— Не ихтиолог, — поправила я ее.
— И не ихтиолог, — согласилась она. — Ну, все, я полетела. Извини, работа…
Она исчезла, а я, постояв секунд двадцать, почти бегом побежала к Фиги.
— Мне срочно надо уйти, — сказала я.
— Куда? — не поняла волколюдка.
— Домой, — ответила я. — Очень надо.
— А ты разве не в Старом городе живешь? — спросил Эрик, который был рядом и наш разговор с Фиги хорошо слышал. — Это может быть опасно.
— И по инструкциям не положено, — добавила Фиги, нахмурившись. — Мы сейчас тут как раз для того и стоим, чтобы не пускать никого.
— Может быть, — согласилась я. — Только если я не пойду, человек может умереть. Дорогой мне человек! Я серьезно!
— Давай-ка я у старших офицеров инструкции запрошу, — сказала Фиги. — Думаю, что этот вопрос лучше Квентину самому решать.
— Квентин может быть сейчас занят, — сказала я. — И лейтенант. И капитан. И кто там еще! В засаде быть или еще что-нибудь в этом роде. Квентин же не просто так отсюда ушел, верно? А мне срочно надо, понимаешь?
— Да кто у тебя там? — спросила Фиги. — Мать, отец, брат?
— Любовник, — соврала я. — Ну?
— Иди, — сказала Ифигения, поколебавшись несколько секунд.
Как хорошо, что я алхимик и могу не беспокоиться о своей репутации — можно вести себя сколь угодно эксцентрично, никто и глазом не моргнет, все давно привыкли считать нас «не от мира сего». «Спасибо» я крикнула на бегу, заглатывая сразу две горошины стимулятора. Эрик, кажется, кинул мне какое-то проклятье в спину, то ли ускорительное, то ли на удачу, я не поняла какое — с идентификацией проклятий вообще всегда морока. Горошины начали действовать почти сразу, и я ощутила сначала небольшое головокружение, а затем прилив сил и легкую эйфорию. Ох, дорого мне эта ночь обойдется, очень дорого: кажется, я все-таки переборщила со стимуляторами и теперь, кроме прилива сил, чувствовала, как у меня начинают расти уши и хвост[115]. Пришлось притормозить и избавится от мешающего ему предмета одежды. На бегу потрогала свои новые уши — вроде как волчьи, а может быть и собачьи, как сказала Фью, «я не орнитолог». Наверное, я теперь стала похожа на сестрицу Фиги, вот только увидеть это было тут некому — вернувшийся из замещения город был пуст, к тому же было темно. Зато, у меня теперь и на «Ускорение» сил хватало, и на частичную левитацию, и на «Светляка». Не хватало еще споткнуться в этой темноте и ногу сломать.
Никогда еще в жизни так быстро не бегала. Мне как-то всегда везло — несмотря на синие волосы, никто и никогда не пытался меня побить за то, что я алхимик, так что последний раз я занималась бегом еще в ИБМ, на занятиях по физическому развитию. Хорошо, что стимуляторы не только магическую силу восстанавливают, но и физическое состояние в норму приводят, потому что бежать мне пришлось достаточно далеко — от нашего поста на Заливной площади моя квартирка находилась чуть ли не в противоположной стороне, если от центра города смотреть.
По лестнице я почти взлетела. Дверь в квартиру оказалась сорвана с петель и, почему-то, аккуратно прислонена к стене, рядом с дверным проемом. Внутри квартиры царил полный разгром, я надеюсь только, что моя квартирная хозяйка не стала экономить на страховке. Мебель была перевернута и сломана, стекла в окнах выбиты, со стен была отбита штукатурка, но зато их теперь украшала жирная копоть. Среди всего этого безобразия выделялся один небольшой островок относительного порядка и спокойствия, и в центре этого островка стоял инкубатор, абсолютно целый, с живой, судя по первому взгляду, химерой. На краю этого островка, у очерченной мелом границы лежал Льюр.
Выглядел он не слишком хорошо: его зеленый камзол и рубашка были будто изжеваны, а левый бок покрывали многочисленные мелкие раны, вроде тех, что я видела на телах стража и студента, погибших во время сегодняшнего замещения. Я бросилась к нему, и с облегчением выдохнула. Льюр был жив, во всяком случае, он был теплым, дышал и сердце у него билось. Я наложила ладони поверх раны и принялась плести реанимирующее заклинание. Наверное, я была так сильно на взводе и перепугана, что заклинание у меня получилось как на экзамене по первой помощи: раны Льюра тут же стали закрываться, а сам он задышал ровнее.
