Не только от Луны. От всего.

Потому что я был один.

Остальные — в смысле, все остальные: мой экипаж, моя мама, мой папа, доктор Дракс, все население Китая, и Америки, и Африки, и России, дети, взрослые и старики, все люди, которые что-то продают и покупают, едят и спят, рождаются и умирают, даже которые умерли много столетий назад, как Тутанхамон, — все они где-то бесконечно далеко, по ту сторону. По эту — только я.

До этого мы разглядывали черноту в том месте, где Луна, впятером. Теперь я смотрел один. Я смотрел на звезды. Описывать их бессмысленно. Все равно что пытаться описать молекулы кислорода, которым мы дышим. Их слишком много.

Все, что по ту сторону, между Луной и Землей, — конечно, космическое пространство, но в сущности это пространство между двумя объектами. По эту сторону — там, где я сейчас, — никакого между уже нет. Тут просто Вселенная. Просто космос. Кажется, я вижу его весь, целиком. Он огромен.

Звезд больше, чем людей. Алан говорит, миллиарды. Возможно, миллионы из них имеют собственные планеты, которые ничем не хуже нашей. Сколько себя помню, я всегда чувствовал себя слишком большим. Сейчас я чувствую себя маленьким. Таким маленьким, что меня можно не учитывать. Каждая звезда огромна, и вместе их бесконечно много. Кому интересна какая-то одна-единственная звезда, когда кругом столько других звезд? А если бы звезды были маленькими? А если это вообще не звезды, а атомы, частички чего-то большого и неведомого? Или звезды — это просто пиксели? Тогда Земля — частички пикселя. А все мы? А я? Крохотный. Меньше пылинки.

Я маленький — вот что я почувствовал впервые в жизни. Слишком маленький.

«Одуванчик» начал наполняться светом. Звезды стали понемногу тускнеть, словно кто-то задернул поверх них занавеску. Но я теперь знал: за этой занавеской — всё, а я — ничто. Так есть ли смысл пытаться отыскивать остальных? Есть ли вообще в чем-то смысл? Моя рука лежала на руле. В какую сторону его повернуть?.. А какая разница? Разве от меня хоть что-то зависит? Если я сейчас позову на помощь, разве кто-то меня услышит?

Мой телефон вдруг тренькнул. Пришло сообщение: «Вас приветствует ДраксВселенная — первая во Вселенной вселенская телефонная сеть!»

А через секунду телефон зазвонил.

— Лием, сынок, ты где? — спросил папин голос.

— Я… Пап, это ты?

— Естественно, я. Несколько дней пытаюсь тебе дозвониться. После твоего прошлого звонка мама сильно беспокоилась. Ей показалось, голос у тебя какой-то расстроенный. И ей не понравилось, что вы там не спите по ночам. Ты, кстати, где сейчас? Слышимость прямо идеальная.

— У нас тут подключили новую сеть.

Я смотрел в окно. Передо мной по-прежнему была пустая беспредельная Вселенная. Но я разговаривал с папой, и все в этой Вселенной вдруг переменилось. Папин голос — настоящий. А звезды — просто декорации.

— У тебя там все нормально? Если нет, ты скажи, я сразу приеду и тебя заберу.

— Все нормально, пап. Ну и вообще, это далековато.

— Далековато, близковато — не важно, я же твой папа. Хочешь, чтобы я за тобой приехал, — скажи, я приеду.

Я собирался что-то ответить, но тут он спросил:

— Смотрел вчерашний матч? По-моему, у них теперь проблемы с психологической подготовкой. Счет всего только один-ноль, сто раз еще можно было выправить положение, а они уже сломались!.. Кстати, ты нашел Святого Христофора?

— Да. Спасибо.

— Не забудь потом привезти его домой. Мне его мой папа подарил. Правда, официально Христофор теперь не считается святым, но все равно… он меня хранил. Ты историю-то его знаешь?

Знаю. Святой Христофор — это был такой супергерой-великан, на плечах переносил путников через реку. Однажды к реке пришел маленький мальчик и попросил перенести его на тот берег. Святой Христофор посадил его на плечи и понес, но по дороге мальчик становился все тяжелее и тяжелее, из-за этого Христофор сам чуть не утонул. Оказалось, что мальчик — это Младенец Иисус. То есть получается, когда Святой Христофор его нес — он нес на себе весь мир со всеми тяготами.

