Она заканчивала последние приготовления, когда Фрэнк вошел в гостиную. Все как всегда было идеально: идеальный обед, идеальное вино, идеальная сервировка, идеальная ложь, идеальный способ притвориться нормальной семьей. Следом вошел отец, теперь постоянно хмурый и почти никогда не бритый. Он был выше мамы, носил свитера и брюки, казался очень крепким и немного суровым, и если долго в него вглядываться, то можно увидеть, что он разваливается на части.

Отец и мать сели друг напротив друга, Фрэнк – посередине. И первые три минуты, пока мама разливала вино, а отец не прекращал расправлять и поглаживать салфетку на своих коленях, а Фрэнк вертел в руках вилку, можно было назвать самым неловким моментом в мире, просто победителем среди всех неловких моментов.

Но в конце концов вино было в бокалах, и всем троим пришлось поднять головы и посмотреть друг на друга. Потом каждый взял свой бокал, и в одно мгновенье показалось, что мама хочет что-то сказать, но потом она просто протянула бокал, и, звонко чокнувшись, они выпили.

-Ну, Фрэнк, как дела в школе? – спросила мама, когда они приступили к ужину, и сказать что-нибудь было необходимо, чтобы не выглядеть тремя дебилами за одним столом без общих тем для разговора.

-Ммм, нормально – ответил Фрэнк, жуя салат.

-Я очень на это надеюсь – строго проговорил отец, нарезая кусок мяса – ты готовишься к экзаменам?

-Да, готовлюсь, – ответил Фрэнк.

-Ты должен поступить в этот университет, – сказала мама, делая еще один глоток из бокала,– ты стал чаще пропадать где-то. Почему ты не сидишь дома и не готовишься?

-Я готовлюсь, – сквозь зубы процедил Фрэнк, сжимая вилку в руках, потому что он просто ненавидел, когда они начинали делать это: говорить, говорить, говорить, о том, чего не знают, лезть в его дела, доставать с одним и тем же, вообще не слушая, что он им отвечает.

-Правда? – спросила она. – Я что-то не вижу, как ты готовишься.

-Потому что чтобы видеть, как он готовится, нужно чаще бывать дома, – саркастически заметил отец.

-Энтони!

-Скажи, что я не прав.

Они оба замолчали, возвращаясь к своим тарелкам, а Фрэнк только покачал головой. Он не понимал, что он тут делает и что они из себя строят, он просто хотел разгромить стол, разбить все тарелки и уйти. Но он продолжал сидеть между отцом и матерью, давиться салатом и чувствовать себя ничтожно жалким.

-Как вам мясо? – снова подала голос мама.

Фрэнк раздраженно выдохнул, отец слишком сильно ударил вилкой по тарелке, сжимая зубы.

-Вам что, не нравится? – проговорила мама, и ее подбородок задрожал. – Я так старалась, готовила…

-Ну прости, что после всего, что произошло, мы не можем вести светские беседы о каком-то мясе, – выругался отец.

Мать швырнула вилку на стол и выпрямилась.

-Я стараюсь все исправить, – дрожащим голосом, проговорила она.

-О, у тебя отлично выходит, – фыркнул отец, не отрываясь от ужина.

Фрэнк сидел и смотрел на пытающуюся держать себя в руках мать и на отца, который выглядел спокойно, но его руки тряслись от гнева. Вся его жизнь катилась на дно. У него не было друга, у него не было семьи, у него не было надежд, у него не было ничего, и даже это «ничего» родители продолжали топтать у него на глазах.

Это было больно. Он больше не знал, кто он, зачем он, куда он, когда он, с кем он, для чего он. Это был просто круговорот всякой херни, которая случалась и ломала жизнь семнадцатилетнего мальчика и бросала ее обломки ему под ноги.

-Что же ты тогда тут сидишь? – гордо бросила мать.

-Ну, просто ты впервые за несколько месяцев приготовила поесть своей семье, как я мог пропустить такое событие? – безразлично ответил отец, отпивая из бокала.

-Ты… ты…

-Ну-ну, договаривай, я весь в нетерпении.

-Урод! – закричала мать. – Ненавижу тебя!

-О боже, как я это переживу, – отец покачал головой, продолжая есть и даже не глядя на нее.

-Это все из-за тебя! Наша семья разрушена из-за тебя!

Отец резко отшвырнул вилку в угол и злобно уставился на мать.

-Правда? – прошипел он. – А я думал из-за того, что ты грязная шлюха.

-А ты никогда не думал, что я ушла, потому что ты просто перестал быть похож на мужика? – так же ядовито выплюнула в ответ мать.

-Потаскуха!

-Ублюдок!

-Какого хрена вы творите?!

Они оба замолчали и повернулись к сыну, который сидел на своем месте, вцепившись пальцами в стол, и мелко дрожал.

-Фрэнк?

-Что вы блять делаете, я вас спрашиваю?! – снова закричал он, глядя безумными глазами на своих родителей.

-Немедленно замолчи! – рявкнул на него отец.

-Что..Боже.. .Нет! Вы меня задолбали! Слышите? Задолбали!

Он выскочил из-за стола, роняя стул позади себя, и не зная, куда деть себя, просто остался стоять на месте, сжимая кулаки и пытаясь привести дыхание в норму.

-Фрэнки, милый, я не понимаю….

-Не понимаешь?! Ты не понимаешь? – заорал он, еле удерживаясь на ногах. – Что ты хотела добиться этим ужином? О чем ты думала? Что все снова будет в порядке? Для этого нужно бросить своего любовника и снова начать готовить завтраки, а не говорить о долбаном мясе! Ты хочешь поговорить о мясе? Знаешь что, оно дерьмовое, как и все, что ты делаешь в последнее время. Мама, ты облажалась! И знаешь что, папа? Ты блин тоже облажался! Где ты был, когда мне нужен был отец? Где ты был, когда я шел в новую школу? Где ты был, когда мне нужно было услышать от тебя «никого не бойся, сынок»? Ты сидел в баре и напивался!

Линда и Энтони в шоке смотрели на своего мальчика. Такого всегда тихого, покорного и молчаливо мальчика, который сейчас стоял и громко кричал и выглядел таким большим и взрослым.

-Да вы оба серьезно облажались! – Фрэнк со всей силы пнул стул позади себя, и тот врезался в журнальный столик. – Вы только орали на меня! Я вам, блять, кто, мальчик для битья? О Боже, папа, ты выгнал меня в школу в воскресенье! Вы забыли о моем дне рождения! Вы испортили Рождество! Вы… вы… Нет, правда, вы облажались!

Это как поток чистого воздуха в легкие, это как долгожданная свобода, и Фрэнк чувствовал ее, почти в своих руках, почти в своих легких, почти рядом, и он не мог сейчас остановиться.

-Вы отстойные родители, и я нихрена не хочу делать то, что вы говорите! Врач? Вы серьезно? Врач? Какой из меня врач, посмотрите на меня! Я не буду поступать в вашу медицинскую академию! И знаете, почему? Потому что я просто не хочу! О Боже, я не хочу!