— Бери!

Вытащил из другого кармана горсть пряников — тоже в толпу:

— Получай!

Бабы, девки и ребятишки с визгом и хохотом кинулись собирать.

Приискатель повернулся к мужикам и, тыча пальцем в сторону одной избы, спросил:

— Кто хозяин этого дома?

Из толпы вынырнул Силантий Ершов — сосед Филата:

— Я, дружок, я…

Приискатель уставился на него полупьяными черными глазами:

— Принимаешь, а?

Силантий засуетился, стал приглашать:

— Пожалуй!.. Пожалуй!.. Заходи!.. Милости просим…

Приискатель с толпой мужиков направился во двор к Силантию.

Катерина, жена Силантия, шла сзади и сердито шептала мужу на ухо:

— Ну его к лихоманке… Не буду угощать!..

Силантий отталкивал ее локтем от себя и шипел:

— Без разговору!.. Интересу своего не понимаешь?.. Дура!..

— А вот и не буду! — не унималась черноглазая Катерина.

У Силантия глаза кровью налились. Пригрозил жене:

— Ребра переберу!

Так они с руганью и в избу вошли.

А через час из открытых окон Силантьевой избы, снаружи облепленных деревенскими ребятишками, уже доносился пьяный галдеж.

Густым и хриплым от перепоя голосом, под аккомпанемент своей гармонии, усатый приискатель запевал:

Хор пьяных голосов подхватывал:

Песня ненадолго обрывалась.

Покачиваясь на ногах, в малиновой рубахе с расстегнутым воротом, стоял приискатель за столом в переднем углу, под образами, наливал из четверти в чайные чашки водку и, размахивая над головами мужиков огромной бутылью, орал:

— Пей, сукины дети! Гуляй, ежели я потчую!

Мужики шарашились вокруг стола, обнимались друг с другом и с приискателем и тоже орали:

— Гуляем!

— Силантий Кудиныч, родно-о-ой!..

— Пей, паря!

— Запевай, гулеван!

— Заводи, приискатель!

— Гу-ля-ам!

Приискатель цапал руками черноглазую хозяйку, подававшую на стол деревенскую снедь, снова брал в руки гармонь и, форсисто боченясь перед хозяйкой, напевал:

И опять пьяно и оглушительно подхватывали мужики:

И снова цапал руками гулеван Катерину.

Вырвавшись из объятий приискателя, под пьяный смех мужиков и мужа, Катерина бежала в сенцы либо в чулан. Чувствовала, что от стыда пылает ее лицо, колотится в груди злоба. Но хорошо знала, что изувечит ее Силантий, если не примет она ласки приискателя. Глотая слезы обиды и отчаянья, Катерина падала на ларь и замирала, трясясь в злобной лихорадке.

А через некоторое время из избы неслось:

— Хозяюшка!

— Красавица!

— Угощай, Катеринушка.

— Груздочков, хозяюшка!

— Гу-ля-ам!

И снова запевал гулеван:

Снова недружно и пьяно подхватывали мужики:

Снова возвращалась Катерина из чулана в избу, потом бежала на погреб. Таскала и подавала на стол грибы свежей засолки, а из чулана — калачи мягкие и лук репчатый с солью. С деланной шуткой, под хохот мужиков, отбивалась от цепких рук приискателя и боролась со стыдом, обжигавшим лицо и все тело. Знала Катерина, что ожидает ее сегодня, да не знала, чем заглушить стыд и душевную муку. Раза два, незаметно для мужиков, хватала она со стола чашку с водкой, выбегала в сени и там опрокидывала она водку в рот.

Но и это не помогало.

А из горницы неслась хриплая песня приискателя:

Раздавался оглушительный припев мужиков:

А бродяга Никита и Силантий, по поручению приискателя, то и дело бегали к ссыльному поляку Будинскому за водкой.

Будинский, знавший приискательский норов, заблаговременно разбавлял водой бутылки с водкой и нагружал ими Никиту с Силантием взамен серебряных рублей, которые они таскали ему от приискателя.

К вечеру несколько пьяных мужиков и бродяга Никита валялись уже около плетней, близ Силантьевой избы; другие, поддерживаемые бабами и ребятишками, плелись улицей к своим дворам, а третьи, пришедшие попозже, заканчивали гулянку.

Запасы Будинского за день выкачали начисто.

Вечером приискатель дал Силантию золотую монету и отправил его за водкой в волость, а сам вышел на двор, к двухколесной водовозке и, черпая ковшом из бочки, долго поливал себе холодной водой голову и лицо. А когда на дворе совсем стемнело, разогнал из избы последних гостей и, отыскав в темном чулане хозяйку, обнял ее и приказал:

— А ну-ка, красавица-хозяюшка, постилай свою пуховую постель… да принимай гостя дорогого. Озолочу…

Второй день отгулял приискатель в Кабурлах. А переночевал третью ночь у Еремея Скобова.

На третий день утром, лишь брызнули из-за леса на деревню первые лучи осеннего солнца и бабы прогнали скотину на выгон, мужики, гулявшие накануне с приискателем, поднимались с тяжелыми головами, подолгу качались на нетвердых ногах, стараясь не свалиться обратно в постель или на пол; напрягали тупую с похмелья голову, чтобы вспомнить, где вчера гуляли и у кого остался ночевать приискатель.

Шагали к скобовскому дому.

Первым пришел вислогубый и взлохмаченный Петр Анучин, за ним — Силантий Ершов. В ограде встретили старика Еремея Скобова.

— Благодетель-то у тебя? — спросил Петр, облизывая сухим языком толстую, отвислую и посиневшую губу.

Старик прищурил и без того узкие, а теперь, с похмелья, совсем заплывшие глаза и, смеясь, ответил:

— Дрыхнет… На сеновале… Что пришли?

— Трещит… башка-то, — покрутил Петр лохматой головой, которая усеяна была мелкой соломой.

— Промочить бы в горле, — раздирая в усмешке пересохшие губы, поддержал Силантий.

Подошел старый бродяга Никита. Сегодня Никита только лишь собрал и выгнал за поскотину деревенское стадо и, поручив подпаску гнать скотину дальше на пастбище, тотчас же вернулся в деревню — и прямо во двор к Еремею Скобову. Вслед за Никитой туда же пришел Степан Гундосов. Забежали во двор Афросинья Пряслова со снохой; сноха заглянула во двор из любопытства, а свекровь — хмельное почуяла. Подошли еще три мужика и две бабы.

Заспорили со стариком Скобовым.

У Еремея Скобова были три снохи, и он не успел уговорить приискателя еще денек погулять и еще ночку в скобовском доме переночевать.

Потому и спорил старик Скобов с мужиками:

— Нечем опохмеляться, братаны, — говорил Скобов, хмурясь. — Все кончили… вчера… до капельки.

— Да ты что, Еремей Харитоныч? — наступал на старика Петр Анучин. — Не знаешь, где водочку берут? Будить надо благодетеля… опохмеляться пора.

— Рано еще… проспаться надо ему, — уговаривал мужиков Скобов.

— Ничего не рано, — настаивал на своем Петр. — Сегодня у меня будем гулять… баба моя изготовляет там кое-что…

Петра поддержали другие мужики:

— Подымать надо, Еремей Харитоныч, благодетеля-то, пора…