В сущности, это история о гравитации.

— Как там у вас вообще, в Озерном краю? Есть чем полюбоваться? Ну, что ты сейчас видишь?

— Есть чем полюбоваться, — сказал я.

Сейчас я видел Землю. И если звезды — это красиво, то Земля… ее даже сравнить ни с чем невозможно. Вот эта ее голубизна — что-то потрясающее. И гравитация — тоже что-то потрясающее. Не знаю, почему я вспомнил про гравитацию, — может, начал уже слегка уставать от невесомости. Казалось бы, обычная сила тяжести, что в ней хорошего? Много чего. Она не просто притягивает тебя к поверхности, хотя и это уже кое-что. Нет, мне, конечно, нравится невесомость, но находиться в ней все время — все равно что питаться одной сахарной ватой. Под конец ужасно хочется картошки. Но не в этом дело.

Гравитация удерживает около Земли газы, в том числе воздух, которым мы дышим. И воду в океанах. И облака в небе. Поэтому на поверхности Земли никогда не бывает, скажем, сто тридцать градусов. Гравитация держит Солнце, не дает ему разлететься на кусочки. Чуть больше гравитации — и Солнце было бы компактнее, светило бы ярче и сгорело бы быстрее, просуществовав всего несколько миллионов лет, — короче, жизнь в Солнечной системе не смогла бы зародиться. Чуть меньше гравитации — тусклое Солнце не прогрело бы как следует Землю, и жизнь точно так же не смогла бы зародиться.

— Там у вас поблизости есть какая-нибудь большая дорога? — спросил папа.

— Ну как поблизости… Понимаешь… — Я смотрел на Землю и видел маму, папу, ярмарку в Саутпорте, шестьдесят первый автобус и еще многое из того, что там есть. И, чтобы не видеть все это сразу, я выставил вперед большой палец, но закрыть им всю Землю не получилось, а потом я заметил еще кое-что, маленькую точку — мне показалось, комарик вьется над моим большим пальцем.

Это возвращался командный модуль.

— Давай так, — сказал папа. — Ты поищи, где у вас там ближайший бар или гостиница, что-нибудь такое… Тьфу ты, деньги на счету заканчиваются… Пришли мне эсэмэску. А я, как пополню счет, войду в «ДраксМир» и тебя отыщу. Договорились?

Он отключился. И хорошо сделал, потому что процесс стыковки требует некоторой сосредоточенности.

Все, пока откладываю телефон.

Все окей. Я успешно пересостыковал «Одуванчик» с командным модулем. На «Орбитере-IV» я бы за такое получил дополнительную жизнь, точно.

Дети вывалились из люка, хихикая и толкаясь.

— А знаете что? — крикнул Самсон Второй. — Оказывается, все не так!

— Что не так?

— Это не имитация. Мы правда в космосе! Только что у нас был водный бой на Луне.

Из его объяснения я понял, что играть в водный бой на Луне не так просто. Из бутылки струя вырывается нормально, но дальше летит как-то очень странно, будто по нисходящему графику. А чаще всего вообще не долетает, а к середине графика превращается в призрачное облачко — и исчезает.

Это потому, сказал Самсон Второй, что солнечный свет там прямой — нет атмосферы, которая бы его рассеивала. И температура градусов сто тридцать. Вода просто вскипает и испаряется.

Должно быть, это странное чувство, подумал я: стоишь в скафандре, тебе в нем комфортно и хорошо, но знаешь, что, если попытаешься его снять — вскипишь и испаришься.

К счастью, они не пытались.

От них немножко пахло петардами. Это оттого, что некоторые элементы лунной пыли прореагировали в «Одуванчике» с кислородом. Пыль они принесли на себе. Вернулись, покрытые ею с головы до ног, как трубочисты. На стене рядом с продуктовыми шкафчиками висел маленький пылесос — наверное, для крошек, если бы они вдруг появились неведомо откуда. Я заставил детей друг друга пропылесосить.

— Иначе сразу все догадаются, где вы были и чем занимались, — сказал я.