-Ты идешь? – спросил он, видя, что Фрэнк так и остался сидеть на месте.

-Ну что ты снова придумал? – простонал Фрэнк, даже боясь себе представить, что собирался натворить Джерард.

-Клянусь, что замышляю шалость и только шалость, – улыбнувшись, ответил Джерард.

-Какого хрена, тут воняет!

-Тише, Фрэнки, – зашипел Джерард, который, как только они вошли, поставил свой рюкзак на лавочку и теперь копался в нем, что-то выискивая.

-Блин, они вообще моются? – уже тише недовольно сказал Фрэнк, – у меня глаза щиплет, помогите!

Джерард тихонько засмеялся.

-Батик – ручная роспись по ткани, – сказал он, показывая Фрэнку баночки с чем-то цветным, которые он достал из своего портфеля.

-Нееет, – прошептал Фрэнк, – ты этого не сделаешь.

-Конечно, нет! – воскликнул Джерард. – Мы это сделаем.

Фрэнк продолжал еще что-то говорить про то, что он не будет этого делать, и что Джерард тоже не будет этого делать, и что они вообще должны уйти прямо сейчас, потому что если их заметят, если хоть кто-нибудь узнает, что они разрисовали форму команды футболистов, что они вообще были в этой раздевалке, их закидают помидорами, разденут до трусов и заставят бегать по школе под Бритни Спирс, но даже все эти доводы ни на секунду не могли разубедить Джерарда, который уже открыл все баночки, достал две кисточки и вытащил из шкафчиков все двадцать комплектов футбольных форм.

-Вот что ты скажешь своим детям, если они когда-нибудь спросят «папа, а ты когда-нибудь в школе надирал задницу гребаным мудакам из футбольной команды?» – недовольно сказал Джерард, – «нет, детки, ваш папа учил уроки, готовился к поступлению и не занимался такими вещами», – спародировал он Фрэнка, гримасничая. – И знаешь, что ответят твои дети? «Хуевенько ты развлекался, папа!»

Фрэнк закатил глаза, скрещивая руки на груди.

-Ну давай же, Фрэнки, – продолжал уговаривать его Джерард, – у нас всего одна молодость.

-Лицо у нас тоже, – съязвил в ответ Фрэнк.

-Да, но оно заживет, а моложе чем сегодня мы уже не будем никогда.

И они сделали это.

У Фрэнка от страха быть замеченным подгибались ноги, и он шарахался от каждого шороха, но это ему не помешало нарисовать огромный член на форме Бена прямо на паху, украсить штаны Льюиса семицветной радугой и оставить на заднице формы Райта красный отпечаток своей руки.

-Джи, а почему на форме Кевина розовые цветочки? – спросил он, выглядывая из-за плеча Джерарда.

-Я художник, я так вижу, – важно ответил Уэй.

Чтобы украсить все двадцать комплектов и убрать их на свои места, будто ничего и не было, им хватило пятнадцать минут, и когда до звонка с урока оставалось всего ничего, они, громко смеясь, выбежали из раздевалки, крепко сжимая в руках баночки, кисточки и свои рюкзаки, оставляя за собой цветные следы.

-Они нас поймают, – повторял сквозь смех Фрэнк, – поймают и убьют.

А Джерард только смеялся рядом с ним и выглядел очень смешно с желтым пятном на носу.

Больше в этот день не произошло ничего страшного и ненормального. Они оба разошлись по своим кабинетам, Фрэнк на физику, а Джерард на историю, и больше не виделись до конца уроков, и все было относительно спокойно. Фрэнк оставшиеся четыре урока думал о том, что это был самый безумный и безрассудный поступок в его жизни, и что Джерарду правда идет желтая краска на носу.

Они снова встретились на улице около спортивной площадки после уроков, чтобы вместе пойти домой, но не смогли сдержать приступа бешеного смеха, когда увидели двадцать парней в разрисованной форме и не услышали виноватого голоса тренера «простите ребята, пока не закажут новую форму, придется тренироваться в этой».

_____________________________________________________________________________________

Самое главное - будьте счастливы. С Новым Годом. Я очень люблю вас:3

Make me feel

Он хотел однажды просто выйти рано утром из дома в школу и случайно улететь в другую страну.

«Прости»

«Тебе стыдно?»

«Стыдно. Прости»

«Я не ожидала от тебя такого»

«Прости меня пожалуйста»

Фрэнк шел по пустой холодной улице в гребаных шесть тридцать утра, и одному Богу известно, как он был зол. Он злобно шлепал по лужам и яростно сжимал кулаки, изо всех сил борясь с подступающими слезами.

Он не понимал, откуда у этих взрослых такая власть. Почему они думают, что могут так поступать. Почему они никогда не могут признать своей вины, даже если она, блять, очевидна, и все равно заставят извиняться ребенка, у которого просто нет выбора.

Это твои родители. И что бы ни произошло, первым извиняешься всегда ты.

Это ужасно, отвратительно, не справедливо, это… это унизительно и до одури больно.

Это мама разбудила его в пять утра. Это она первая начала ссору. Это она виновата в том, что отец не ночевал дома. Это Фрэнк стоял перед ней и говорил, как ему стыдно.

И это доводило до бешенства.

Холодный ветер катал по асфальту пыль и пустые жестяные банки. Приближался декабрь. Фрэнк шел, запихав руки в карманы и натянув на голову капюшон толстовки, слушая музыку в одном наушнике. Этим и была наполнена темная улица в это утро: стук банок о землю, легкий шелест опавших листьев и шарканье кед по неровной дороге.

Он честно старался держать себя в руках. Не развалиться на части прямо посреди дороги, не умазать ворот толстовки слезами и соплями, не опустить руки и не упасть в пропасть на самое дно. Он честно старался не думать, что жизнь дерьмо. Но она была дерьмом. Она была, боже, последним отстоем, наполненным отчаяньем, обязанностями, усталостью и невыносимым, почти неконтролируемым желанием сбежать.

Но только почти неконтролируемым.

Он бродил по улицам больше часа, до самого начала уроков, но прежде чем войти в школу, он забежал на задний двор и выкурил две сигареты.

Сидя на первом уроке, экономике, Фрэнк вдруг отчетливо понял, что он хочет, чтобы как можно быстрее началась третья перемена. И дело было не в том, что он хотел увидеть Джерарда, дело было в том, что ему нужно было увидеть Джерарда.

Спросить, как у него дела. Что он делал вчера вечером. Потрепать его по волосам. Посмотреть на него и убедиться, что он не наставил себе новых синяков.