— Хватит прикрываться моей дочерью! — ударил кулаком по столу полковник. — Говорите за себя. Впрочем, вы уже все высказали. Я тоже. Прошу покинуть мой кабинет! А еще — будьте любезны как можно скорее найти себе новое пристанище. Даю вам два дня сроку.

— Как же быстро вы меняете свои решения, — невесело усмехнулся Плюх, направляясь к двери.

— Я рассчитывал, что вы будете вести себя более благородно. Впрочем, что взять с противника российских устоев.

— Что вы сказали? — замер на месте и медленно повернулся к полковнику Соболеву разведчик. — Это я — противник российских устоев? Я родился и живу… жил в России, хотя в наше время деление на страны сугубо условное. И я ни разу не нарушил устоев нашего общества. Я честно служил интересам объединенного человечества Земли.

— Вот! — поднял Князь палец. — Что это за ересь? Условное деление на страны, объединенное человечество… Сотню лет назад у нас тоже начинали копошиться горлопаны с подобными лозунгами. Но эту заразу быстро вывели. Российская Империя — едина и нерушима! Так было, так есть, и так будет всегда. А вы… Вы вообще неизвестно кто и откуда выползли. С вашими идейками, — покрутил Соболев поднятой ладонью, — вы больше похожи на идеологического диверсанта. Впрочем, вы и сами не скрываете, что являетесь разведчиком. А вражеский разведчик — это не кто иной, как шпион.

— Я разведываю тайны космоса, секреты Вселенной, а не деревенские сплетни! — вспыхнул Плюх.

— Новоромановск, по-вашему, деревня? — начал багроветь полковник, вновь поднимаясь с кресла. — И это ваша благодарность?.. Вон отсюда! — вытянул он палец к двери. — Свое слово я сдержу, но чтобы через два дня ноги вашей в поселке не было! За неповиновение — немедленный расстрел!

— Не стоит так пыжиться, господин полковник, — перед тем как открыть дверь, еще раз обернулся косморазведчик, — в ваши годы это чревато инфарктом. Или инсультом. — А перед тем как окончательно удалиться, Плюх, не удержавшись, щелкнул каблуками: — Честь имею! — И в эту фразу он вложил отнюдь не ернический смысл.

Выскочив на улицу, Плюх едва не столкнулся с Блямсом.

— Ты что тут делаешь? — уставился на друга разведчик.

— Это ты что там делал? — ткнула на отцовский дом Илона, которая обнаружилась тут же. Глаза девушки гневно пылали.

— Я просил твоей руки, — честно ответил Плюх.

— Что-оо?!.. — оторопела Илона. — Да как ты… Как у тебя хватило…

— Чего именно? Смелости? Ума?.. — скривил губы косморазведчик. — Смелости, признаюсь, пришлось набраться, а вот ума… С умом у меня и в самом деле проблемы. Куда полез, идиот?! Будто не знал, чем это кончится.

— Отец отказал?

— Хуже. Я теперь его личный враг. И даже не только его лично, а и всей Российской Империи — единой и нерушимой.

— Но-но! — вздернула подбородок Илона. — Не трогай Россию!

— А вот этого ни ты, ни твой папа мне запретить не можете! — вспыхнул вдруг Плюх. — Россия — это и моя родина тоже. И я ее люблю не меньше вашего. Только не делаю из этого культа. И вообще… — разведчик остыл удивительно быстро. — Я ведь тебя на самом деле люблю.

— Только что говорил, что Россию, — фыркнула девушка.

— Илона, не надо, очень тебя прошу!.. А еще… Еще я прошу: пойдем со мной!

— Куда?.. — заморгала она.

— Не куда, а откуда. Меня здесь расстрелять через два дня обещают, так что… И вообще, с тобой мне все равно куда идти. Лишь бы тебе хорошо было, — спохватился разведчик.

— А если мне как раз здесь хорошо? — не глядя на него, сказала Илона. — Тогда как быть?

— Что здесь хорошего? Только ответь, пожалуйста, честно и не прикрывайся красивыми лозунгами.