— Ну зачем, зачем ты это сделал? — сказала я, когда увидела, что мое заклинание начало действовать. — Дурак ушастый…
Кажется, я заплакала.
Льюр внезапно открыл глаза. Были они мутные, и мне кажется, он не сразу понял, где находится, что с ним, и кто я такая. Впрочем, взгляд очень быстро обрел сосредоточенность и остановился на моих ушах.
— Ты себя-то в зеркало видела? — спросил он, с большим усилием произнося слова, и снова потерял сознание.
Я тут же удвоила усилия, вливая в «Реаниматор» всю свою силу, которая у меня оставалась после приема стимуляторов. Вскоре мои усилия увенчались успехом: он снова пришел в себя и даже попытался сесть. Я достала горошину стимулятора и заставила Льюра ее сжевать. Само по себе это, конечно, не лекарство, да и как бы силен маг не был, сам себя он вылечить не сможет, но в качестве общеукрепляющего и восстанавливающего силы средства, они очень даже подходят. Подумала, и сама проглотила еще одну, предпоследнюю, из того запаса, что у меня был. Льюр немного порозовел, но тут же сознание снова покинуло его. Ненадолго, на несколько минут.
— Пошли Райдеру фею, — попросил он, когда его мутные глаза снова прояснились. — Сообщи, что я жив, в относительном порядке, и что никуда ничего передавать не надо.
— Чего передавать? — не поняла я, осторожно устраивая его голову у себя на коленях.
От стимуляторов и от того, что мне приходилось пропускать через себя магическую энергию в «Реаниматор», у меня начинало шуметь в голове. Меня немного подташнивало, а еще эти волчьи уши сильно чесались, и почесать их хотелось почему-то ногой.
— Он поймет, — ответил Льюр и в очередной раз отключился.
Я не стала спорить и вызвала Фьюарин.
— Хорошо, — сказала она, — обязательно передам. Что-нибудь еще?
— Капралу Винхам и Эрику передай, что я нормально добралась, и что со мной все в порядке, — добавила я. — Только как-нибудь, чтобы они и Райдер… впрочем, Малин с этим. Я потом заплачу, можно? Видишь, руки заняты.
— Ладно-ладно, — сказала Фьюарин. — Я сегодня на вас и так очень неплохо заработала. Не скажу, чтобы это уж слишком поправило мое материальное положение, я теперь штраф за телефоны годами выплачивать буду, но… Ладно, я полетела…
Минут через десять Льюр окончательно пришел в себя, и я решила объясниться.
— И все-таки, зачем ты так? — спросила я его. — Ты же чуть не погиб!
— Я чуть не погиб защищая свою дочь, — издал он хриплый смешок. — Это несколько иное дело. Тебе не кажется, что ты должна была мне рассказать? Это вы, алхимики, к таким вещам легко и просто относитесь, а мы, дураки ушастые — совсем другое дело.
Я даже не сразу поняла, что он имеет в виду, подумала, что бредит. А когда поняла, то почувствовала холодок на шее. Кажется, я серьезно влипла. Эльфы все на детях повернуты, это мне его поступок безрассудным кажется, а он-то сам наверняка считает, что поступил единственно верным образом. Сейчас он мне заявит, что не позволит на своей дочери эксперименты ставить. Вот положение-то… И что теперь делать? Ох, какая меня вдруг досада взяла… Я оглянулась и посмотрела на химеру, которая спокойно плавала в инкубаторе. За прошедшие дни она сильно подросла, сейчас, наверняка, не менее полкилограмма висит.
— Она же будет разумной, да? — спросил Льюр и в его голосе я услышала что-то очень похожее на мольбу.
И от этого вопроса, или, вернее, от тона, которым он был задан, исчезла вся моя досада и мне вдруг стало стыдно. Ведь действительно, прав он, для меня эта химера — просто интересный опыт, а мой генетический код в ней — дань традиции, не более того[116]. А для Льюра, это реально была кровь от крови. Настоящая, живая дочь, которая могла погибнуть этой ночью, и, скорее всего, погибла бы, если бы он не остался с ней.
