— Шёпот, что доносится до моих ушей, — спокойно произнёс Скалди. — Есть вещи, за северными пустошами, которые такие, как ты или я, не должны даже пытаться понимать. Тем не менее, это давит на Карак Гулг, как приближающаяся гроза. Мы должны сделать всё от нас зависящее, чтобы сломить эту волну здесь и не дать ей продвинуться дальше в Империю, — его острые голубые глаза внимательно посмотрели в такие же глаза старшего сына.

— Я благодарен за то, что столь многие ушли с Фелбьёрном на юг.

Беженцы во главе с юным принцем ушли несколько дней назад. Скалди постановил, что не было никакого смысла в том, чтобы рисковать жизнями тех, кто не мог помочь в защите Карак Гулга. Женщины, дети и те, чей возраст уже не позволял с оружием в руках выступить на защиту собственного дома, были отправлены на юг, в поисках убежища в стенах ближайшего оплота. Нетерпеливый Фелбьёрн предложил возглавить их, гарантируя, что ни один волос не упадёт с их головы. После того, как они окажутся в безопасности, он вернётся и встанет на защиту родного дома бок о бок с отцом.

Это оказалось гораздо более сложной работой, чем ожидалось — заставить сородичей покинуть дом. Многие из женщин хотели остаться и сражаться, ведь среди его оставшихся сил было изрядное количество женщин. Мрачные и решительные, они сражались с жестокостью, что, как минимум, не уступала жестокости их отцов, мужей и братьев. Какое-то время казалось, будто никто из остальных также не уйдёт, не желая покидать свои дома. Но Фелбьёрн обхаживал их с помощью своего серебряного языка и всё-таки убедил в важности выживания.

Собственная супруга принца, тяжело вынашивавшая их первенца, была из тех, кого убедить оказалось сложнее всех. Только тогда, когда Фелбьёрн выступил вперёд и предложил возглавить уходящих, она капитулировала. Тан не хотел посылать своего сына на это задание, но Фелбьёрн убедил его. Скалди никогда не мог ничего запретить своему лукавому младшему сыну.

Скалди вздохнул и провёл рукой по глазам. Никогда ещё бремя власти не было так тяжело, как сейчас.

— Я обещаю тебе одно, мой сын, — сказал он Эльгриму, который, словно ястреб, наблюдал за ним. — Хаос никогда не завладеет нашими сородичами. Люди, возможно, и падут на его пути, но мы — никогда.

Ночь прошла без инцидентов: медленно для тех, кто стоял на часах, быстро для тех, кто беспокойно дремал глубоко в сердце великой крепости. Лёгкий снегопад, который слегка припорошил тела мёртвых у подножия крепости, постепенно стал более настойчивым, пока, наконец, сильная метель не скрыла всё за своей пеленой. Периодически снеговые завитки подхватывались воющим ветром и закручивались в крошечных воронках белой ярости, что с лёгкой грацией танцевали через каменистую местность. Где-то вдалеке раздался мягкий стук, когда одно из деревьев в близлежащем лесу избавилось от веса нанесённого на него снега, сделавшегося слишком тяжёлым бременем для ветвей.

Ночь отсчитывала последние мгновения в холодном свете предрассветного утра, но метель была настолько густой, что это не могло вызвать ничего, кроме беспокойства.

Старкад заступил на часы перед самым рассветом, и именно он первым увидел фигуры, двигавшиеся в сторону крепости: чёрные силуэты, которые выделялись на фоне серого и белого.

Прокричав предупреждение, которое тут же было повторено по всей линии, Старкад взмахнул огромным боевым топором, чтобы проверить, что его оружию ничего не сможет помешать. Затем его коренастая фигура приняла оборонительную позу, и он замер и, прищурив глаза, уставился в снежную пелену.

