- Готов ли ты умереть за неё?

   - Однажды я уже выбрал смерть... Вместе с Леонидом.

   - Осмелишься ли ты на дело, которое в случае неудачи отдаст тебя в руки варваров на растерзание конями или греков на распятие?

   - Неудачи не будет!

   - Эвге! Благородный ответ. Пойдём.

   - Куда?

   - На флагманский корабль Эврибиада. Там я пойму, следует ли тебе идти на риск.

Фемистокл прикоснулся к бронзовому гонгу, и в каюте появился его помощник.

   - Мою лодку, — приказал наварх.

Когда моряк вышел, Фемистокл достал из сундука длинный гиматий и набросил его на плечи молодого чело века.

   - С этой бородой тебя не узнали даже мы с Симонидом, и я сомневаюсь в том, что тебя сегодня сумеют разоблачить. Но запомни своё имя — Критий. Если вернёшься живым, придётся тебе выкрасить волосы. Ты ел?

   - Кто сейчас голоден?

Фемистокл расхохотался:

   - Это мы только говорим так. Но если дары Деметры нс укрепляют нас, поможет Дионис. Выпей.

Сняв с крючка кожаный бурдючок, он налил Главкону хиосского вина. Тот отказываться не стал. Когда Главков выпил, Фемистокл последовал его примеру. Потом вопросы стал задавать уже Главкон:

   - Где моя жена?

   - В городе Саламине, вместе с отцом; знаешь, она родила...

   - Сына. Оба здоровы?

   - Здоровы. Мальчишка красив, как сын Латоны.

В глазах изгнанника вспыхнул огонёк. Повернувшись к изваянию Афродиты, он простёр вперёд руку:

   - О, Афродита, благословенная! — Вновь повернувшись к флотоводцу, Главкон торопливо спросил: — Значит, Гермиону ещё не отдали Демарату?

   - Не отдали. Гермипп хочет этого. Гермиона сопротивляется. Она считает, что погубил тебя Демарат.

Главкон отвернулся, пряча лицо от собеседников:

   - Боги ещё не забыли о милосердии.

Симониду показалось, что он произнёс именно эти слова.

   - Лодка ждёт, кирие, — объявил появившийся в дверях помощник.

   - Пусть судёнышко перебежчика привяжут к корме, — приказал Фемистокл, выйдя на палубу. — А Сикинн пусть сопутствует мне.

Проницательный азиат расположился на корме, вместе с Главконом и Фемистоклом. Крепкие гребцы налегли на вёсла. Всё своё недолгое путешествие наварх перешёптывался с Сикинном. Когда они оказались возле флагманского судна, за спартанским кораблём уже тянулся целый хвост ялов, явно свидетельствующий о том, что все пелопоннесские флотоводцы уже собрались у Эврибиада, добиваясь от него приказа к отступлению. Свет многочисленных ламп, пробиваясь сквозь узкие прорези окон, полосами ложился на поверхность вод. Слышны были взволнованные голоса. Фемистокл поднялся вверх по лестнице, и спартанский страж приветствовал его движением копья. Оставив своих спутников на палубе, Фемистокл поспешил вниз, но уже в следующее мгновение вернулся, поманив азиата и изгнанника к борту корабля.

   - Отвези Сикинна к персидскому главнокомандующему, — зловещим шёпотом приказал он Главкону, — и если боги не охранят тебя сегодня ночью, завтра весь Олимп не сумеет спасти Элладу.

Не говоря более ни слова, Фемистокл вернулся в каюту. Экипаж яла подвёл к борту лодчонку Главкона, Сикинн спустился в неё, а Главкон, взяв вёсла, сперва направил своё судёнышко в сторону «Навзикаи», а потом повернул носом к проливу, к афинским гаваням. Сикинн молчал, но Главкон догадывался о смысле полученного им поручения. Ветер крепчал, нагоняя облака. Скоро они укроют луну, и приключение сделается менее опасным. Однако превыше всего была нужна скорость. И атлет со всей силой налёг на вёсла, заставляя лодку нестись по поверхности чёрных вод.

