– Пожалуйста, дайте каталку. Я мигом отвезу, а вас отблагодарю. Пожалуйста… – Мне казалось, что вежливость – универсальный ключ.
Санитар, ни слова не говоря, повернулся и ушел за домик. Потом загремел крюк, дверь отворилась, и сразу же за дверью я увидел вожделенную каталку.
– Ну неужели жалко дать. Что бы я с ней сделал? И никто бы не узнал.
– А вы зря не разговаривайте, молодой человек. Давайте, что хотели. А то ведь я и передумать могу. Вот не войду в положение, и все.
Я затормошился, зашарил по карманам, нащупал, что надо, и протянул санитару.
– Войдите, войдите, пожалуйста, в мое положение… – У меня прямо кровь отлила от сердца. – Хватит? – с тревогой спросил я.
Санитар внимательно разглядывал бумажку.
– Да разве этого добра когда хватает? Обеднели, что ль, все? Документ давайте.
– Какой?
– Свой. Э-эх, дети. Сдадите каталку – верну.
– У меня нет с собой ничего, – сказал я сразу севшим голосом.
– Ты что, со мной шутки шутишь? – сказал санитар с яростью в голосе. – А ну, выходи из приемного… – и он начал наступать на меня, вытесняя из коридорчика.
– Подождите-подождите, – чуть не закричал я. – Ведь неудобно же получится. Около вас на уличной скамье лежит мертвый человек.
– Неудобно знаешь что бывает?
Тут меня осенило. Я торопливо начал стаскивать куртку. Утренний холод прошиб меня насквозь.
– Вот залог. Возьмите куртку. Привезу каталку – вернете. Она подороже стоит, чем эта железка.
– Закурить есть?
Я кивнул. У меня отлегло от сердца.
– Берите все.
– И на том спасибо. Нищие дети, честное слово. Вот до чего дело дошло… Морг – там. – Он указал на бетонное здание, похожее на заводской цех…
Я подкатил каталку к широкой двери, когда оттуда выглянула, видимо, только что пришедшая дама в очках.
– Что везете?
– А что сюда возят? – ответил я устало. – Покойника везу.
– А каталку где взяли?
– Где надо, там взял. – Во мне снова закипала злость.
– А вы не грубите. С вами вежливо говорят.
– Куда везти, лучше скажите вежливо.
– Подождите, не спешите. Здесь спешить уже поздно. Документы давайте.
– Какие документы?
– Как какие? Справку о смерти.
– Так ведь вот он.
– А кто знает, что он мертвый… Повторяю, справка есть?
– Вот, из мамонтовской поликлиники.
– А из милиции? Что вы ему не помогли на тот свет отправиться.
– Да что вы такое говорите? – Меня прямо передернуло от ужаса.
– Много таких случаев. Могу рассказать.
– Я не знал, что из милиции надо, – решительно сказал я и развел руками.
– В таком случае мы его не возьмем, – сказала дама, поворачиваясь, чтобы уйти.
– То есть как? – Я готов был рычать от отчаяния. – Это отец моего друга. Да вы его, наверно, знаете, это ваш врач, доктор Кауфман.
– Я, кажется, вам уже объяснила, молодой человек, без акта из милиции принять не смогу.
– Его же здесь все в лицо знают. Заведующий кожным отделением…
– А по мне хоть заведующий Красной площадью, – тараторила она, ничего не слыша, ни во что не вникая. – Акт есть – давайте, нет? – нет!
– Послушайте, – сказал я. – Сейчас вам просто станет стыдно. – Я откинул с головы Самуила Абрамовича угол пикейного одеяла и еловую ветку.
– Боже, так ведь это Кауфман! – воскликнула она, изменившись в лице и как бы возвращаясь к реальности. – Да что это вы надумали?.. Самуил Абрамович… Ладно, возьму грех на душу, давайте справку.
Я протянул ей бумажку. Она внимательно ее прочла, шевеля губами, и все человеческое вновь стерлось с ее лица.
– Это же областная справка. А Кауфман прописан где? В Москве. А справка должна быть с места прописки. Нет, ничего поделать не могу. Я не смогу его оформить как положено.
– Что значит «как положено»?
– Записать соответствующим образом. Необходимо идентифицировать документ и покойника.
– Но вы же его узнали?
– Лет пятнадцать работаем вместе. Он поразительно сохранил свой облик. Смерть пощадила его.
– За чем же дело стало? Вы же интеллигентный человек…
– Вы моей интеллигентности не касайтесь!.. Дело за справкой. Любая проверка может заподозрить меня бог знает в чем.
– Ну, в чем, например?
Говоря это, я потихоньку вдвигал каталку в помещение морга. Вот вдвину, решил я, на всю длину, и брошусь бежать прочь. А куртка? Черт с ней.
