За пять часов до старта мой папа так и не появился, поэтому я сначала орал как резаный, а потом разглядывал восковые полоски с курчавыми волосками, выдранными из меня с корнем.

— Ну вот, — улыбнулась доктор Дракс, — после такой процедуры любые космические перегрузки покажутся вам ерундой.

А женщины, говорят, делают это со своими ногами — хотя их никто не заставляет, им же не надо лететь в космос!

Потом на меня напылили скафандр — было тепло и щекотно. И отпустили обратно в жилой модуль, сушиться.

В гостиной меня поджидал мистер Бин. Мы с ним пожали друг другу руки, и он пожелал мне удачи.

— Берегите себя, — сказал он.

— Я думал, это вы должны нас беречь, а наше дело — получать удовольствие и наслаждаться видами.

Он рассмеялся и сказал:

— Раз уж мы заговорили про виды, дам вам один совет. Вы ведь уже получили свой индивидуальный пакет, ПИП?

— Да.

— Крепко подумайте о том, что в него положить. ПИП — средство вашей индивидуальной защиты. Может быть, самое главное из всех.

— Главнее скафандра?

— Возможно. Видите ли, космос…

— …полон мертвецов. Да, вы мне это уже говорили.

— Космос — другой, понимаете? Он не просто где-то там. Он совершенно не похож на все, к чему мы привыкли здесь. Космос завладевает человеком прочно и насовсем.

— Вы, кажется, хотите сказать: «Вот увидишь, тебе понравится»?

Он улыбнулся:

— Так говорила моя мама. Ваша тоже? — Он подошел к окну. На дневном небе висела луна, огромная и прозрачная, как надувной шар. — Вы слышали про Эда Уайта? Это был первый американец, вышедший в открытый космос. Давно, в тысяча девятьсот шестьдесят пятом. Первый из всех привязал себя страховочным фалом, открыл люк и вылетел из корабля. Под ним проплывала Земля, а он смотрел на свою планету — и не верил. Все, что он знал и чего не знал. Друзья, враги. Места, где он бывал, и где никогда не побывает, — все медленно проплывало перед его глазами. Уже время закончилось, пора было возвращаться, а он все не мог себя заставить, не мог оторвать взгляд. Ему хотелось побыть там еще, еще немножко, ну еще чуть-чуть!.. А это что, Америка? Ах нет, Африка. А это? А это?.. Джим Макдивитт — командир корабля — с трудом до него докричался, привел в чувство. Ну, вы поняли, о чем я?

— Пока нет, — сказал я.

Вошла Флорида в своем новом рейнджерском прикиде и объявила, что мы должны сейчас все время двигаться — до полного застывания, чтобы в скафандре не образовались дефекты.

— Я говорю сейчас о том, — продолжал мистер Бин, — как сберечь себя и не потеряться — там, наверху. Держитесь за то, что важно для вас. За самое главное и истинное, что есть в вашей жизни. Там ведь прекрасно, знаете ли. И важно хранить в своем сердце что-то… еще более прекрасное. Возможно, в нужный момент это поможет отыскать дорогу домой. А иначе — как бы этот морок совсем вас не заморочил.

— Морок?..

— Да, кажется, это то самое слово. Ну, доброй вам ночи.

— Доброй ночи, мистер Бин.

Он улыбнулся и сказал:

— Алан. Зовите меня Алан.

Он был уже у самой двери, когда Флорида вдруг воскликнула:

— Подождите! Алан? Алан Бин? «Аполлон-12», тысяча девятьсот шестьдесят девятый год? Вот это… вот это космос!

Впервые она использовала мое любимое слово. Да и как без него обойтись, когда говоришь с человеком, следы которого остались на Луне — все равно что в другом мире?

— Ну ничего себе! — продолжала изумляться Флорида. — Астронавт программы «Аполлон»! Выходит, вы ужасно крутая знаменитость? Вам устраивали всякие торжественные встречи с приемами, да? И передачи с вами крутили по телику во всем мире, да?

