«Я вновь повстречался с надеждой — приятная встреча…» Я вновь повстречался с надеждой — приятная встреча. Она проживает всё там же — то я был далече. Всё то же на ней из поплина счастливое платье, всё так же горящ ее взор, устремленный в века… Ты наша сестра, мы твои молчаливые братья, и трудно поверить, что жизнь коротка. А разве ты нам обещала чертоги златые? Мы сами себе их рисуем, пока молодые, мы сами себе сочиняем и песни и судьбы, и горе тому, кто одернет не вовремя нас… Ты наша сестра, мы твои торопливые судьи, нам выпало счастье, да скрылось из глаз. Когда бы любовь и надежду связать воедино, какая бы (трудно поверить) возникла картина! Какие бы нас миновали напрасные муки, и только прекрасные муки глядели б с чела… Ты наша сестра. Что ж так долго мы были в разлуке? Нас юность сводила, да старость свела. «Чувствую: пора прощаться…»
Чувствую: пора прощаться. Всё решительно к тому. Не угодно ль вам собраться у меня, в моем дому? Будут ужин, и гитара, и слова под старину. Я вам буду за швейцара — ваши шубы отряхну. И, за ваш уют радея, как у нас теперь в ходу, я вам буду за лакея и за повара сойду. Приходите, что вам стоит! Путь к дверям не занесен. Оля в холле стол накроет на четырнадцать персон. Ни о чем не пожалеем, и, с бокалом на весу, я в последний раз хореем тост за вас произнесу. Нет, не то чтоб перед светом буйну голову сложу… Просто, может, и поэтом вам при этом послужу. Был наш путь не слишком гладок. Будет горек черный час… Дух прозренья и загадок пусть сопровождает нас. «Шарманка старая крутилась…» Шарманка старая крутилась, катилось жизни колесо. Я пил вино за вашу милость и за минувшее за всё. За то, что в прошлом не случилось на бранном поле помереть, а что разбилось — то разбилось, зачем осколками звенеть? Шарманщик был в пальто потертом, он где-то в музыке витал. Моим ладоням, к вам простертым, значенья он не придавал. Я вас любил, но клялся прошлым, а он шарманку обнимал, моим словам, земным и пошлым, с тоской рассеянной внимал. Текла та песня, как дорога, последних лет не торопя. Все звуки были в ней от Бога — ни жалкой нотки от себя. Но падали слова убого, живую музыку губя: там было лишь одно от Бога, всё остальное — от себя. Римская империя Римская империя времени упадка сохраняла видимость твердого порядка: Цезарь был на месте, соратники рядом, жизнь была прекрасна, судя по докладам. А критики скажут, что слово «соратник» — не римская деталь, что эта ошибка всю песенку смысла лишает… Может быть, может быть, может, и не римская — не жаль. Мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает. Римляне империи времени упадка ели что придется, напивались гадко, а с похмелья каждый на рассол был падок — видимо, не знали, что у них упадок. А критики скажут, что слово «рассол», мол, не римская деталь, что эта ошибка всю песенку смысла лишает… Может быть, может быть, может, и не римская — не жаль. Мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает. Юношам империи времени упадка снились постоянно то скатка, то схватка, то они в атаке, то они в окопе, то вдруг — на Памире, а то вдруг — в Европе. А критики скажут, что «скатка», представьте, не римская деталь, что эта ошибка, представьте, всю песенку смысла лишает… Может быть, может быть, может, и не римская — не жаль. Мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает. Римлянкам империи времени упадка, только им, красавицам, доставалось сладко — все пути открыты перед ихним взором: хочешь — на работу, а хочешь — на форум. А критики хором: «Ах, форум! Ах, форум! — вот римская деталь! Одно лишь словечко — а песенку как украшает!..» Может быть, может быть, может, и римская — а жаль… Мне это немного мешает и замысел мой разрушает. «Антон Палыч Чехов однажды заметил…»
Антон Палыч Чехов однажды заметил, что умный любит учиться, а дурак учить. Скольких дураков в этой жизни я встретил! Мне давно пора уже орден получить. Дураки обожают собираться в стаю. Впереди — главный во всей красе. В детстве я верил, что однажды встану, а дураков нету: улетели все. Ах, детские сны мои — какая ошибка, в каких облаках я по глупости витал! У природы на устах коварная улыбка… Может быть, чего-то я не рассчитал. А умный в одиночестве гуляет кругами, он ценит одиночество превыше всего. И его так просто взять голыми руками… Скоро их повыловят всех до одного. Когда ж их всех повыловят, наступит эпоха, которую не выдумать и не описать. С умным хлопотно, с дураком плохо. Нужно что-то среднее, да где ж его взять? Дураком быть выгодно, да очень не хочется. Умным очень хочется, да кончится битьем… У природы на устах коварные пророчества. Но, может быть, когда-нибудь к среднему придем. |