– Не надо, не надо, не самоуправничайте, – заметила регистраторша мой маневр. – Давайте все решим мирно, деликатно. Покойник был такой деликатный человек.
Я снова стал приходить в ярость.
– А что бы подумал этот деликатный человек, если бы услышал все, о чем мы с вами говорим? Вот получил бы удовольствие.
– Морг – режимное учреждение, и подчиняется оно не больнице, а еще кое-кому… – зашептала она. – Я надеюсь, это между нами… У них очень строгий учет всей документации… Аркадий Михайлович! – вдруг с облегчением воскликнула она. – А вот и наш заведующий.
К дверям приближался почтенный господин в годах.
– Доброе утро, товарищи, – бодро приветствовал он нас. – С хорошим днем.
– Аркадий Михайлович, – перебила его регистраторша. – Этот гражданин доставил нам тело скончавшегося доктора Кауфмана.
– Ой-ой-ой! Кто бы мог подумать! Он так неплохо выглядел последнее время… Да, Самуил Абрамович, да… Применительно к смерти мы все в одном положении, – заведующий паталого-анатомическим отделением печально вглядывался в лицо покойного. – Только одни скончались, а другие еще нет. Непреложный закон природы! – воскликнул он со вздохом. – Где его документы?
И все началось сначала.
Конечно-конечно, ему бы не знать Кауфмана, он с ним полжизни проработал, но инструкция есть инструкция. Это же служебное преступление. Нет-нет, это решительно невозможно…
Я зажал себе рот ладонью, чтобы не завыть в голос…
Конец этой истории у меня в тумане. Я хватал такси, гонял в районную поликлинику и милицию. Всюду что-то доказывал, а Самуил Абрамович лежал на каталке перед дверью морга…
Наконец я отвез каталку в приемный покой, но там уже произошла смена. Куртка моя висела на гвозде. Я подошел к ней и хотел было взять, как хорошо выспавшаяся санитарка остановила меня.
– Цыц!
– Это моя куртка.
– Я у вас ее не брала.
– Тут до вас товарищ был…
– Вот у товарища и получите.
– А когда он будет?
– Значит, что сегодня? Воскресенье?.. Так… Понедельник, вторник… В среду.
– Ясно, – сказал я, понимая, что спорить бесполезно.
– А потом еще кто-нибудь заявится, скажет моя…
– Все в порядке, все в порядке, – замахал я руками. – Успокойтесь…
– Его, видишь ли! – продолжала заводиться она. – Тут охотников набежит омет, только свистни… Куртка, видишь ли, его… Вынеси ее на Крестовский рынок…
Оценив свою полную несостоятельность, я, ни слова не говоря, повернулся и почему-то побрел к моргу. Так, видно, преступники возвращаются на место преступления.
Беспрепятственно прошел я в широкие двери, спустился по пандусу в подвал и пошел по коридору. Серый сумрак наполнял помещение. Солнца будто бы и не было… Бетонный гулкий пол, бетонные тупые стены, железные двери. Впечатление ада. Казалось, что должен еще раздаться откуда-то душераздирающий хохот… Но была тишина… А может быть, это скорее похоже на коридор того самого учреждения, кому подчиняется морг?
Куда же они дели Самуила Абрамовича? Я остановился у ближайшей двери и приоткрыл ее. Из узкого окошка сочился дохлый свет. Я пригляделся – никого нету. Пустые бетонные нары и подвальный холод. Ужас!.. Я приоткрыл другую дверь – ничего, третью – пусто. Но нет, в уголке нижней нары что-то маленькое виднеется, какая-то закорючка, светлее, чем бетон.
Я подошел, вглядываясь. Меня начало как-то трясти. То ли от холода, то ли еще от чего. Пройдя несколько шагов в сторону нар, я понял, что это крошечный человечек, трупик, величиной с мою ладонь, скрюченный, закоченелый, голый. Ох! У меня упало сердце… И стало ясно – вот она, смерть. Это она! Я ее вижу! Ни «уже», ни «еще», а вот она самая. Она только родилась, эта смерть, и еще не выросла до той, что ходит с косой. Но вырастет, можно не сомневаться. Ее повернутое ко мне личико с ужасной, вроде бы застылой улыбкой, оповещало меня об этом. Я попятился, вышел и прикрыл беззвучную дверь… С тех пор бессчетное число раз являлась она мне во сне. И всегда он один и тот же: сиреневый сумрак, тишина и тоненький частый стук, будто кто-то маленьким пальчиком стучит в дверь… И не показывается, а все стучит и стучит… И я твердо знаю, что это она напоминает о себе. Вот, мол, я тут, рядом…
