– Пиши, Миша… Верховная власть разделяется на законодательную и исполнительную. Первая поручается народному вечу, вторая же державной думе. Написал?

Увидев в глазах Мишеля недоумение, Пестель сел рядом с ним на стул.

– Тебя, верно, смущает, что не то повторяем мы, что в сей «Русской Правде» написано? Там правление военное, здесь – парламент демократический? Так?

– Да…

– Но ведь, насколько я понимаю новых друзей твоих, демократы они, и не согласятся терпеть власть, неведомо кем поставленною… Меж тем, славяне нужны нам, для обреченного отряда. Потом, когда сделают они дело свое… можно будет и вовсе не обращать на них внимание. Теперь же надобно делать то, чего они ждут.

Мишель молча глядел на бумагу, он вдруг подумал, что, верно, Сережа прав был, не согласившись с его образом действий.

– Но… Если хочешь… Давай правду напишем в конспекте сем. Если хочешь – оставлю тебя с бумагами моими, делай выдержки какие угодно. Хочешь?

Мишель искоса взглянул на стопку бумаг на столе.

– Ты прав, Поль. Нельзя правды говорить, и так не доверяют мне… Продолжай.

– Хорошо.

Поль встал, продолжая диктовку:

– Сверх того нужна еще власть блюстительная, дабы те две не выходили из своих пределов. Власть блюстительная поручается верховному собору. Законы обнародоваются и на суждение всей России предлагаются… Написал?

Когда работа была окончена, Мишель стал прощаться. Они стояли на крыльце, бричка ждала у крыльца.

Подавая Мишелю руку, Поль спросил:

– Сержу мой образ действий не по нраву?

Мишель покраснел.

– Я так и думал… Я говорил ему, и тебе повторю: он слишком чист. Мы с тобою в грязи оба, а он – чист.

Поль махнул Мишелю рукою на прощание и ушел в дом.

Ровно через неделю, как и было обещано, Мишель появился в лагере с конституцией. Приехав в полк, он увидел Сергея, выходящего из палатки Тизенгаузена.

– Я ждал, тебя, Миша, – сказал друг его. – Я погорячился. Пойдем домой, прошу тебя…

Мишель, не заходя к Тизенгаузену, отправился к Сергею.

В тот же вечер он просил звать к себе славян, но не вечно во всем сомневающегося подпоручика Петра Борисова, а тех, кто ему нужен был для выполнения поручения Поля. Таких, как мыслил Мишель, было двое. Один из них, майор Спиридов, был Мишелю дальним родственником, они давно и хорошо были знакомы. Спиридов был старше летами и чином; Мишель знал его за человека глупого, но упрямого. По чину своему он имел на товарищей своих большое влияние – и именно оттого Мишель позвал его. Он надеялся, что в присутствии Сергея майор не решится показывать нрав свой.

Второй же был артиллерийский подпоручик Иван. Фамилии Ивана Мишель не знал, но помнил, что на совещаниях общих Иван смотрел на него с преданностью. На Ивана же друзья глядели с уважением.

Когда позванные пришли, Мишель внимательно оглядел их. Спиридов, одетый с иголочки, с особым армейским шиком, был тщательно выбрит и глядел заносчиво. Иван был в потрепаном сюртуке, с давно нечесаной кудрявой головою, но глаза его горели отвагою. Интуиция говорила Мишелю, что он не ошибся в выборе.

Первым делом Мишель отдал им конституцию.

– Вот, господа, возьмите и покажите своим. Пусть спишут для себя, если хотят. Теперь вы верите мне?

– Верим, – ответил Иван за обоих.

При сих словах Спиридов поглядел на Мишеля искоса, но он отвернулся, сделав вид, будто не заметил сего. Обратясь к Ивану, велел ему написать список славян – себе, для сведения. Когда же список был готов, обратился к обоим:

– Теперь, господа, нам с вами предстоит важная миссия. Вы, верно, поняли, что покуда жив тиран, свободы нам не дождаться. Посему общество наше решило убить тирана… – При сих словах Иван довольно улыбнулся, Спиридов же поморщился. – Надобно отметить в списке сем самых достойных, тех, на кого я могу рассчитывать в деле сем…

– Кому надобно? – спросил вдруг Спиридов. – Тебе что ли?… Вот слушал я тебя давеча, подпоручик, и думал: а сам-то ты кто будешь, чтобы мне, майору, приказы отдавать? Я давно тебя знаю, с юности ты странным был. Может, и сие – следствие странности твоей? Может, ты правительству служишь? Согласись, что господин Борисов, хоть и подпоручик, имеет право знать, кого ты представляешь…

Спиридов пристально поглядел на Мишеля; Иван замер.

