоследним, он сказал, что ненадолго отлучится, замыкающему колонну Плюху. Разведчик дал добро, но не стал сообщать об этом остальным, чтобы не тормозить движение. Блямс забежал за стоявший неподалеку большой угловатый валун. Все бы наверняка закончилось без проблем, если бы вдруг не оглянулся доцент Тетерин и, не увидев «богомола», не стал кричать:
— Блямс! Блямс пропал! Егор, вы что, спите?
— Я не сплю, я зна… — стал объясняться разведчик, но тут поддалась панике и Забияка, которая не просто стала звать Блямса, но и дала короткую очередь из «Никеля» в воздух.
Перепуганный «богомол», решивший, что с друзьями стряслась беда, рванул из-за валуна, зацепившись при этом внутренней, защищенной более тонким слоем хитина, стороной голени за острый, зазубренный выступ камня.
Видимо, он повредил крупный сосуд; кровь долго не получалось остановить. Когда же это удалось сделать и рану туго перевязали, оказалось, что передвигаться Блямс теперь мог почти вдвое медленнее, чем прежде. Плюх вырезал из молодого дубка батожок, но лапы «богомола» оказались не очень-то приспособленными для того, чтобы удобно и крепко держать подпорку, так что пользы это почти не принесло.
Беда, как известно, не приходит одна. Во время обеда обломком кости жареной косулятины непостижимым образом умудрился порезать руку профессор Сысоев. И вновь очень долго не удавалось остановить кровь. Вдобавок, после этого у него стала кружиться голова, так что время привала увеличилось более чем вдвое от расчетного, а двигаться дальше пришлось еще медленнее.
А потом, когда снова вернулась уверенность в том, что до темноты они к барьеру все же успеют, повстречалась неизвестная аномалия, на которую никак не отреагировала гайка. Пролетела по нормальной траектории, упала на землю, немного откатилась. Забияка стала подходить к ней, сматывая нить, и когда этой нити осталось около трех метров, Блямс вдруг испуганно заверещал. Девушка остановилась, не понимая сначала, в чем дело, но Плюх, который перевел возглас «богомола», крикнул ей:
— Стой! Дальше нельзя! Блямс что-то говорит, но я не очень понимаю… Что-то насчет старости.
— Какой еще старости? — насупилась Илона. — Ты можешь дословно произнести, что он сказал?
— Если дословно, то «блямс-блямс-блямс», — буркнул разведчик. — А перевод какой-то дурацкий: «Старость будет всему». Ну и то, что я тебе сам сказал: «Стой! Дальше нельзя». — Зеленый друг, размахивая лапами, продолжил возбужденно блямкать, и косморазведчик добавил: — Говорит, что все постареет, если дальше пойти. А все живое от этого быстро умрет. От старости.
— Весело, — скривила губы Забияка и принялась наматывать нить на вилку. Но та вдруг оборвалась, а ее привязанный к гайке конец осел на землю волосками пыли. Девушка пригляделась и хмыкнула: — Ого! А гайка-то какая ржавая!.. Я, кажется, поняла. Перед нами аномалия, в которой все вещи быстро старятся. Ну, видимо, и организмы тоже. По крайней мере, тут даже трава не растет.
— Трава и позади не растет, — сказал Плюх, — и вокруг тоже. Тут вся местность такая.
— Но впереди она не только из-за местности не растет.
— Видимо, в этой аномалии ускорен ход времени, — подал идею доцент Тетерин.
— Что бы там ни было, но ее следует обойти стороной, — подытожила Илона. — А вот как узнать, где у нее края? Гайка-то не сразу поржавела. Даже нить не сразу истлела. Если будем после каждого заброса стоять и ждать, тогда мы тут застрять до ночи можем. А ночевать рядом с аномалией — увольте! Они ведь имеют свойство и перемещаться. Скажи-ка, Блямс, ты ее хорошо видишь? Ну, или чувствуешь? Можем мы ее безопасно миновать?
Блямс в ответ принялся быстро-быстро тараторить. Разведчик, растерянно крякнув, перевел:
— Говорит, что чувствует «в общем». Вроде такого предчувствия, что впереди «старость». Точных границ он обозначить не может.
— Приплыли… И как ее теперь обходить?
