Осенью 1938 года отца направили в «правительственную командировку» (так это называлось) в Китай, для обучения личного состава и помощи Народной армии в войне с Японией. Когда через год он вернулся домой, то увидел постаревшую, убитую горем жену – мама похоронила любимого сына Витеньку, умершего от дифтерита. Всю жизнь она ощущала последствия этой трагедии.
Как это бывает с семьями военных, их постоянно перебрасывали с места на место. В августе 1940 года, когда родители из Батуми плыли на теплоходе «Крым» к новому месту службы отца, начался жуткий девятибалльный шторм, что спровоцировало у мамы преждевременные роды. Отец сам принял дочку, девочка родилась слабенькая, болезненная. Мою старшую сестру еле вы́ходили, и всю жизнь мама боялась за нее, помня трагедию с сыном.
А потом началась война. Отец воевал на разных направлениях, был командующим ВВС 7-й Отдельной воздушной армии, служил на фронтах в районе Рязани, Брянска вплоть до осени 1943 года.
Мама с грудной дочкой жила в начале войны в Гатчине, у родных. Почти два года она ничего не знала о муже. А в 1943 году знакомые летчики вывезли ее вместе с ребенком, сестрой и матерью к отцу, на фронт. Дедушка, Василий Иванович, категорически отказался «драпать»: продолжал работать на Кировском заводе и вскоре умер от голода. Где похоронен, неизвестно. Вторую мамину сестру, еле живую, опухшую от голода, позже тоже доставили на фронт в компанию к остальным. Жили в землянках. Все работали: в столовой, в медсанчасти… До сих пор их перелет из Гатчины на фронт мне кажется почти чудом.
Осенью 1943 года, когда началось наступление на Западном фронте, несколько суток отец, командующий 8-м истребительным авиационным корпусом, совершенно простуженный, с высокой температурой был на командном пункте. Потерял сознание и попал в госпиталь. Потом его отправили в тыл – назначили замкомандующего Среднеазиатским военным округом в город Ташкент, где он и прослужил до осени 1945 года.
Все семейство генерал-майора Ф. Ф. Жеребченко оказалось в Ташкенте, где 2 марта 1944 года родилась я. Родители хотели сына, мама рыдала, отец ее утешал: он искренне радовался моему появлению на свет и тому, что я была абсолютной «папиной копией». Я росла как настоящий мальчишка: играла в футбол, ездила с отцом на рыбалку, ходила с ним на хоккей.
Осенью 1946 года наша семья перебралась в Москву. Отец учился в Высшей военной академии. Сначала мы впятером жили в одной комнате в гостинице ЦДКА. Напротив располагался известный уголок Дурова, и мы, дети, часто с восторгом наблюдали, как «по улице слона водили». А через два года родители получили квартиру на Хорошевском шоссе. Этот район, состоявший из двух-трехэтажных домов, которые строили пленные немцы, назывался «Военный городок». Квартира была метров сорок, три маленькие комнаты – нам она казалась дворцом!
У нас в доме почти все время кто-то останавливался, люди приезжали-уезжали. За стол садились по восемь – десять человек, а в праздники – и того больше! Дом у нас был хлебосольным: пельмени лепили сотнями, винегрет делали тазами, бабулечка пекла пироги, плюшки, а я помогала и училась всему. Много шутили, смеялись и, конечно, танцевали под патефон. Как я любовалась, когда мои родители – крепыш-папа и миниатюрная, на высоких каблуках мама – выделывали такие па под «Брызги шампанского» или «Утомленное солнце»!..
К сожалению, папу мы дома видели редко: он постоянно был в командировках. Потом новые назначения: Горький, Харьков, Куйбышев, Северо-Кавказский округ. В должности генерал-инспектора, а затем замначальника боевой подготовки войск ПВО страны Федор Федорович Жеребченко работал до 1963 года.
Помню, когда папа был дома, он вечерами обычно сидел на кухне за столом, на котором стоял стакан с чаем, заваренным особым способом (это был целый ритуал), и читал. Страсть к чтению была у нас семейной. Книги, тогда – страшный дефицит, «доставались» и привозились откуда только можно.
В нашем доме любили бывать не только друзья родителей, но и наши с сестрой повзрослевшие товарищи-однокашники – и все помещались, всего хватало. Пели, танцевали, шутили, хохотали до слез. А главный заводила – папа! Он был человек-праздник, всегда был щедр и отзывчив на чужие проблемы: очень многим помогал.
