«Душа отлетела…»
Душа отлетела,
И холодом сковано тело,
И крематорские печи
Его отогреть не смогли,
И только сожгли…
Как пемза, безрадостен пепел,
В горсти он поместится весь,
Он выпал в осадок, как взвесь
В жизни сухом растворе —
Горе!
Спалили до тла,
Чтоб душа не смогла
Вернуться туда, где была…
Как в улей сожженный пчела.
……………………..
А овцы все жрут и жрут сено…
4 августа 1975.
«Когда постыло плоти быть…»
Когда постыло плоти быть
Заплатанной постылой плотью,
Когда устанет тело стыть
И станет ветхим, как лохмотья,
Когда проруха, все круша,
Охоча лишь к лихому худу,
Как быть тебе, моя душа?
Куда теперь податься духу?
Тогда потрать остаток сил
Враз, не по нищей нашей мере,
Чтоб умереть, удостоверясь
Навек, что ты и вправду жил.
«Когда отлетает душа…»
Когда отлетает душа, человек долго следит за ней. Так долго, насколько хватает зрения. Поэтому он остается лежать с выражением глубокой сосредоточенности и пристальности.
Человек так напряженно следит за ее отлетом, что перестает мигать, боясь, что в миг мгновенный он потеряет ее из виду. Он боится шевельнуться, чтоб не выпустить ее из поля зрения. И так и остается с открытыми глазами и в позе ясного понимания, что умел проследить все до конца: душа выпросталась из тебя, полетела и улетела вон туда, и там навсегда пропала. Иногда она летит прямо вверх, иногда чуть назад, за лоб, за голову, иногда вперед, в направлении ног… Потом веки прикрываются, или их прикрывают, и тогда уже невозможно просмотреть за направлением взгляда прощания.
А тут душа долго не улетала совсем. Она выпорхнула и металась ночной бабочкой, ударяясь о стены, и следить за ней было очень трудно. Приходилось поворачивать голову, поворачивать плечи, напрягать глаза и даже вытягивать лицо, как вытягивают его, становясь на цыпочки, чтобы достать что-то с самой верхней полки.
Так и осталось тело в повороте погони, винтом. Так и лежало тело в черном гробе, установленном по диагонали обеденного стола, извернутое, чтоб и тут не пропустить ничего, а душа, видно, долго летала вдоль стен с картинами, над горкой с посудой, мимо кушетки и радио, и книжных шкафов. Отлет ее был неспокоен, он был суетлив, был дан смотр вещам, остающимся тут, в большинстве своем более молодым, чем душа.
И зависть одолевала душу.
Почему же, почему эти вещи еще могут оставаться?
Иллюстрации к книге
Вверху: Портрет Семена Лунгина с одной из Лилиных кукол
(художник Владимир Ленивцев).
Внизу: Лунгин репетирует. Начало 1960-х.
Вл. И. Немирович-Данченко и К. С. Станиславский.
Всеволод Мейерхольд.
Александр Остужев.
Владимир Яхонтов.
Михаил Яншин.
Николай Хмелев.
Леонид Леонидов.
Внизу: “Три сестры” во МХАТе, постановка 1940 г. Маша – А. К. Тарасова, Ирина – А. И. Степанова, Ольга – К. Н. Еланская.
Вверху: Василий Качалов и Соломон Михоэлс.
Внизу: Драматург Сергей Ермолинский, актеры Борис Левинсон, Лилия Гриценко и Михаил Яншин.
Авторская афиша Николая Акимова к спектаклю “Гусиное перо” с дарственной надписью Семену Лунгину.
Вверху: Евгений Леонов и Клавдия Шинкина.
Внизу: Семен Лунгин и Илья Нусинов с участниками спектакля “Гусиное перо” в Ленинградском театре Комедии. 1965.
Илья Нусинов.
Алексей Каплер.
Михаил Ромм.
Семинар драматургов в Доме творчества кинематографистов “Репино”.
Анатолий Гребнев.
Анатолий Хмелик.
Михаил Львовский.
Наталья Рязанцева.
Кирилл Рапопорт.
Юрий Клепиков.
Надежда Кожушаная.
Людмила Голубкина.
Режиссер Михаил Швейцер
“Мичман Панин” 1960
© Киноконцерн “Мосфильм”
Режиссер Василий Ордынский