Незадолго до полуночи Главкон оттолкнул свою лодку от высокого судна Артабана, флотоводца варваров. Дело было сделано. Главкон оставался в раскачивающейся на волнах лодке, пока Сикинн наверху вёл переговоры с вождями персов. Знатные варвары, знакомые Главкону по времени, когда он служил Царю Царей, то и дело проходили наверху мимо него. Посматривая на них, афинянин держал руку невдалеке от рукоятки кинжала. В случае разоблачения лучше сразу покончить с собой, чем скончаться через несколько часов в лютой пытке. Однако разоблачение не состоялось. Сикинн спустился по лестнице; улыбаясь, он раскланивался с провожавшими его знатными юношами самым любезным образом, ибо кто как не он доставил самые добрые вести Царю Царей.

   - До завтра, — проговорил персидский наверх.

   - До завтра, — непринуждённо помахал ему вестник.

Он абсолютно не волновался, словно отвозил приглашение на пир; заняв своё место на носу, Сикинн повернулся к молчаливому Главкону:

   - Греби.

   - Куда? — Главкон взялся за вёсла.

   - На корабль Эврибиада. Фемистокл ждёт. Торопись, как только можешь.

Полоса воды между лодкой и персами становилась всё шире. Главкон занимался своим делом, а потом впервые спросил о цели путешествия.

Сикинн ухмыльнулся, блеснув зубами во тьме:

   - По поручению Фемистокла я передал варварам, что эллины грызутся друг с другом, что они готовы на скоротечную битву, но, если флотоводцы Царя Царей сделают попытку обойти их, битва может вовсе не состояться и греческий флот без сражения сдастся персам.

   - И что они ответили?

   - Что и я, и мой господин не окажемся без награды за услугу, оказанную Царю Царей. И что египетские корабли немедленно сойдут с места, перекрывая эллинам путь к бегству.

Налегавший на вёсла изгнанник ничего не ответил. Утомление после опасного дня и трудного вечера уже овладевало им. Главкон ощущал невыразимую усталость, впрочем, скорее умственную, чем телесную. Неуклюжая лодка еле ползла. Следуя приказу Сикинна, Главкон взял вправо и закрыл глаза. Сценки из его прошлой жизни, сменяя друг друга, поползли за закрытыми веками: вот он в Коринфе, на стадионе, перед грозным спартанцем, вот они с Гермионой поднимаются на священную скалу афинского Акрополя; вот он стоит возле Ксеркса, а флот и неисчислимая рать направляются через Геллеспонт... Потом он увидел жену, Роксану, всё прекрасное и милое сердцу, что привелось ему лицезреть в жизни. Не ошибся ли он? Окажется ли благосклонной к нему суровая судьба Эллады? Не лучше ли было бы предпочесть сады на реках Бактрии, от которых он навсегда отказался? И какой будет его собственная судьба, приведёт ли она его наконец в тихую гавань, или же ему суждено окончить свои дни завтра на одном из кораблей? Он грёб механически, всё глубже погружаясь в задумчивость, когда резкий оклик заставил его очнуться:

   - Что вы тут делаете?

Сказано было по-финикийски. Главкон почти не знал этот резкий семитский язык, однако лемба, многовесельная патрульная шлюпка, уже догоняла их. Ещё мгновение — и плен, а там и разоблачение. Жизнь, смерть, Эллада, Гермиона — всё промелькнуло перед глазами опешившего от неожиданности афинянина, однако Сикинн спас их обоих.

   - Какое слово назначено на сегодняшнюю ночь? Назови его, — торопливо шепнул он.

   - Гистасп, — пробормотал ещё не пришедший в себя Главкон.

   - Кто вы? И откуда? — Старший среди находившихся в шлюпке поднялся и посветил фонарём. — Нам было приказано плавать в проливе и перехватывать перебежчиков, и вот, клянусь Баалом[42], целая парочка! Завтра вороны вы клюют ваши глаза.

Сикинн встал.

   - Дурак, — ответил он на сидонийском языке, — неужели ты посмеешь преградить путь вестнику самого Царя Царей? Похоже, что воронам завтра придётся расклёвывать не наши головы.

Шлюпка была уже совсем рядом, но моряк опустил фонарь:

   - Хорошо. Назови слово.

   - Гистасп.

Рука финикийца шевельнулась в приветственном жесте:

   - Прости мою грубость, достойный господин. Действительно эллины находятся в таком положении, что искать перебежчиков в эту ночь просто нелепо. Однако приказ есть приказ.

   - Прощаю, — снисходительно ответил посланец Фемистокла, — и донесу о твоей бдительности старшему над флотом.