Папа отличался невероятной скромностью: военную форму со всеми регалиями, орденами-медалями надевал только на службу. Был предельно пунктуален, не выносил разгильдяйства, вранья, нескромности или хвастовства. Мы никогда не знали, какую отец занимал должность, – «папа служил». Его генеральское звание вслух не произносилось.
Таких же принципов придерживалась и Вера Васильевна, наша мамочка, – «боевая подруга», как она шутя себя называла. Обладая сильным, независимым характером, собственным мнением, острая на язык и с отличным чувством юмора, мама вовсе не была покорной женой: просто у них с отцом были общие представления о моральных ценностях. Они были настоящие две половинки одного целого. За тридцать два года супружеской жизни было столько разлук, ожиданий, встреч и опять расставаний, бесконечных тревог… – я думаю, это, скорее, укрепляло чувства, делало их ярче и глубже. Даже если родители были не рядом, они всегда были вместе!
В мае 1962 года у папы случился обширный инфаркт. Спустя некоторое время после очередного доноса отцу вежливо, «по-дружески», посоветовали уйти на «заслуженный отдых». Он говорил, что его «ушли» из армии, которой он отдал всю жизнь. Переживал молча. Мама была рядом, старалась отвлечь. Вскоре авиаконструктор Яковлев (самолеты которого отец когда-то испытывал) пригласил его работать в свой КБ. Папа радовался как ребенок.
А 21 мая 1964 года по дороге на работу отца не стало: тромб в сердце. На похоронах было очень много народу: военные, летчики, друзья приехали со всего Союза. Мужчины не скрывали слез. Мама держалась невероятно стойко, только в последний момент прощания на плацу Новодевичьего кладбища вдруг вскрикнула: «Любимый!» – и все…
Когда через год замечательный скульптор Олег Комов делал памятник в виде белого сокола на могилу отца и спросил, какие слова высечь на постаменте, мы решили написать то, что было его сущностью: «Летчик Федор Федорович Жеребченко».
Мама пережила отца на тринадцать лет. Ее настигла страшная болезнь. На консультации врач удивленно спросила, почему более десяти лет у мамы не было близкого мужчины – ведь она весьма моложава и привлекательна?! На что та ответила, что у нее был и остался только один, самый лучший мужчина – ее муж, ее Федор.
Похоронены они рядом.
Вечная и светлая им память!
Ольга Вернигор. Подснежники
Первое воспоминание из детства: мы едем в поезде, едем не один день. Наша семья – мама, папа, брат и я – возвращается из Воркуты на родину мамы на Украину, в Тернопольскую область. Мои родители как «враги народа» были сосланы в лагерь под конец Великой Отечественной войны.
Они познакомились на каторге. Работали на лесоповале. Сплавляли лес. Женщины работали наравне с мужчинами.
Они познакомились, полюбили друг друга и поженились, несмотря на то что жизнь у них была нечеловеческая: жили в бараках, спали на нарах. Зимой – лютые морозы, летом – тучи комаров. Что страшнее? Можно поспорить.
Но они молодые, красивые и жаждущие любви. Их сослали, когда им было по двадцать лет. Как весной сквозь корку льда пробиваются подснежники, так их любовь пробилась через насилие и жестокость мира. Эта любовь помогла им выжить и остаться людьми.
Умирает Сталин. Становится легче дышать и жить. Родителей определили на вольное поселение под Воркутой. Там рождается их первенец. Потом – второй сын. И вот оно горе: мальчик родился мертвым – сказались годы каторжного труда. Здоровье мамы ухудшилось, но несмотря на это третья беременность прошла нормально. Мама рожает девочку, Олю, – так просил назвать меня мой старший брат.
И вот мы едем на юг. Папа принял такое решение, так как здоровье мамы оставляет желать лучшего. А на Украине нас ждет полуразрушенная мазанка. Родители стали обживаться, посадили в огороде картошку, кукурузу, завели домашнюю птицу, поросят. Папа принялся за строительство нового кирпичного дома. Старший брат ему помогал, а я, маленькая, под ногами путаюсь, но никто меня не гонит – я для всех радость. Одно плохо: мама потихоньку угасает.