У одного из кулаков жил сапожник австриец.

Некоторым из нас удалось спрятаться в одном крестьянском сарае, и мы там таились несколько дней. Но вот пришли два крестьянских парня нашего села «с фронта», т. е. от линии железной дороги, и заявили крестьянам от имени своего коменданта, чтобы они собрали всех евреев в один дом и оттуда их никуда не выпускали. Мы решили свои норы оставить и стать под их защиту. Вдруг вошли в наш арестный дом четверо чужаков-соколовцев с намерением нас перебить, но хозяин дома, которому мы внесли 200 рублей, чтобы не дал нас в обиду, не позволил им выполнить их замысел.

И они ушли ни с чем.

Так просидели мы еще сутки.

Тут вошли к нам 7 других чужаков-соколовцев.

И обобрали нас.

Сын мой в это время прятался в сарае.

Видя, что бандиты вошли в дом, он решил выйти из сарая и спрятался во ржи, потому что слышал их разговор убить всех. Об их таком решении мы ничего не знали и были рады, когда они собрались уходить, не обнаружив спрятавшихся.

Но тут вошел сапожник-австриец.

Вооруженный винтовкой, он стал срамить бандитов за то, что они не убивают жидов.

Те все же ушли, никого не тронув.

Австрии пошел за ними.

Кто-то из крестьян указал ему место, где спрятался мой сын и с ним некоторые другие. Австриец пригласил товарища, бандита нашего села, и с ним вместе отправился на поиски.

Нашли моего сына.

И с ним еще еврея.

Убили их.

Вынули из кармана деньги с документами и пошли отыскивать остальных, нашли и хотели убить, но некоторые крестьяне не допустили этого, боясь мести большевиков — «жидовских защитников».

Я указал на мое несчастье.

Хотел пойти забрать дорогой мне труп.

Но крестьяне не хотели выпустить меня.

А через час пришли другие и с злорадством заявили мне:

— Собаки уже грызут твоего сына.

Не вытерпело мое сердце.

Вырвался из дому.

Побежал к штабу повстанцев.

Просил у них повозку, чтобы забрать своего сына, валялся как собака у ног их. Вымолил повозку. Поехал забрать труп.

Потом вырыл могилу в кладовой и там на время похоронил своего сына.

Пришли крестьяне и велели вынуть труп, чтобы, разлагаясь, он не заразил воздух.

…Зарыли его в поле…

В это время повстанцы скрылись, разбитые; и пришли большевики. Крестьяне освободили нас и приказали просить большевиков не сжигать села. С хлебом и солью, с болью в сердце, мы вынуждены были защищать, оправдывать крестьян.

Мой муж был рабочим на стекольном заводе, близ села Обиход, уже 15 лет. В час ночи подъехали к заводу 12 человек бандитов.

Страшно испуганные, мы бросились к дверям и открыли их бандитам, думая этим смягчить их, но они сейчас же, по входе в избу, выстрелили из винтовки и убили моего мужа.

А потом стали бить меня прикладами.

Я, обезумев от ужаса, не издала ни одного звука, и это избавило меня от верной смерти.

Забрав из хаты, что могли, бандиты ушли.

Дети подняли страшный крик.

Бросились к своему дорогому отцу, думая оживить его.

Но труп уже остыл.

А бандиты, не довольствуясь этим убийством, бросили бомбу в хату.

К счастью, разрыв ее никого не убил.

……………………………………………………………………………………………………

В деревне Буки убили двух пожилых евреев. После убийства одного из них, вторично явились бандиты и хотели убить жену и детей его.

Бандит уже поднял винтовку, целясь.

Но тут подбежал случайно подоспевший крестьянин и закричал:

Что ты делаешь?..

Убей лучше раньше детей, не оставляй сирот!

С этими словами он выхватил винтовку у бандита.

Тем спас все семейство.

…………………………………………………………………………………………………….

Парни села Шершни, где мы живем, заперли дверь нашего дома. А потом вломились к нам вооруженные люди. Они назвали себя соколовцами, хотели убить мою жену и требовали денег. Когда же она заявила, что денег нет, они стали кричать:

— Все коммунисты!

Жена сказала, что мы не коммунисты.

