-Что? – тихо спросил Фрэнк.

-Если я сейчас пойду и попрошу его о помощи, он снова впустит нас, отдаст свою кровать и даже не упрекнет меня.

Алекса всхлипнула.

-Блять, как он вообще это делает! – громко выругалась она, судорожно вздыхая, и Фрэнк понял, что она плачет. – Я ничем не лучше остальных.

-Если ты покажешь мне пальцем хоть в одного ублюдка, который раскаивается за все сделанное так же, как и ты, только тогда я поверю, что ты ничем не лучше остальных.

-Говоришь, как педик, – Алекса улыбнулась сквозь слезы.

-Я и есть педик, – усмехнувшись, ответил Фрэнк. – Ты одна воспитываешь сестру и защищаешь ее от предков-алкоголиков, ты сильная, Адамс, иди нахрен, если так не считаешь.

-Ты говоришь ерунду.

-Нет, ерунду я говорил всю свою жалкую жизнь, а сейчас я как никогда серьезен!

Они снова тихо засмеялись в прохладный воздух над собой.

-Почему твоя жизнь жалкая? – спросила Алекса, постукивая пальцами по асфальту.

-Потому что я всегда делаю то, что мне говорят, – ответил Фрэнк. – И я не знаю, что мне делать.

-Как насчет делать так, как хочется тебе самому? – саркастически отозвалась она.

-Охренительная, блять, идея, как вы до этого додумались, Холмс? – огрызнулся в ответ Фрэнк, и Алекса снова рассмеялась. – Это не так легко. Когда за меня все решали, я всегда знал, что в случае неудачи смогу скинуть всю вину на кого-то другого, а при возникновении каких-либо трудностей за меня снова все решат, а если я возьму все в свои руки, я же буду единственным, кому придется отвечать за все последствия, только я один буду виноват в провале! Представляешь, да?

-Ты просто боишься, – тихо сказала Алекса. – Это нормально.

-Это отстойно.

-Почему ты сразу нацелен на проигрыш? Нельзя думать только о неудаче.

-Сказал мне человек, который даже не пытается поступить в институт, потому что боится провалиться.

-Блять, – тихо выругалась Алекса. – Окей, мы трусы, которые боятся хотя бы попробовать.

-Отлично, – заметил Фрэнк.

-Алекса, когда мы пойдем домой?

Фрэнк и Алекса одновременно подняли головы и увидели, что перед ними стоит Триша, перемазанная землей, травой и одуванчиками.

-Я устала и хочу кушать, – сказал она, ткнув себя в живот.

Алекса снова приняла сидячее положение и тяжело вздохнула. Фрэнк тоже поднялся и увидел, как она пересчитывает деньги в бумажнике. Там была всего пара долларов и несколько четвертаков.

-Триша, мы не можем пойти домой, – сказала она, поворачиваясь к сестре. – Но мы можем пойти в круглосуточную закусочную, нам хватит денег на одну порцию картошки и чая. Идем.

Она встала с бордюра и принялась отряхивать джинсы.

-Я могу пойти с вами, мне все равно деваться некуда, – сказал Фрэнк, тоже вставая. – У меня есть сотня, нам хватит всем и на чай и на картошку.

-Нет, – резко ответила Алекса. – Я не возьму у тебя денег, понял? Даже не думай.

-Что, накормишь сестру и сама останешься голодной? – спросил он, складывая руки на груди.

-Не в первый раз, – огрызнулась она.

-Иди в задницу, Адамс! – сказал Фрэнк, и, взяв за руку Тришу, пошел с ней в сторону забегаловки, не дожидаясь ответа Алексы, которая чертыхнувшись, все же сдалась и пошла за ними, беря свою сестру за другую руку.

-Ты мудак! – сказала она, улыбнувшись. – Спасибо.

-Я просто хочу, чтобы мир казался тебе хоть чуточку менее уродливым.

-А я пью чай без сахара! – радостно заявила Триша.

-А Джерард семь ложек кладет, – вспомнил Фрэнк.

-О Боже, – простонала Алекса.

Free

Фрэнк лежал в своей постели лицом вниз после очередного выматывающего дня в школе, где учителя говорили об экзаменах, контрольные и тесты шли друг за другом, а Джерард продолжал его игнорировать.

Родители были внизу и притворялись нормальной семьей. Мама решила, что им просто необходим семейный ужин, поэтому она весь день возилась у плиты, а папа сидел в гостиной и читал газету, делая вид, что ему не хочется разнести этот дом.

А Фрэнк лежал в своей комнате в одиночестве и не хотел двигаться. Потому что он разбил сердце одному космическому мальчику, и теперь ему хотелось стукнуть себя по голове чем-нибудь тяжелым. И это ведь Джерард, с ним все сложнее. И дело было не только в том, что поступок Фрэнка, сделал ему больно, дело было в том, что вдруг это было настолько больно душевно, что он снова решит заглушить это болью физической? От этих мыслей Фрэнк ненавидел себя еще больше, и трещина в его груди больно саднила, стоило ему представить избивающего себя в истерике Джерарда.

Фрэнк честно пытался поговорить с ним, но Джерард лишь убегал от него, скрывался в толпе и за углами, прятался за дверьми и не позволял себя поймать.

Рядом на подушке лежал телефон, где хранились фотографии с того дня, когда Джерарда врезался в огнетушитель, и они просидели все уроки в кабинете астрономии.

Вот Джерард показывает язык. Вот Джерард целует Фрэнка в щеку. Вот Джерард случайно уронил телефон, и на снимке только его нос. И вот Фрэнк уже почти чувствует его теплые губы на своей щеке и слышит это тихое «Фрэнки» совсем близко. Сейчас он протянет руку и коснется спутанных волос, мягкой кожи, теплых губ, услышит смешок в темноте, и все снова будет хорошо.

Фрэнк открыл глаза и обнаружил себя на своей кровати одного на жесткой простыне с телефоном в руках. Мама продолжала бегать внизу, папа все еще сидел в своем кресле, люди на улице что-то делали, и это казалось таким бессмысленным, таким ненужным, таким совершенно неважным. Таким пустым. Фрэнк чувствовал себя таким пустым.

Пустым, одиноким, подавленным, ненужным, ужасным, разбитым, размазанным, приземленным, тяжелым, виноватым, грязным, паршивым, испорченным, сломанным, неправильным.

Фрэнк посмотрел на пол, где валялась разбитая клавиатура. Он сделал это, когда, работая над рефератом, заметил, что буквы F и G находятся рядом. Вся Вселенная напоминала ему, как он ужасно поступил, как плохо где-то одному бесконечному мальчику, какой этот Фрэнки Айеро последний мудак, испортил все, что только мог, чтобы спасти свою задницу.

Когда часы показали шесть, мама позвала всех за стол. Это была высокая стройная женщина с темными волосами, аккуратно завязанными в пучок, с идеальным макияжем и таким же идеальным маникюром, она всегда носила тщательно выглаженные платья или юбки с блузками, выглядела безукоризненно, чисто и опрятно и пахло от нее тоже приятно, она создавала впечатление хорошей жены и примерной матери, и всегда казалось, что она обязательно знает ответы на все вопросы и ни за что никогда не ошибается. Этот образ гордой, сильной, уверенной женщины никак не вязался с образом женщины, которая изменяет своему мужу.