— Лозунгами?! — вспыхнула девушка. — Ты хочешь сказать, что любовь к Родине, верность чести и долгу — это всего лишь лозунги?.. Тогда я даже не зна…

— Остановись, — заиграл желваками Плюх. — Ты меня не слышишь. И себя, думается, тоже. Любовь к Родине… Где ты здесь видишь Родину? А верность долгу… Кому и что ты должна? Ты говоришь, что служишь императору. Где здесь император? Ты служишь только отцу. Я не хочу сказать о полковнике Соболеве ничего плохо — его личное ко мне отношение я сейчас не рассматриваю, — но скажи, чем отличается Князь от главаря любой группировки? По большому счету — чем? Для всех сталкеров, в том числе и для «имперцев», главная цель — выжить. Раньше для этого нужно было собирать артефакты и отбиваться от враждебно настроенных чужаков. Сейчас — не только отбиваться, но и нападать самим, чтобы хоть чем-нибудь поживиться. Еще выращивать какую-нибудь мелочь на огородах — видел, у вас они имеются — и охотиться.

— Ты забыл про честь, — процедила сквозь зубы Илона.

— Я о ней никогда не забываю. Только в это понятие каждый вкладывает свой, зачастую удобный лично ему смысл.

— Вы забываетесь, сударь, — сверкнула глазами девушка.

— Илона, вот только этого не надо, — поморщился косморазведчик. — Не делай из меня врага. Я люблю тебя, и мне не безразлична твоя судьба. Но я не вижу, что именно здесь ты будешь счастлива. То, что ты называешь служением отечеству, для «имперцев» — только игра. Может, в какой-то мере — для соблюдения дисциплины — это и неплохо, но по большому счету…

— Лучше не продолжай, если не хочешь, чтобы мы поссорились, — прошептала Илона. Помолчав, сказала, тоже очень тихо: — Допустим, служить Государю напрямую мы и в самом деле не можем. Но то, что мы сохранили дисциплину, субординацию, продолжаем подчиняться Уставу — это и есть теперь наше служение. Когда все вернется на круги своя, мы останемся теми же офицерами, что были раньше. Вероятно, даже более подготовленными к службе. А ты изволил сравнить нас с другими группировками, с дикарями без чести и совести, готовыми на любой обман, на любую подлость ради сиюминутной выгоды.

— Прости, но я все-таки задам тебе вопрос. Скажи, для чего вам сталкерская одежда? — провел Плюх ладонями по камуфляжной куртке.

— Я не знаю… — смутилась девушка, но тут же приняла решительный вид: — Да, вероятно, чтобы можно было не привлекая внимания приблизиться к какой-либо группировке. Чтобы получить интересующие нас сведения. Но это отнюдь не подлость, а военная хитрость, если тебе угодно. Офицерскую честь это не затрагивает.

— Далась тебе эта офицерская честь! — скривился разведчик. — Если уж на то пошло, где ты сумела разглядеть ее у того штабс-капитана, Герасимовского? Считать всех, кто не одет в «имперскую» форму, быдлом — это, по-твоему, образец чести?

— Исключения бывают везде, — нахмурившись, сказала Илона. — И я уже поняла, что мы пришлись тебе не по нраву.

— Мне не по нраву лицемерие и презрение ко всем, кто не принадлежит к «касте избранных». Я делю людей по другим признакам. Давай уйдем отсюда, очень тебя прошу!

— Куда? К кому? К тем, кто не брезгует охотиться на разумных существ и питаться ими? Ты рассказывал, что дикие «богомолы» для сталкеров — это всего лишь мясо.

— Блямс-блямс-блямс!.. — задрожал машечкианин, который за время неприятного разговора не произнес ни звука и не двинулся с места, застыв, подобно зеленому столбу.

— Не бойся, Блямсик, — погладила его девушка. — Здесь никто не станет охотиться на твоих друзей. Я докладывала полковнику Соболеву о разумности «богомолов».

— Хорошо, если так, — сказал Плюх. — И все же, я еще раз тебя прошу: давай уйдем! Мне в любом случае через два дня придется сделать это. А я очень хочу, чтобы ты всегда была рядом. И мы отправимся не просить милости, не сдаваться в рабство ради пропитания. Мы отыщем ученых, а потом вместе с ними будем пытаться выбраться из Зоны. Возможно даже, что ты сможешь вернуться домой и продолжить настоящую службу… во благо отечеству. Но если выхода и не существует, то его поиск — это все равно более достойно, чем сидеть, сложив лапки, ожидая голодного конца. Разве я не прав? Идем!

— Да пойми же, Егор! — уже сквозь явно подступившие слезы взмолилась Илона. — Я не могу! Что бы ты ни говорил про наших людей, но это тебя так обида настраивает. Да, очень жаль, что отец оказался таким упрямым, но… Я еще поговорю с ним, постараюсь убедить. Но сама я отсюда не уйду. Что хочешь думай, но долг и честь я понимаю так, как положено русскому офицеру. Прости. И… прощай.