Жена издали увидала, что муж несет что-то белое, и подумала — рубашка это. Поскорее сняла с себя последние лохмотья и сожгла. Пришел муж и показывает ей гуся. Пригорюнилась жена: осталась без рубашки, а самой страсть охота попировать, на свадьбе погулять. Сидит она, плачет, не знает, как быть.

А муж и вздумал проучить ее за лень. Запряг лошадь, принес вязанку соломы и говорит:

— Ехать-то можно, только придется тебе малость помучиться. Согласна?

Жена согласилась. Тогда муж увязал ее в солому, положил в телегу, уселся на нее и поехал на свадьбу. А как приехал, воз во дворе оставил, а вязанку соломы с женой бросил возле дверей. Посидит он за столом и выйдет поглядеть, каково жене. Сунет ей в солому кусок пирога, а она еще просит.

Выпили гости, развеселились, вышли во двор, и все-то толкают вязанку соломы, а иной и сесть на нее норовит. Лежит лентяйка еле жива, а что поделаешь!

И так ее проняло, что стала она упрашивать мужа, чтобы он ее домой отвез. Тут же обещала наперед лен дергать так, что земля дрожать будет, а прясть так, что в ушах загудит. Понял муж, что жене наука впрок пошла.

Бросил он ее в телегу, повез домой. И в самом деле стала ленивая жена работящей. Все наперебой звали ее в гости. Всякий раз она приходила в новой, нарядной рубашке, вытканной своими руками. И всякий раз спешила с пирушки домой, чтобы за дело взяться.

Вырастил отец сынка-дармоеда, никак его к работе не приохотить. Замаялся с ним отец: и силком гнал, и ругмя-ругал, и добром просил, а сыночек как был лентяем, так им и остался. Втемяшилось ему в голову, что найдет он клад, разбогатеет, — не придется в поте лица добывать пропитание. Отца это не радовало, знал он, что лентяю хлеб со слезами достается, потому и бранил сына, заставлял его делом заняться.

Однажды вернулся он с поля, видит, что сын баклуши бьет, и говорит:

— Иди-ка, сынок, скорехонько в конец поля, там в лесу большие деньги найдешь. На все хватит, еще и останется. Захвати только топор да лопату.

Сынок подскочил от радости да так проворно собрался, что мигом очутился в конце поля. Отец велел ему осинки рубить.

— Вот тут, — сказал он, — сам видал — деньги лежат, вон под теми деревьями должны быть.

А сам стал пни корчевать. Сын тоже кинулся помогать, не щадя сил. Поддел пень вагой и с отцовской помощью выворотил, только денег не нашел.

— Все равно есть тут деньги, ведь я их явственно видел, — твердит отец, — придется только весь этот пригорок расчистить да все пни перебрать.

Тяжко вздохнул сын, поплевал на ладони и опять за работу. Хотя пот со лба катился и вся спина взмокла, да не хотелось ему оставлять деньги.

Работали они с завтрака до самого обеда, весь перелесок в чистое поле обратили, одна беда — денег так и не нашли.

Притомились, сели отдохнуть и толкуют, что дальше делать. Отец уговорил сына вернуться после обеда и все поле сохой перепахать, бороной переборонить: вспашешь-де земельку, раздерешь дернину, скорей выпашешь да выборонишь те денежки.

Только денег так и не выпахали.

Пригорюнился сын, а отец его утешает:

— Труд наш даром не пропадет, денежки все равно добудем — не теперь, так по осени.

Засеял отец вырубку яровыми. Дружно проклюнулись густые всходы, и колосья стеной поднялись.

Осенью, после молотьбы, нагрузили отец с сыном полные возы зерна и поехали на базар. А там покупатели им пригоршнями деньги отсыпали.

— Видишь, сыночек, — говорит отец, — как хорошо малость попотеть. Денежки рекой льются! Недаром я говорил: поди покопай, денежек поищи. Вот и накопал, пожалуй, и разбогател. И еще больше разбогатеешь, коли каждый год работать так будешь.