Но они закричали:

— Вы жиды-коммунисты, сжигаете наши деревни!

Они забрали всех нас, вместе с детьми, и повели к командиру на ту сторону реки. Туда же из других дворов свели еще евреев, всего человек 18.

Всех поставили в ряд.

Один из крестьян распорядился зарядить винтовки.

— Но хорошо заряжайте, — заявил он, так, чтобы можно было сразу 8 человек уложить.

Тогда моя дочь и невестка стали умолять о спасении, обещая отдать за это спрятанное во дворе золото. Их повели ко мне во двор. Отдали все что имели, до двух тысяч рублей.

Они ушли.

………………………………………………………………………………………………

Когда в Словечно начались убийства, там оказались знакомые мне мужики из деревни Бегун, я с ними решил ехать. Крестьяне как будто охотно согласились взять меня с собой и мою семью.

Приехали в Бегун.

Я просил раньше завезти к знакомому крестьянину, но того не оказалось дома. Хата его была заперта. Мы вынуждены были заехать к тому мужику, который нас привез.

Он спрятал нас в амбаре.

После этого он поехал опять в Словечно, и мы, считая его своим доброжелателем, просили его передать знакомым мужикам, чтобы они спрятали оставшиеся вещи наши и прислали нам хлеба.

Он вернулся уже ночью.

Семья моя спала.

Мне же не спалось.

Я слышал какой-то странный разговор хозяина с его женой.

До меня донеслись слова:

— Что бы там ни было, а ты спрячь вещи, чтобы они не нашли.

Хозяйка вошла к нам и с тревогой заявила, чтобы мы уходили, так как она боится за себя и за своих детей, если нас найдут у них.

Мы вышли.

Мужик повел нас в другое место.

Было темно.

Мы не знали, куда он ведет нас.

Он говорил, что ведет к амбару брата, но привел совсем в другое место. Там сейчас же подошло несколько человек с винтовками и шашками.

С криком:

— Руки вверх!

Выстрелили в воздух. Начали грабить нас.

Потом подошли к моему сыну Давиду.

Выстрелили в него.

Он упал тяжелораненый.

Моя старуха жена, желая спасти другого сына, стала перед бандитами.

Ее прокололи штыком.

Застрелили другого моего сына.

Жена моего старшего сына стала перед бандитами с ребенком на руках, надеясь спасти мужа своего, который еще жил, хрипел и просил дать ему пить… и рукой он делал движете — закрыть ребенка.

Стали бить меня по голове поленом.

Я упал, окровавленный.

Так из всей нашей семьи осталась только невестка с восьмимесячным ребенком, которая стала за мной ухаживать, но вскоре впала в полубезумное состояние. Она целовала руки у мужиков, просила о помощи. Но безумный вид этой несчастной женщины с распущенными волосами, с ребенком на руках, вызвал у них только смех.

Они ушли.

Я потом еще раз явились справиться — живы ли?..

…………………………………………………………………………………………………….

Мы жили на станции Турчинке, но петлюровцы все ограбили у нас, а сами мы спаслись только чудом и переехали жить в Кутузово. Но там дороговизна была ужасная, и я вынуждена была послать своих двух мальчиков домой, в Турчинку, чтобы достать немного провизии.

Утром мальчики ушли. И больше мы их не видели. Крестьяне убили их.

— Чтобы уменьшить число крестьянских поработителей — говорили они.

Их убил, как «маленьких щенят», мужик села Топорищ, который находился в повстанческом отряде, он снял с них одежду и бросил голые трупы в яму.

Лишь на следующий день узнала я об участи детей моих, с большим трудом пробралась в село и увезла дороге трупы.

В это время отступили петлюровцы, в село вошел 9-й красноармейский полк. Но он немного уступал своим предшественникам. Нет слов для описания лишений. Вынуждены были спать мы на голой, сырой земле, потому что постели были разграблены крестьянами. Питались одними сухарями. После ухода 9-го полка, проведали свое добро. От имущества ничего не уцелело. Что было спрятано у крестьян, больше не было возвращено. Мы застали только обломки наших домов. Окна были внутри, мебель сожжена, крыши разрушены. Осталось только поплакать немного на развалинах когда-то родных и милых построек.