— Думаю, стоит вернуться на полкилометра назад, — сказал Плюх. — Для верности. И сдвинуться хотя бы на столько же влево или вправо — как Блямсу чутье подскажет. А потом уже — снова вперед. Но тоже руководствуясь чутьем Блямса.
На том и порешили. Аномалию обойти удалось, но потеряли на это час как минимум.
А потом… Потом вдалеке, километрах в двух, на равнине показались медленно движущиеся точки. То, что это были люди, не вызывало сомнений. Человек пять-шесть, не меньше. Рассмотреть более точно не получалось, местность впереди накрыло некой плавающей дымкой, будто в пустыне над раскаленным песком.
— Стоять! — подняла руку Илона. — Оружие наизготовку, но стрелять только по моему приказу.
— Они тоже остановились, — обхватив рукоять «Печенги», кивнул вперед Плюх.
— Силы равны, напасть вряд ли решатся.
— А мы на что решимся? Обходить поздно, нас уже заметили. Скоро стемнеет. Ночевать, когда рядом неизвестно кто — тоже как-то… — передернул плечами разведчик.
— И что предлагаешь? — посмотрела на него Забияка. — Идем знакомиться?
— Странно, что они идут оттуда, — задумчиво произнес Юлий Алексеевич. — Там же как раз где-то граница.
— Может быть, тоже проверяли, — сказал Плюх. — Но, как бы то ни было, я считаю, лучше все-таки с ними встретиться. Возможно, схватки и впрямь удастся избежать, и мы хотя бы будем представлять уровень опасности.
Стоило группе пойти дальше, как сдвинулись с места и незнакомцы.
— Блямс-блямс-блямс! — замахал вдруг лапами «богомол».
— Что значит «это мы»? — с удивлением посмотрел на него косморазведчик.
Тут вдруг вскрикнула и Забияка:
— Там тоже кто-то машет!.. Неужто и правда… Блямсик, отбеги, пожалуйста, чуть в сторону.
Зеленый друг, выполнив просьбу девушки, проковылял метра на три вправо. От группы незнакомцев тоже отделилась и отошла в сторону одна фигурка. Только влево. Но теперь, когда она была отдельно от остальных, стало понятно, что это не человек, а… «богомол».
— Это и правда мы! — ахнул разведчик. — Я все понял…
И он рассказал, что, когда впервые, после встречи со сталкером Шершнем, пытался перейти границу Зоны, не натыкался ни на какую материальную преграду. Его непонятным образом разворачивало, и он возвращался назад. А подобную дымку он наблюдал, когда рассматривал издали расположенный у самой границы Зоны Новоромановск. Да и количество зданий в поселке, равно как и железнодорожных вагонов, тоже у него при этом удваивалось.
— Мне-то можешь об этом не рассказывать, — нахмурилась Забияка. — Только я так к этому привыкла, что и сейчас не враз сообразила.
— Граница Зоны — это своеобразный пространственный выворот, — сказал профессор Сысоев. — Мы в свое время тоже к этому пришли. Если бы здесь были какие-то ориентиры, мы бы это уже поняли. А люди… в смысле, мы же сами, просто сбили нас с толку. В общем, нас можно поздравить: мы практически достигли барьера. До него с километр, не более.
— Тогда нужно ускориться, — призывно мотнула головой Илона. — Остановимся, когда до «нас» останется с десяток саженей, дождемся «заката» — и бегом вперед.
Они успели как раз вовремя, когда до собственных отражений — не зеркальных, а прямых, что смотрелось непривычно и в принципе нереально — и впрямь оставалось чуть больше десяти метров. Темнеть, как и всегда в Зоне, стало быстро.
— Бегом-бегом-бегом! — размахивая рукой, рванула вперед Илона.
Так получилось, что Плюх обогнал ковыляющего Блямса и замешкавшихся ученых, а потому подбежал к барьеру следом за девушкой. Он только что, метрах в полутора перед собой, видел в сгустившихся сумерках ее спину, как вдруг Забияка, оказавшись к нему лицом, со всего маху налетела на него и сбила с ног. Прибавившие ходу ученые налетели на них и тоже упали. На ногах удержался лишь Блямс, поскольку из-за раненой лапы двигался медленнее других и не попал в копошившуюся перед ним кучу-малу.
