— А еще можно с ее помощью поддерживать нежнейшую консистенцию, — улыбнулся Эдди. — И ванильнейший аромат.

Он погрузил ложечку в мороженое и передал ее Флориде со словами:

— Сначала дамы.

Флорида закрыла глаза, и мы все почувствовали, как мороженое, подтаяв во рту, мягко скользнуло вниз по ее горлу.

— Флорида, что надо сказать? — спросил я.

— Спаси…

— Не стоит меня благодарить, — прервал ее Эдди Ксанаду. — По мне, вполне достаточно, если сегодня вечером ты за меня проголосуешь. А не захочешь — тоже ничего страшного, просто не получишь добавки.

Папы тут же раскричались:

— Так нечестно! Это подкуп!..

— Почему «подкуп»? — улыбнулся Эдди. — Это инициатива. Кто проявил инициативу — как вы правильно заметили, месье Мартине, — тот и победил. Хотя, конечно, если вы не хотите, чтобы ваши дети…

Тут уже дети раскричались, что так нечестно. Эдди Ксанаду прижал свой термос к груди с видом глубоко разочарованного человека.

— Я вижу, никто не желает мороженого?

— Мы все, все желаем! — замахала руками Флорида. — И мы ВСЕ за вас проголосуем!

— Приятно, когда твой труд ценят, — улыбнулся Эдди.

Все толкались вокруг термоса в твердом намерении не отступать и держаться до последней капли мороженого. Как раз подходила моя очередь по завершающему кругу, когда Самсон Второй крикнул:

— Смотрите!

Башня Беспредельности торчала прямо перед нами — а вовсе не справа, где она привиделась нам до этого, — исполинским тюбиком губной помады на краю неба.

А через несколько минут вдруг стемнело. Ни сумерек, ни заката — просто стемнело и все. Будто Бог выключил свет. Башня сразу же показалась гораздо ближе к нам и ярче, и мы пошли к ней, ускоряя шаг. Пока мы шли, свет вокруг Башни начал меняться из желтого в голубовато-серебристый, и вскоре мы поняли почему: прямо за Башней всходила луна. Огромная, мы никогда в жизни такой не видели. Сначала появились только узкие сияющие полоски с двух сторон у основания Башни. Потом луна поднялась выше и стала видна вся, большая и круглая, как вход в туннель. И желтая. И казалось, что если так идти и идти, то в конце концов мы пройдем горизонт и попадем прямо в луну.

На какое-то время мы даже остановились — стояли и смотрели на нее молча, ждали: вдруг она закончит омывать мир этим странным голубоватым светом и устроит еще что-нибудь интересное, невиданное.

Когда луна поднялась еще выше, высыпали звезды. А звезды в пустыне Гоби — это не то же самое, что звезды в Бутле. Их, во-первых, гораздо больше — миллионы и миллионы, сливающиеся в скопления и туманности. И, во-вторых, они бьют в глаза, как прожекторы. Мы искали знакомые созвездия и всю дорогу озирались — хотели увидеть как можно больше падающих звезд. Так, озираясь, и дошли до Парка Беспредельности.

Пока Дина Дракс проводила голосование, Самсон Первый подошел ко мне и сказал:

— Если бы не вы, мы бы до сих пор бродили по пустыне. Моего сына никто не хотел слушать, а вы их заставили. Без вас, может, нас бы уже не было в живых.

— Ну, не факт… — пробормотал я.

Но вообще-то он был прав. Я выполнил свою миссию. Случись такое в игре, на меня бы уже излились все награды, какие только бывают: куча дополнительных очков, куча здоровья, куча золота. Может, добавилась бы еще парочка навыков. Но тут не игра, тут все по-другому. Моей наградой станут отданные за меня голоса.

Ясно же, что никто не будет голосовать за Эдди Ксанаду только из-за того, что он притащил с собой термос с мороженым. Все отдадут свои голоса мне. Это понятно, я ведь их спас. Каждому из них я спас жизнь.

