— Доктор Дракс, — сказал я, — а что именно может разладиться?

— Ах, вы же знаете, как некоторые любят делать из мухи слона, — поморщилась доктор Дракс. — Кто-то сломал себе палец, у кого-то просто голова заболела — и тут же находятся любители покричать: вот видите, как это опасно! А мы только начинаем, нам это ни к чему. Так что, если вдруг что-то пойдет не по плану, мы не собираемся оправдываться и доказывать, что в следующий раз все будет как надо; мы просто скажем, что ничего не было. — Улыбнувшись, она добавила: — Я уверена, мистер Дигби, как человек, умудренный опытом, вы меня понимаете.

Кстати, теперь я действительно умудрен опытом и понимаю: да, кое-что разладилось и пошло не по плану. Настолько не по плану, что доктор Дракс наверняка отрицает сам факт существования нашей миссии. А это значит, что никто там, на Земле, не пытается нам помочь. Никто не звонит ни в международные службы спасения, ни людям Икс — никому. Никто не высылает за нами спасательную ракету — никому же не известно, что мы здесь. А раз никто не знал, куда мы должны были прилететь, то никто и не знает, что мы туда не прилетели.

«Кола-космос», как выяснилось, — это целая бадья кока-колы, в которой плавают два шарика мороженого, украшенного серебряными звездочками и блестками, которые искрятся и сверкают. Наверное, подумал я, остальные папы сейчас жалеют, что не заказали себе такую штуку вместо своего унылого кофе. Или считается, что такие напитки не для взрослых? Возможно, но мне-то было уже все равно.

Пока мы подписывали бумаги, Эдди Ксанаду распинался про то, как он счастлив и доволен, что стал победителем.

— Я и не мечтал, что смогу отправиться в космос. Точнее, мечтал, но только в детстве, когда смотрел по телевизору репортажи о полетах «Аполлона». Я тогда думал: вот, наступила космическая эра, скоро мы ВСЕ полетим в космос. А мы не полетели — такое разочарование! Помню, папа тогда водил меня куда-то смотреть на пробы лунного грунта… — Другие папы тоже вспомнили, в каких длинных очередях им приходилось стоять, чтобы посмотреть на лунные образцы. — И опять разочарование: оказывается, лунные камни — просто серые. Я-то думал, они светятся, как луна в небе.

Папы дружно рассмеялись, а Самсон Первый сказал:

— Всякий ребенок знает, что Луна не обладает собственным свечением. Она просто отражает солнечный свет.

Мистер Ксанаду пожал плечами: мол, каждый может ошибиться. И папы закивали, будто соглашаясь, что это не важно. Но это важно, еще как важно! Разве можно отпускать детей в космос с человеком, который даже не знает, что Луна — не светится?! Ведь перед любым квестом надо сначала убедиться, все ли у тебя есть: навыки с умениями, снаряжение, деньги, здоровье, волшебный эликсир… А у него что есть? Да ничего. Просто тупой ухмыляющийся тролль. А мы собрались доверить ему наших детей! Я очень старался сдержаться и промолчать. Не связываться с этим монстром. Потому что взрослые должны вести себя вежливо. И я сидел и молча вежливо слушал, пока мистер Ксанаду нес совершенную пургу:

— Главное, что дети сами признали меня лучшим папой. Значит, я и стану для них самым лучшим папой — не только для Хасанчика, а для всех ваших детей, будьте спокойны!

И все захлопали. Кроме меня. Не успев осознать, что делаю, я вскочил на ноги и сказал:

— А я не могу быть спокойным! Я не понимаю, как можно отправлять детей в космос с человеком, который не знает, что Луна не светится! И как вообще можно отправлять детей в космос? Там же опасно. Какой нормальный папа отпустит туда своего ребенка?

Папы забормотали что-то успокаивающее про то, что это уникальнейшая возможность, какая выпадает раз в жизни.

— В конце концов, — добавил Самсон Первый, — дочка доктора Дракс тоже летит.

— Вообще-то, — сказала доктор Дракс, собирая анкеты, — в этот раз она не полетит.

— То есть как не полетит?

