Эта история произошла с моим дедом – Александром Петровичем Антиповым.

Я веду это повествование от имени его сына (моего дяди) – Евгения, потому что впоследствии он был непосредственным участником этих событий…

В юности отец служил надсмотрщиком судов, которые приходили в порт.

И высадил он как-то одну симпатичную немку, которая показалась подозрительной старшему по званию коллеге. Прекрасная незнакомка в шляпке и белом платье словно сошла с пронизанного солнцем полотна Сезанна.

Иностранка, вероятно, решила откупиться от парня в погонах, вложив ему в руку «магарыч». Он, смущенный, хотел отстранить ее хрупкую руку в белой кружевной перчатке, но девушка тихо произнесла:

– Hand aufs herz! Mein Herr, das klein Geschenk![4]

И поспешила его успокоить:

– Nicht Sorgen machen! Ich muss Gehen![5]

Отец, ошеломленный, так и остался стоять со взяткой в руке, которая оказалась не чем иным, как антикварным веером с золотым шитьем и драгоценными камнями. Красавица так запала парню в душу, что он мечтал снова встретиться с ней. Представлял, как, завидев девушку в толпе пассажиров, снова остановит ее для досмотра документов, и вот тогда – на немецком! – объяснится в любви! Заветные слова он выписал на бумажку и выучил наизусть.

Ее бесценный подарок он держал во внутреннем кармане шинели, поближе к сердцу. Изредка доставал веер, чтобы полюбоваться сверкающими на солнце самоцветами и вдохнуть легкий запах ванили.

Помимо любовных появились у человека и весьма прозаические проблемы: что с веером-то делать? С такой вещицей за пазухой не походишь и в прикроватной тумбе в казарме ее не спрячешь. После долгих раздумий решил он схоронить свой клад на чердаке столовой. Там под крышей нашел укромное местечко, куда и поместил футляр, для верности замаскировав место мусором.

Но вскоре случилась беда: когда отец дежурил на смотровой вышке, разыгрался сильнейший шторм! Море один за другим бросало на берег отвесные валы, словно хотело уничтожить сушу. Гнулись и трещали под натиском вековые корабельные сосны. Как нитки, рвались провода. Вдруг не выдержала шквала и упала смотровая вышка, придавив отца. Как же он жалел тогда, что не может дотянуться до табельного оружия!

– Застрелился бы, ей-богу! – вспоминал он свои мучения.

Может, и к лучшему, что от боли он потерял сознание. И привиделась ему та красавица в белых, развевающихся на ветру одеждах, которая уходила прочь по волнам…

Очнулся он в госпитале с переломом позвоночника и ногой на вытяжке! Какие тут немецкие мамзели и спрятанные сокровища? Скорее бы встать на ноги! Так и уехал домой, не поднявшись на чердак, потому что ходил на костылях, а делиться с кем-то своей тайной было ни к чему. Но основным предметом переживаний стало то, что даму сердца встретить ему так и не удалось!

Я много раз слышал от отца эту историю и в конце концов решил сам поехать на поиски клада. Получив добро от воинской части, на территории которой находился нужный мне объект, я побросал самые необходимые вещи в рюкзак и полетел в Клайпеду. Меня окрылял дух кладоискательства!

Слегка сбило мое радужное настроение то, что начальник запросил двадцать процентов от стоимости находки. Что было делать? Я согласился. Подписал бумаги и в сопровождении командира и двух молодых бойцов отправился в корпус, где раньше находился пищевой блок, а теперь – продовольственный склад. Здание, хоть и претерпело перепланировку, было построено на совесть. Я старался не отставать от бравого начальника, который, невзирая на внушительное брюшко, лихо взбирался по скрипучей лестнице. Попав на пахнущий старым деревом и пылью чердак, я и мои спутники стали прощупывать занозистые стены. Я задумался, пытаясь представить, куда бы спрятал драгоценность, будь я на месте отца. И тут заметил темно-коричневый пенал, аккуратно втиснутый под балкой крыши. Я приподнялся на носки и вытащил пыльный футляр.