– Перестаньте, майор, – сказал вдруг Сергей, до того молчавший. – Господин Бестужев не сказал вам, может быть, из скромности, что я, лично я представляю здесь главное правление общества. Мне нечем вам доказать сие, но думаю, что меня вы знаете или слышали обо мне…

Мишель понял, что Сергей нашел аргумент беспроигрышный: его, ротного командира в Семеновском полку, знала вся армия. Из Петербурге за ним пришла слава человека бесстрашного, благородного и невинно пострадавшего. Впрочем, такова была репутация и других бывших семеновских ротных.

– Я знаю вас, подполковник! – воскликнул Спиридов.

– А раз знаете, то и прошу вас верить другу моему. Даю вам честное слово, что у него и в мыслях не было обманывать вас и ваших друзей.

Спиридов, насупившись, взял из рук Мишеля список и склонился над ним. Отметив крестиком пять фамилий, включая свою, он протянул листок Ивану. Иван отметил еще три, себя включив тоже.

– Спасибо, господа… – Мишель поглядел на список. – А зачем здесь господин Борисов, коли он не доверяет мне?

– Петр – надежный человек, – сказал Иван глухо. – Нельзя отстранять его от сего благородного и мужественного дела.

– Раз так, – возразил Мишель, надменно поглядев на Спиридова, – прошу вас, господин майор, уведомить Борисова о сем выборе и просить пожаловать завтра поутру сюда. Дабы он сам имел случай подтвердить желание, в деле сем участвовать… Я не задерживаю вас более, господа.

Когда они вышли, Сергей с ногами забрался на кровать и обхватил голову руками – с некоторых пор это был его любимый жест. Мишель сел рядом, погладил его по голове, как маленького.

– Спасибо, что ты поддержал меня ныне. Спиридов мог уничтожить все усилия мои. Теперь же, насколько я его знаю, он уговорит Борисова и других. Список их теперь в моих руках – и ежели кто из них отказаться вздумает… Я список Полю отвезу, пусть делает с ним что пожелает. Впрочем, Сережа, ты опять сердишься на меня?..

– Нет, что ты…

– Я понимаю тебя … Ты прав: врать грешно и безбожно. Но ведь и то, что затеяли мы – безбожно. И нельзя нам иначе. Ты слишком чист для дела нашего… может быть, тебе отойти, пока есть еще время? Клянусь, я никогда не попрекну тебя.

– Нет! – Сергей схватил его за руку. – Я не уйду. Покуда ты… Я тебя принял, я затянул тебя в болото… Я не могу без тебя, Миша… Прошу тебя только… список сожги.

Мишель послушно смял листок, бумага скрипнула жалобно, пока безжалостные пальцы скатывали ее в комок. Распрямил ладонь, взял со стола свечку поднес к бумаге.

– Миша!.. – беспомощно воскликнул Сергей, чувствуя, что его ладонь опалило огнем.

– Мне не больно, Сережа, – Мишель дунул на огненный клубок, тот вспыхнул и, спустя мгновение, в ладони Мишеля осталась лишь маленькая горстка пепла…

Поутру их разбудил подпоручик Борисов, еще до лагерной зари пришедший подтвердить согласие свое.

– Я не доверял вам, Михаил Павлович, – произнес он, едва не плача, – простите меня. Спиридов рассказал мне все, и конституцию показал. Общество славянское было мною одним придумано, ныне же вам отдаю его… Это честь для меня. Я согласен стать цареубийцей.

Лагерное время заканчивалось. Выглянуло солнце, и солдаты с радостью сушили мундиры и ранцы.

За три дня до отъезда из Лещина Сергей собрал у себя в палатке славян, и других членов общества.

Сергей был уверен в троих своих близких знакомых. Полковники Тизенгаузен и Швейковский давно порывались говорить о деле, третьим же был недавно переведенный на юг кузен Сергея, Артамон. Кузен давно, еще с Питера, состоял в обществе. Семь лет назад, казался он решительным и активным. Недавно Артамон получил под начало Ахтырский гусарский полк, тут же явился к кузену и заявил, что по-прежнему мечтает борьбе со зловластием. Сергей не очень верил ему: сестра Артамона была замужем за министром финансов…