— Ну, просто не полетит. У Шэньцзянь поднялась температура, и я решила подержать ее дома. Конечно, это может быть обычная простуда, но ведь может оказаться и корь.

Вот так. У Шэньцзянь температура, и она не летит в космос. А ее мама говорит об этом так, точно объясняет, почему девочка не идет сегодня на физкультуру.

— Но Шэньцзянь — профессиональный тайконавт, единственный из всех детей!

— Ах, мистер Дигби, экипажу там почти нечего делать. Всю сложную работу выполнит мой Дракс-центр и его суперточные приборы. Помните, в шестьдесят девятом году американцы благополучно посадили пилотируемую станцию на Луну — а ведь их центры управления были гораздо примитивнее вашего драксфона. Поверьте, по сравнению с передовыми технологиями моего Парка Беспредельности их тогдашнее оборудование — просто каменный век!

— Значит, все абсолютно безопасно?

— У «Дракс Коммьюникейшнс» есть один очень важный принцип, на котором мы строим всю свою работу: создание избыточного резерва. Это означает, в частности, что запас кислорода на борту в десять раз превышает потенциальные потребности экипажа. Запас топлива — в два раза. Даже слой кевлара на корпусе командного модуля — в три раза толще необходимого. То есть пуленепробиваемость оболочки — в три раза выше.

— Пуленепробиваемость? А для чего она нужна? Разве кто-то собирается обстреливать их с Луны?

— Видите ли, в космосе случаются метеоры.

Так. О метеорах я вообще не думал.

— Знаете что, — сказал я, — пожалуй, я не хочу, чтобы моя дочь летела в космос. Слишком опасно. Это, конечно, уникальная возможность, но и на Земле можно найти много прекрасных возможностей. Без метеоров.

— Такая забота о дочери делает вам честь, мистер Дигби. — Говоря это, доктор Дракс уже направлялась к выходу. Вместе с Эдди Ксанаду.

Тогда я вскочил и сказал громко и внятно:

— Я не даю своего разрешения!

— Вообще-то, — она помахала в воздухе пачкой бумаг, — в юридическом смысле вы уже его дали. Хорошего дня!

Дверь за ней закрылась.

Я все-таки допил свою «Колу-космос», хоть и через силу. И решил сходить в Башню Беспредельности — поглядеть на ракету. Я подумал: когда я увижу, какая она огромная, надежная и пуленепробиваемая и сколько в ней может уместиться запасного кислорода, — почувствую себя лучше.

Мистер Бин тоже был в Башне. Я спросил его:

— Скажите, мистер Бин, на этой ракете никто еще не погибал?

— Вот на этой? Нет. Это же одноразовая ракета-носитель. Все равно что одноразовое лезвие — использовал и выкинул. Как уж там эта штука поведет себя в деле, заранее никто не знает, а когда узнают, поздно будет что-то менять.

Мысль о том, что дети полетят в космос на одноразовом лезвии, не очень успокаивала. Скорее наоборот.

— С ракетами ведь бывает по-всякому, — продолжал мистер Бин. — Помните, как Гас Гриссом сгорел во время пожара на стартовой площадке «Аполлона-1»? И Эд Уайт и Роджер Чаффи вместе с ним.

— Помню, да.

— Правда, это было давно, и ракеты тогда были совсем другие. Но если хотите пример поновее…

— Я не хочу, просто спросил.

— …то вот: экипаж шаттла «Колумбия» погиб при возвращении на Землю, когда они уже вошли в атмосферу. Семь человек. А шаттл «Челленджер» — сразу после старта. Там тоже семеро, все молодые.

— Спасибо, — сделал я еще одну попытку, — думаю, вы ответили на мой вопрос.

Но мистера Бина не так легко было остановить.

— А был еще «Союз-1». Владимир Комаров. У него не раскрылся парашют. И самое страшное — он тогда заранее знал, что у него нет никаких шансов. Все слышали, как он разговаривал по радио с женой, как они говорили о детях… и…

— Спасибо, уже достаточно информации, честно. — Я повернулся и пошел к выходу.

— Полет в космос — не компьютерная игрушка! — крикнул мне вслед мистер Бин. — Тут погиб — значит погиб, никаких дополнительных жизней.