— Убирайтесь от меня! — взвизгнул посол, но больные либо не поняли его, либо не вняли приказу.

Босая нога ткнула его в пах, лишив дыхания; пронзенное болью тело Каспара сложилось пополам.

И вдруг все кончилось — это вернувшийся Курт Бремен разбросал толпу взбесившихся сумасшедших. Его кулаки и ноги расчистили путь к послу, и больные отпрянули от внушающего страх воина.

— Посол! Хватай меня за руку! — рявкнул Бремен.

Каспар послушался, и рыцарь рывком поставил его на ноги и потащил к лестнице.

— Вы его поймали? — выдавил, наконец, Каспар.

— Режек преследует его.

Каспар и Бремен вылетели за двери и побежали вниз по ступеням — и тут же наткнулись на лежащего у подножия лестницы наемника Чекатило с безвольно повисшей левой рукой. Режек был смертельно бледен, его меховая одежда промокла от крови.

— Режек! — воскликнул Каспар. — Где он?

— Ушел, — медленно проговорил разбойник. — Да спасет меня Урсан, но он слишком быстр. Самый быстрый боец из всех, кого я видел. Рядом с ним я выглядел неуклюжим ребенком. Миг промедления — и мои кишки валялись бы сейчас на полу.

Каспар видел Режека в деле, и сейчас холодок пробежал по его спине при мысли о том, что противник оказался проворнее профессионального убийцы. А единственный известный Каспару человек, который орудует клинком быстрее, заперт в камере чекистов.

Бремен распахнул парадную дверь Лубянки и выбежал наружу, на заснеженный двор.

Каспар опустился на колени возле раненого и стал осматривать рану. Он не был лекарем, но понимал, что Режеку повезло, что он выжил. Меч чиркнул его по животу, и кровь уже пропитала рубаху и штаны. Войди клинок на палец глубже — и Режек бы уже остывал. Впрочем, Каспар не стал бы проливать по нему слезы.

— Тебе повезло, — сказал Каспар.

Наконец-то спустившийся Чекатило взглянул на рану Режека и спросил:

— Он умрет?

— Не знаю. Не думаю, — ответил Каспар, — но нужен врач, иначе…

Запыхавшийся Чекатило кивнул:

— Я не приспособлен к беготне.

— Ты ни к чему не приспособлен, Чекатило, — горько бросил Каспар.

— Скрылся бесследно, — заявил вернувшийся Бремен, разочарованный неудачей.

— Проклятие, — сплюнул Каспар. — Придется возвращаться ни с чем.

Сердце его упало — только сейчас он в полной мере осознал, что верную возможность раскрыть правду буквально выхватили у них из-под носа.

Сегодня было уже бессмысленно предпринимать что-либо еще, и Каспар с Бременом покинули Лубянку, чтобы вернуться в посольство, оставив Чекатило договариваться с настоящими жрецами Морра, чтобы они позаботились о ранах Режека, пока не приведут жрицу Шалльи.

Ответ на вопрос, выживет наемник или нет, был Каспару абсолютно безразличен, но мысль о том, как легко убийца в черном справился с Режеком, сильно беспокоила его. Неужто их неизвестные враги так умелы? Единственным человеком, обладавшим подобным мастерством, был Саша Кажетан, и Каспар подумал, не знает ли он кого-нибудь в Кислеве, кто был бы наделен таким же даром. Интересно, осталось ли в голове Кажетана достаточно разума, чтобы ответить на этот вопрос?

Близилось послеобеденное время, Кислев окутала тишина, низкое солнце сияло на лазоревом небе, денек выдался гораздо яснее прежних. Посол задумался, так ли это на самом деле или только кажется оттого, что они покинули отвратительную и мрачную Лубянку.

Они подъехали к посольству в молчании. Каспар слез с коня и передал поводья подбежавшему Рыцарю Пантеры, ощущая полную безысходность.

Он не привык иметь дело с подобными материями. Посол понимал природу войны и знал, как наилучшим образом командовать войском; но в интригах и загадках он был не силен. Эта мысль подавляла его, но, когда он, хромая, вошел в посольство и увидел улыбающуюся Софью, дух Каспара снова воспрял.

Женщина заметила его состояние и спросила:

— Что случилось?

Каспар качнул головой:

— Расскажу попозже, сейчас мне надо выпить.

Она шагнула ближе и взяла его за руку:

— С тобой все в порядке? Ты не ранен?

— Нет, все нормально, я просто… устал, — сказал Каспар. — Очень устал.