— Ну, с теликом у меня, честно говоря, вышла осечка. Когда мы работали на поверхности Луны, я случайно повредил телекамеру — развернул ее в сторону Солнца, и она сгорела. Представь, как не повезло: прилететь в такую даль и даже не попозировать в свое удовольствие! В общем, на телеэкранах мне тогда покрасоваться не пришлось. Но зато я все помню — каждую секунду, проведенную на Луне. Каждый камень под ногами. Каждую звезду над головой. Иногда мне даже чудится, что я так оттуда и не вернулся. — Он помолчал, помотал головой. — Но я все же вернулся. И вот что: вы отправляетесь сейчас в дальнее и опасное странствие. Но вы тоже вернетесь, помните об этом.

Примерно то же самое — ну, плюс-минус — сказал мне мой папа, когда я впервые отправлялся в среднюю школу Ватерлоо.

Когда Алан ушел, я втиснул в ПИП свой старый телефон с фотографиями из дома. И папиного Святого Христофора — он поместился только потому, что был уже изрядно оббит по краям.

— Зачем тебе все это? — спросила Флорида.

— Не важно. Пригодится. А ты что с собой берешь?

— Я? Мишек «Харибо».

Когда на следующий день мы вышли из домика для экипажа, перед машиной, которая должна была отвезти нас на стартовую площадку, нас ждали папы: месье Мартине, Самсон Первый и Эдди Ксанаду с двумя охранниками по бокам. Все говорили своим сыновьям что-то ободряющее, ерошили им волосы и хлопали по плечам. Самсон Первый крикнул мне, чтобы я там присматривал за его мальчиком. У меня мелькнула совершенно сумасшедшая надежда: вдруг откуда-нибудь появится и мой папа. Но он не появился. Хорошо, что подошел Алан и я хотя бы перекинулся с ним парой слов.

Доктор Дракс выдала каждому фруктовый лед «Одуванчик» на палочке. В форме «Одуванчика».

— Маленький сюрприз перед стартом, — сказала она. И улыбнулась. — Наше новое лакомство. Когда Парк Беспредельности начнет работать, мы развернем продажу таких «Одуванчиков» по всему миру. Ну как, нравится? Кстати, хочу вас попросить: передайте-ка мне ваши драксфоны. Обычная мера предосторожности — мы должны быть уверены, что наша секретная миссия не будет рассекречена.

Я достал Христофора из своего индивидуального пакета и приладил его к приборной панели. Это было первое, что я сделал, когда мы поднялись на борт. «Беспредельная Возможность» вибрировала, и Святой Христофор тоже вибрировал, будто исполнял лихую ритуальную пляску. Потом я вытащил пластиковую карточку для диагностики уровня стресса. Бывшая голубая кредитка у меня в руках зарозовела, и появилась короткая надпись: «Стресс».

Высота ракеты — двести футов. Наверху чувствуется, как ее раскачивает ветер. Он гудит во всех трубках и в двигателях, вздыхает и всхлипывает — в общем, не самое приятное шумовое оформление.

Ответственный взрослый должен в последний момент проверить, все ли в порядке. Пока я ходил и проверял все подряд, Самсон выкладывал какие-то бесконечные факты о космосе — видимо, это был его метод борьбы со стрессом.

— А вы знаете, — говорил он, — что из-за невесомости процессы роста всегда ускоряются? Это потому, что меньше давления на позвоночный столб, он распрямляется, и человек становится выше.

Угу, как раз этого мне и не хватало, подумал я. Еще несколько дюймов. Вслух я сказал:

— Мы можем провести эксперимент. Измерим ваш рост в начале, а потом в конце. Вот и проверим.

Я позвал остальных и по очереди отметил рост каждого на внутренней двери шлюзового тамбура. Хотя бы для того, чтобы как-то их отвлечь.

— Я не боюсь, — вдруг сказал Макс. — Когда слабаки ищут оправданий, сильный движется к цели. Сильные — выживают. Я сильный.

— А я нет, — сказал Хасан. — Значит, я не выживу? Где мой папа? Мне нужен мой папа.

— Он, наверное, уже в тюрьме, — сказала Флорида. Нельзя сказать, чтобы Хасану это помогло.

Кредитка для экспресс-диагностики стресса поменяла цвет с розового на алый. Теперь на ней было написано: «Немедленно обратитесь к врачу!»

— Предлагаю нам всем перестать беспокоиться, — сказал я. — Давайте будем думать не о взлете, а хотя бы об аварийных скафандрах… Кстати, их же надо надуть!