– Открывай, открывай же скорее! – затрясся от любопытства начальник.

Я сковырнул ножом проржавевшую металлическую кнопку, она не сразу, но поддалась, со звоном отлетев в сторону. И нашим взорам предстало черное бархатное нутро футляра, в котором лежала лишь сморщенная куколка бабочки.

– А ваш батюшка враль! Старый баламут! – закипел начальник.

Достав папиросы, он затянулся, пытаясь успокоить нервы.

Солдатики сочувственно поглядели на меня. Мне же ничего другого не оставалось, как покинуть пограничный блокпост.

Дома, не распаковывая вещи, я рухнул на кровать. Усталость валила с ног, но мысли бурлили в голове. В руках я вертел тот самый футляр. Зачем отцу вводить меня в заблуждение? Может, у него прогрессирующий старческий маразм? Нет, никогда не поверю! Для меня он – ГЕРОЙ! Пусть болен и слаб…

Вот под такие грустные думы я и отправился в объятия Морфея. Меня вернул в реальность телефонный звонок. На том конце провода рвала и метала моя девушка Ленка:

– Я тебя ненавижу, ненавижу! Где ты был? Какая статья Уголовного кодекса относится к ситуации «оставление в опасности»? – вопила она.

– Девяностый псалом! – парирую я.

– Не морочь мне голову, Евгений! Где ты был?

– Лен, давай позже поговорим, когда ты успокоишься! – сказал я и повесил трубку.

Понимая, что больше не усну, я начал разбирать рюкзак. Вещи в стирку, вещи в шкаф, мусор в ведро. И вдруг что-то щелкнуло в тишине, будто лопнула тугая резинка: в футляре лежал покинутый кокон: бабочка почувствовала тепло и очнулась от многолетнего сна. Я стал искать глазами: по стене ползло насекомое, похожее на мокрую летучую мышь. Но крылья постепенно «просыпались», наливаясь насыщенным цветом и бархатной фактурой. Миг – и она явила миру всю свою божественную красоту!

– Ним-фа анти-о-па, – произнес я нараспев название бабочки.

Утром чуть свет я отправился к отцу. Я нетерпеливо выжимал из звонка «соловьиные трели», но дверь никто не отворял. Гулко застучало в висках, в сердце вполз леденящий страх… Но тут послышались громкие шаркающие шаги, и раздался долгожданный звук поворачиваемого ключа. Дверь со скрипом отворилась, и передо мной предстал отец в темно-синем махровом халате – высокий, чуть сгорбленный, но все еще с заметной армейской выправкой. Седую голову венчали очки в толстой роговой оправе.

– Прости, сынок, – он откашлялся. – Так крепко спал, что не слышал звонка.

– Привет, пап! Опять уснул в кресле у телевизора? – Смех у меня получился каким-то нервным.

– Проходи-проходи! Сейчас мы чайничек поставим! А знаешь что, сынок? Веер-то задолго до нас нашли! – грустно сообщил мне он, зажигая газ. – Вчера как раз в новостях показывали репортаж об одном аукционе, и там вторым лотом был именно наш веер, который приобрел некий аноним.

– Как так? – возмутился я. – Я же был там, беседовал с начальником этой воинской части! Мы поднимались с ним на чердак, и вот что я нашел!

Достав из сумки коричневый пенал, я протянул его отцу. Его лицо дрогнуло, глаза увлажнились. Отец взял футляр и стал его рассматривать, будто видел впервые.

– Жень! А внутри никакой записки не было? – осведомился он.

– А разве воры оставляют записки на месте преступления? – ответил я.

Конечно, я умолчал о куколке бабочки, чтобы не травмировать старика, – подумал, что это всего лишь шутка матушки-природы.

Я вернулся домой, несколько удрученный сложившейся ситуацией: утомительная поездка в Клайпеду не принесла ожидаемых результатов, да и отец расстроился. Я не знал, что делать дальше, и обратился за помощью к своему соседу Вовке, который работал системным администратором в какой-то крупной фирме.