Софья пристально посмотрела на него и решила не настаивать.

— Ну что ж, хорошо. У меня есть новости, которые, возможно, порадуют тебя.

— Неплохо бы. Что такое?

— Кажется, кризис миновал, и лихорадка Павла пошла на убыль. Думаю, худшее позади. Если он сумеет воздерживаться от кваса, то еще увидит новый год.

— Он очнулся?

Софья кивнула, и посол бросился вверх по лестнице в комнату Павла, где обнаружил старого товарища, сидящего в постели и дующего на горячий суп в миске. Павел, весь покрытый швами и повязками, все еще являл собой ужасающее зрелище, так что Каспар, входя в комнату, буквально принудил себя улыбнуться.

Павел поднял глаза и скорчил рожу:

— Я так плохо выгляжу?

— Ты выглядишь лучше, — уклончиво ответил Каспар, — Но, пари держу, тот, другой, выглядит много хуже.

— Ха! Если под «другим» ты имеешь в виду крыс и разбитое окно, то да. Они выглядят хуже.

— Что произошло? — спросил Каспар, придвигая к кровати стул и усаживаясь. — Что ты помнишь?

— После крыс Павел мало что помнит. Ульрик правый, как же плохо там было! Сотни крыс, лезущих отовсюду сразу. Кусающихся, царапающих, убивающих. За всю свою жизнь я не видел ничего подобного. Они убили всех…

— А что случилось с тобой потом?

— Я… я не уверен. Я был уже очень пьян, когда оказался там, и когда это произошло, я тоже пил. Чтобы сбежать от крыс, я выпрыгнул в окно и весь порезался.

— Да уж, у тебя останется на память с десяток отличных шрамов, — заметил Каспар.

— Возможно, они сделают Павла еще красивее, — рассмеялся кислевит и поморщился — швы стягивали кожу на лице.

— Возможно, — с сомнением протянул Каспар, — хотя никогда не знаешь, что именно некоторые люди находят привлекательным.

— Ага, Павел будет выглядеть чертовски мужественным с этими шрамами, но, если честно, я не знаю, что произошло после крыс. Я брел по улицам и падал. Все, что я помню, это жуткий сон о падениях и мысль о том, что надо прийти сюда. Я не знаю, сколько был в отключке и как нашел дорогу. Чернота, провал — и вот я уже здесь, и Софья промывает мне раны.

— Что ж, я рад, что тебе лучше, Павел.

Павел кивнул и хлебнул супа.

— Софья сказала, что вы с Чекатило теперь работаете вместе. Он опасный человек, ты уверен, что это разумно?

Вопрос был задан небрежно, но Каспар ощутил скрытое за ним напряжение.

— Он сказал мне, что ты приходил повидаться с ним, Павел, — заявил посол. — Что ты просил его помочь мне отыскать Кажетана.

— Каспар, я… — начал Павел, но Каспар перебил его:

— Я знаю, что ты пошел к нему с добрыми намерениями, но ты говорил, что Чекатило не из тех, у кого надо оказываться в долгу, а сам поставил меня именно в такое положение. Так?

Павел опустил голову и не ответил.

— Так! — рявкнул Каспар.

— Да, — выдохнул, наконец, Павел.

— Я уже как-то сказал тебе, что не могу позволить себе смотреть в две стороны разом, и это по-прежнему правда. Я прощаю твою дурость в прошлом, потому что знаю, что ты действовал из благих побуждений, но больше этого не будет, Павел. Если я обнаружу, что ты сделал еще что-то глупое, то, видит Сигмар, наша дружба с тобой закончится. Я вышвырну тебя из своей жизни и из своего сердца, и можешь тогда хоть вовсе спиться, мне будет плевать. Мы поняли друг друга?

Павел кивнул, и Каспар увидел написанное на лице друга раскаяние. Посол не получил удовольствия, говоря подобные вещи, но выбора у него не было. Если Павел собирается остаться здесь, пусть знает, что его прежнее поведение недопустимо.

Он повернулся и покинул комнату, не сказав больше ни слова, оставив Павла наедине с его горестями.

Дни тянулись, а конца зимы видно не было, хотя те, кто утверждал, что у них нюх на подобные вещи, говорили об оттепели в начале нового года. Дни шли медленно и болезненно, заполненные мучительными массажами раненого колена и попытками снять отек. Каспар давно вышел из того возраста, когда от подобных повреждений можно с легкостью отмахнуться, к тому же Софья уже предсказала, что колено останется слабым до конца его дней.