Стыдно стало сыну, и обещал он больше не лениться. С той поры стал работать на совесть. И сам был доволен, и другие на него радовались.

Жил в одной деревне крестьянин, и был у него сын. Крепко любил его отец, с малых лет холил, не понуждал ни к какой работе.

Думает однажды отец: «Надо отвезти сынка в город. Пускай научится читать-писать по-литовски, да и латынь выучит. Чего доброго, и в паны выйдет».

Отвез, отдал учителю и попросил не очень изводить сынка учением, чтобы не уставал он.

Прошло три года, а мальчик ни одной буквы не выучил: без труда наука в голову не пойдет. Однажды учитель повстречал его отца и говорит:

— Вот что, почтенный. Из твоего сына толку не будет. Хоть кол у него на голове теши — ничего не разумеет, ничего не умеет.

Услышал это отец и подумал: «Пахарем мой сыночек не будет — с малых лет чурался черной работы». Думал он, думал и надумал обучить сына кузнечному делу. Привел его к кузнецу и просит не очень донимать сынка работой. Пускай он только глазками глядит, так всему и выучится. Удивился кузнец, а все же уговорился о плате и принял парня в учение.

Чтобы сыну ловчее было приучаться к кузнечному делу, принес отец в кузницу пехтерь, повесил на гвоздь, посадил в него сынка и не велел ему ничего трогать. Дозволил только смотреть да глядеть, как другие работают, чтобы самому научиться.

Сын обещал отцу исполнить его наказ и, сидя в пехтере, стал учиться кузнечному делу.

Вот однажды пришел отец в кузницу и спрашивает сына:

— Ну что, сынок, выучился?

Сын отвечает:

— Выучился, батюшка, могу уж за любую кузнечную работу взяться.

— Вот и хорошо, — сказал отец. Заплатил он кузнецу за обучение и повез сына домой. Дома спрашивает его:

— Какая снасть, сынок, требуется в твоем ремесле?

Сын отвечает:

— Надо кузницу поставить, меха купить, молоты, клещи и прочую снасть. Да еще несколько полос железа.

Поставил отец кузницу, накупил всякой снасти и просит сына сковать топор. Пошел сын в кузницу и принялся за дело. Отец раздувает мехи, а сын раскаляет железо. Накалил его, стал ковать. И так и сяк бил молотом, стучал по железу на наковальне — никак топор не выходит.

— Сильнее надо раскалить, — говорит сынок.

Опять сунул в горн железо. А оно вконец расплавилось и расплылось. Увидев, что из него не сковать уж большого топора, сын говорит отцу:

— Нет, батюшка, большого топора из этой полосы не выйдет. Можно сделать только маленький топорик.

Отец и на это согласился. Опять сын раскаляет железо, опять кует. Наконец видит, что и топорика не выйдет — железа убавилось, прогорело. Он опять говорит:

— Батюшка, скую-ка я лучше нож!

— Ладно, пускай будет нож!

Сын опять нагревает железо и кует, нагревает и кует, только и ножа не вышло, оттого что от полосы один краешек остался.

— Батюшка, и ножа не выходит. Лучше погляди, какую я занятную штуку выкую!

— Ладно, сынок, выкуй! — говорит отец.

Опять принялся сын раскалять железо. Грел-грел, пододвинул ближе бочку с водой и говорит:

— Увидишь, батюшка, что получится! — Бросил он в воду раскаленный докрасна кусочек железа. Железо только — пшик! — во все стороны брызгами разлетелось. А больше и ничего.

— Гляди, батюшка, какой пшик вышел! — обрадовался сынок.

С тех пор этого лентяя-сына прозвали Пшиком.

Жили когда-то искорка и огонек. Повстречались они однажды, подружились и пошли вместе погулять. Захотелось искорке пить, а кругом — ни капли воды. Наконец нашли они след бараньего копытца, полный дождевой водой. Искорка и говорит:

— Братец, я попью!

А огонек просит:

— Не пей, сестрица, утонешь.