Начался тут пир горой. Баре, барыни и барышни ели сахарные яства, пили вино, пиво, мед, потом плясали и песни пели — не поймешь, по-каковски. Чего там только не увидел Микнюс! Наконец привезли молодую. Один толстый барин велел Микнюсу сыграть польку, и все пошли танцевать. Потом тот же толстый барин надел молодой на шею веревку и толкнул ее в шкаф, а там огонь полыхал. Микнюсу все было в новинку, он только знай глядел, вытаращив глаза.

Заметил он еще, что обмакивает каждый гость руку в каменную чашу у порога и мажет себе глаза. И Микнюс незаметно обмакнул в нее руку и потер себе левый глаз. И что же он увидел! Все баре были не люди, а звери, с рогами и страшными хвостами, а красивые барышни вдруг обернулись свиньями и козами. На месте кушаний лежали кучи навоза и падали. Вино пили не из кубков, а из лошадиных копыт. От таких страстей у Микнюса волосы дыбом встали. Хотел он сбежать, да передумал: видит, черти его не трогают. Набрался смелости и говорит одному черту:

— Отчего вы все такие страшные?

От этих слов Микнюса черт подскочил на аршин, но тут же успокоился и спрашивает:

— Каким глазом видишь?

Микнюс в простоте сердечной и отвечает:

— Левым.

Услыхал это черт да как ткнет пальцем ему в левый глаз — и выколол. Тут задрожал весь дом, все огни пропали, а бедный Микнюс трет вышибленный глаз и от боли стонет. Видит он правым глазом, что сидит со своей скрипкой на кургане Имбаре. А за деревней Кулсодис, за которой Тамужинский лес начинается, слышен вой, рев, лязг. Это черти перед зарей в свое царство перебираются.

Утром вернулся Микнюс домой и узнал, что удавилась соседская хозяйка. А он у чертей видел, как ей веревку на шею накинули и в шкаф с огнем впихнули!

После этого случая черти еще много раз из Тамужинского леса на курган Имбаре слетались, и из-за них много народу в лесу плутало. Но теперь, когда через Тамужинский лес провели железную дорогу, там днем и ночью мчатся поезда. Чертям это, видать, не по вкусу, и они переселились еще куда-то, потому что больше никто их не видал и никто больше по ночам там не плутал. Только Микнюс так и остался кривым.

Давным-давно, в незапамятные времена, когда еще на свете людей не было, жили только Солнце и Луна. Жили они, жили и так друг дружку полюбили, что поженились, а поженившись, вскоре и дочки дождались. Назвали они ее Землей.

Много-много лет Солнце с Луной жили распрекрасно. Но в один злосчастный день взяли да поссорились.

— Коли ты такой горячий, брошу я тебя, — сказала Луна Солнцу.

— А коли ты и дальше будешь такая ледышка, и я с тобой больше жить не стану, — ответило Солнце.

— Ладно, разделимся. Только дочка со мной останется, — объявила Луна.

— Нет, дочь я тебе не оставлю! Хочешь, чтобы она с тобой замерзла? — рассердилось Солнце.

Спорили, спорили Солнце с Луной, видят, что никак не столкуются, с кем останется дочка их Земля.

Позвали они бога грома и молнии — Перкунаса и попросили разрешить их спор.

А Перкунас выслушал Солнце с Луной и решил:

— Пусть будет так: Солнце нянчит свою дочь днем, а Луна — ночью.

Так они и до сих пор исполняют волю Перкунаса: с утра до вечера смотрит за своей дочкой Землею Солнышко, а с вечера до утра — Луна ее пестует. А когда Луне недосуг, тогда Земле светят ее сестры — звездочки.

Зовут люди ясень слепцом, оттого что он позже всех деревьев распускается и раньше всех листву сбрасывает. По весне, когда все деревья уж листочки выбросили, он только спрашивает: «А что, пора почкам лопаться?» Деревья в насмешку отвечают: «Э, да еще рано, еще не время». Пройдет день-другой, он опять спрашивает. И деревья начинают посмеиваться над ним: «Ну и глупое же ты дерево, мы давным-давно листьями покрылись, а ты все никак не соберешься». Тогда только ясень с треском раскрывает почки. По осени то же самое, опять спрашивает ясень: «А не пора ли листья сбрасывать?» — «Да мы давно уж сбросили», — отвечают деревья, издеваясь над слепцом, хоть сами все в зелени. А ясень верит им и первым листья осыпает.

Однажды в давние времена сговорились птицы собраться на большом ровном лугу и выбрать короля. Были тут и орел, и аист, и дрозд, и трясогузка, и лебедь, и жаворонок, и воробей, и еще одна, самая маленькая птичка.

Каждая птица хотела стать королем, только не смела вылезти вперед. Долго они галдели, покуда аист, зная, что крылья у него сильные, надумал: кто выше всех поднимется, тому и быть птичьим королем. Все птицы с ним согласились.

Только аист щелкнул клювом, дал знак, и взмыли птицы тучей. Куропатка сразу шлепнулась наземь, курица тоже стала спускаться и чуть ногу не вывихнула. Другие птицы полетали, сколько было сил, да одна за другой скоро устали, начали спускаться.

Только аист с орлом залетели так высоко, что еле их видно было. Под конец и аист притомился. Орел остался один и заклекотал:

— Я король! Я король! Кто взлетит выше меня?

— Я! — пискнула у него под ухом птичка и поднялась выше орла. — Я король!

А это птица-крошка уселась орлу на спину и все ждала, когда он устанет. Попытался было орел птичку обогнать, да где там! Разве догнать усталому отдохнувшего.

Так птичка-крошка всех перехитрила и стала королем. Только стыдно ей стало своего обмана, и с той поры она по кустам прячется, а все птицы, как завидят ее, кричат: — Королек-крошка! Королек-крошка!

Как-то раз позвал к себе голубь дрозда, просит научить гнездо вить. Прилетел дрозд к голубю и начал гнездо вить.

Притащил несколько соломинок, уложил их, а голубь тут же взлетел, уселся на гнездо и начал вертеться, приговаривая:

— Могу, могу, могу!

Рассердился дрозд и сказал:

— Ну, коли сам можешь, чего же меня просишь? — и улетел восвояси.

А голубок так и не знает, как дальше гнездо вить. Притащит несколько соломинок, вот и все его гнездо.

Давным-давно жила преогромная и страшенная птица Скукас. Скукас этот ловил и пожирал всех прочих птиц. Так он переловил чуть не всех пернатых, осталась лишь малая стая. Видят уцелевшие птахи, что и им не миновать пасти Скукаса, собрались в кустах и порешили скрыться в глухой чаще, куда Скукас и клюва не просунет.

Летал-летал Скукас вокруг этой чащи, все подстерегал, не высунет ли кто носа. Только ни единая птаха не вылетала, ничего не мог поделать с ними Скукас.

Уж сколько времени не показывался Скукас, а птицы все не отваживались вылезать из чащи: а ну как спрятался он поблизости. Так они томились долгое время; никто не хотел выглянуть, посмотреть, куда девался Скукас.

Смелее всех была кукушка. Говорит она:

— Ладно, вылечу я поглядеть, где Скукас, только оставлю вам свои яйца, а вы уж высидите их и детушек моих выходите, коли попадусь в когти Скукаса.