Парижская фантазия У парижского спаниеля лик французского короля, не погибшего на эшафоте, а достигшего славы и лени: набекрень паричок рыжеватый, милосердие в каждом движенье, а в глазах, голубых и счастливых, отражаются жизнь и земля. На бульваре Распай, как обычно, господин Доминик у руля. И в его ресторанчике тесном заправляют полдневные тени, петербургскою ветхой салфеткой прикрывая от пятен колени, розу красную в лацкан вонзая, скатерть белую с хрустом стеля. Этот полдень с отливом зеленым между нами по горстке деля, как стараются неутомимо Бог, Природа, Судьба, Провиденье, короли, спаниели, и розы, и питейные все заведенья, Сколько прелести в этом законе! Но и грусти порой… Voilà! Если есть еще позднее слово, пусть замолвят его обо мне. Я прошу не о вечном блаженстве — о минуте возвышенной пробы, где возможны, конечно, утраты и отчаянье даже, но чтобы — милосердие в каждом движенье и красавица в каждом окне! «Собрался к маме — умерла…» Собрался к маме — умерла, к отцу хотел — а он расстрелян, и тенью черного орла горийского весь мир застелен. И, измаравшись в той тени, нажравшись выкриков победных, вот что хочу спросить у бедных, пока еще бедны они: собрался к маме — умерла, к отцу подался — застрелили… Так что ж спросить-то позабыли, верша великие дела: отец и мать нужны мне были? …В чем философия была? Музыкант Музыкант играл на скрипке — я в глаза ему глядел. Я не то чтоб любопытствовал — я по небу летел. Я не то чтобы от скуки — я надеялся понять, как умеют эти руки эти звуки извлекать из какой-то деревяшки, из каких-то грубых жил, из какой-то там фантазии, которой он служил? Да еще ведь надо пальцы знать к чему прижать когда, чтоб во тьме не затерялась гордых звуков череда. Да еще ведь надо в душу к нам проникнуть и поджечь… А чего с ней церемониться? Чего ее беречь? Счастлив дом, где пенье скрипки наставляет нас на путь и вселяет в нас надежды… Остальное как-нибудь. Счастлив инструмент, прижатый к угловатому плечу, по чьему благословению я по небу лечу. Счастлив тот, чей путь недолог, пальцы злы, смычок остер, музыкант, соорудивший из души моей костер. А душа, уж это точно, ежели обожжена, справедливей, милосерднее и праведней она. Песенка о молодом гусаре
Грозной битвы пылают пожары, и пора уж коней под седло. Изготовились к схватке гусары: их счастливое время пришло. Впереди — командир, на нем новый мундир, а за ним — эскадрон после зимних квартир. А молодой гусар, в Амалию влюбленный, он всё стоит пред ней коленопреклоненный. Все погибли в бою. Флаг приспущен. И земные дела не для них. И летят они в райские кущи на конях на крылатых своих. Впереди — командир, на нем рваный мундир, а за ним — тот гусар покидает сей мир. Но чудится ему: по-прежнему влюбленный он всё стоит пред ней коленопреклоненный. Вот иные столетья настали, и несчетно воды утекло, и давно уже нет той Амальи, и в музее пылится седло. Позабыт командир — дам уездных кумир. Жаждет новых потех просвещенный наш мир. А юный тот гусар, в Амалию влюбленный, он всё стоит пред ней коленопреклоненный. Памяти брата моего Гиви На откосе, на обрыве нашей жизни удалой ты не удержался, Гиви, стройный, добрый, молодой. Кто столкнул тебя с откоса, не сказав тебе «прощай», будто рюмочку — с подноса, будто вправду невзначай? Мы давно отвоевали. Кто же справился с тобой? Рок ли, время ли, молва ли, вождь ли, мертвый и рябой? Он и нынче, как ни странно — похоронен и отпет, — усмехается с экрана, а тебя в помине нет. Стих на сопках Магадана лай сторожевых собак, но твоя большая рана не рубцуется никак. И кого теперь с откоса по ранжиру за тобой?.. Спи, мой брат беловолосый, стройный, добрый, молодой. Дерзость, или разговор перед боем — Господин лейтенант, что это вы хмуры? Аль не по сердцу вам наше ремесло? — Господин генерал, вспомнились амуры — не скажу, чтобы мне с ними не везло. — Господин лейтенант, нынче не до шашней: скоро бой предстоит, а вы всё про баб! — Господин генерал, перед рукопашной золотые деньки вспомянуть хотя б. — Господин лейтенант, не к добру всё это! Мы ведь здесь для того, чтобы побеждать… — Господин генерал, будет вам победа, да придется ли мне с вами пировать? — На полях, лейтенант, кровию политых, расцветет, лейтенант, славы торжество… — Господин генерал, слава для убитых, а живому нужней женщина его. — Черт возьми, лейтенант, да что это с вами! Где же воинский долг, ненависть к врагу?! — Господин генерал, посудите сами: я и рад бы приврать, да вот не могу… — Ну гляди, лейтенант, каяться придется! Пускай счеты с тобой трибунал сведет… — Видно, так, генерал: чужой промахнется, а уж свой в своего всегда попадет. |