— Итак, джентльмены, — сказала доктор Дракс, — после нашей сегодняшней маленькой экскурсии голоса всех детей, все четыре голоса получает… — она выдержала паузу, — мистер Ксанаду. Спасибо.

Вот так. И это при том, что я спас им жизнь, что я нашел флажок и напоил их водой, и они признали меня хорошим папой — они даже сказали это вслух! И все равно проголосовали за мороженщика. Все. Включая мою собственную дочь.

Позже я попробовал применить этот совет на практике. Я спросил Флориду:

— Почему ты голосовала за Эдди, а не за меня?

— Он дал мне мороженое, — ответила она. — А ты нет.

— И все? Это единственная причина?

— Слушай, по-твоему, для чего вообще нужен папа? Чтобы дарить подарки, правильно? Это его работа, и он должен ее выполнять.

— Да? А может, его работа — заботиться о тебе? Или даже спасать твою жизнь?

— Лием, при чем тут папа? — сказала она, перелистывая каналы стенного телевизора. — Спасать — дело аварийно-спасательных служб.

В программе детского оздоровительного лагеря, которую я сочинял для родителей, на третий день были запланированы прогулка по окрестностям и изучение местной флоры (деревья).

В Парке Беспредельности план на этот день состоял из одного-единственного пункта: «Знакомство со скафандрами».

Когда мы подходили к Башне Беспредельности, у меня уже сил не было терпеть: скорее бы. По дороге я рассказывал Флориде, какие скафандры — из каких игр и кинофильмов — у меня самые-самые любимые.

— Ты в «Орбитер-IV» когда-нибудь играла? Вот там скафандры — это да. Просто космос!..

— Лием, — сказала Флорида, — папы так себя не ведут.

— Как — так?

— Они не играют ни в какой «Орбитер». Они не говорят «просто космос», даже если им что-то очень нравится. И главное, они никогда не восторгаются так из-за одежды. Если надо ехать в магазин что-то купить, ни один папа в жизни не скажет: «Поехали скорей!» Он скажет: «А это обязательно?» А в магазине папы сидят рядком напротив кабинок для переодевания и ждут, когда все кончится. И вид у них скучный-прескучный.

— Флорида, скафандр — не «одежда», — возразил я. — Скафандр — это СНАРЯЖЕНИЕ. К нему наверняка прилагается инструкция, руководство и все, что положено. Можно даже сказать, что это сложный гаджет. А все папы любят сложные гаджеты. Так что сегодня у нас мероприятие для пап, а не шопинг для девочек.

Тут нас увидела доктор Дракс.

— Флорида, как хорошо, что ты здесь, — сказала она. — Вдвоем мы с тобой устроим такой чудный шопинг для девочек!

После этого они завели бесконечный разговор о «цветовой координации» при полетах в космос; он тянулся и тянулся и никак не кончался. Доктор Дракс говорила, что все аварийные и спасательные средства должны быть ярко-оранжевыми, как в море; это потому, что оранжевый цвет сразу бросается в глаза. Но Флорида беспокоилась, что оранжевый будет плохо сочетаться с ее рыжими-прерыжими волосами, и доктор Дракс с ней соглашалась.

— Да, я понимаю. В оранжевом ты будешь выглядеть, как гигантский мандарин. С другой стороны, гигантский мандарин будет виден издалека в межпланетном пространстве.

Пока они так беседовали, папы сидели рядком и скучали. Так что Флорида оказалась права.

Эдди Ксанаду, сидевший рядом, улыбнулся мне и сказал:

— Знаете, что я думаю? В каком-то смысле вы вчера спасли нас всех от гибели. Вы нашли флажок. И заставили нас послушать Самсона Второго. Вы молодец, вот что я думаю. Даже как-то неловко, что все голоса получил я. Но вы ведь на меня не в обиде?

— Нет, конечно, не в обиде, — сказал я, но я надеюсь, он понял меня правильно: в следующий раз мы заведем его подальше в пустыню, обмажем его же собственным мороженым и оставим на съедение муравьям-людоедам.