Они были научены долгим опытом, что безумцы говорили очень мало того, что могло бы сойти за речь. Единственный раз, когда гномы общались с людьми вне боя, был во времена первых попыток ковки торговых отношений, и они нашли процесс понимания друг друга крайне затруднительным. Речь человеческих варваров представляла собой смесь гортанного рычания и жёстких слогов, которые гномы не могли понять в полной мере. Существовало лишь небольшое количество слов, которыми они могли бы объясниться, но за этими пределами люди понимали лишь один язык — язык войны.

— Стоять. Ни шагу дальше, — Старкад понимал, что шансы на то, что одетые в меха мужчины поймут его, невысоки, но, как бы то ни было, это был его долг.

Их было трое, каждый столь же большой и косматый, как и остальные. Шедший в середине поднял голову против ветра и одарил Старкада зубастой улыбкой. Буря вцепилась в гриву светло-красных волос и растрепала их в облако, окутавшее его грязное лицо. Все люди носили похожую одежду: меха и кожу, которая придавала им ещё более массивный вид. Почуяв вонь, которая даже на таком расстоянии ворвалась в ноздри Старкада, гном понял, что шкуры были содраны с недавно убитых животных. Варвар вновь улыбнулся, зрелище было не из приятных.

— Мы приходить, — сказал он глубоким голосом с сильным акцентом. — Мы говорить.

— Стойте там, — Старкад предостерегающе взмахнул топором и был крайне удивлён, когда мужчины подчинились его приказу. Это было что-то новое. За все месяцы, что варвары осаждали крепость, ни один из них никогда ещё не подходил к оплоту без огня убийства в глазах. И, конечно, никто и никогда не подходил шагом. Теперь они, подчинившись Старкаду, остановились, и снег завихрился вокруг них.

— Мы говорить, — повторил человек, слова, очевидно, давались ему с трудом. — Ваш король. Мы беседовать… — он обернулся к своим спутникам, и они недолго посовещались низкими голосами. Он снова повернул голову и поднял обе руки над головой в общепризнанном жесте капитуляции.

— Мы обсудить условия. Принесли…подарок. Мы говорим. Да?

Сообщение уже быстро сбежало вниз, в зал приёмов, и пока Старкад замер на своей позиции перед воротами, королевское слово вернулось к нему посредством подземной сети. Приказ был отрывист и краток, и его содержание поразило воина на воротах.

— Похоже, что король соблаговолит встретиться с тобой, варвар, — проговорил Старкад, скрипнув зубами при мысли о том, чтобы позволить этим существам пройти внутрь славного Карак Гулга. — При условии, что вы оставите своё оружие здесь. — Он показал им, чтобы они приблизились, и варвары подчинились. Все трое возвышались над ним, но Старкад, нахмурившись, твёрдо смотрел на них.

— Ваше оружие, — проговорил он, медленно произнося слова, на случай, если варвары были идиотами. — Оставьте его здесь, — он указал на отвратительного вида двуручный меч, привязанный к спине лидера. — Оставь его здесь, приятель, или дальше ты не пройдёшь.

Трое мужчин обменялись парой слов на своём родном языке. Один из них рассмеялся и отстегнул топор, который носил в петле на поясе. С презрительной усмешкой он бросил топор так, что тот воткнулся в паре дюймов от ног гнома.

Старкад даже не шелохнулся, за что был вознаграждён неожиданным взглядом одобрения от вождя варваров. Другой варвар сделал то же самое со своими топорами, что были несколько меньше топора сородича. А затем он небрежным движением выкинул несколько метательных ножей и кинжалов, присоединив их к топорам.

Рядом с варварами в воздухе витал подавляющий всё запах смерти, что исходил от мехов: благоухание крови, которая до сих пор капала со свежеободранных шкур. Люди воняли тьмой и распадом, экскрементами и мочой, и Старкад стремился поскорее избавиться от них, или, конкретнее, от их ароматов. Он указал на лидера и меч, что по-прежнему висел привязанным за его спиной.

— Ты тоже, — сказал он.

Лидер покачал головой.

— Нет, — проговорил он. — Я иду. Меч идёт, — он казалось, задумался, копаясь в своём ограниченном словаре в поиске нужных слов. — Так не пойдёт. Мы оставляем, — он указал на оружие, лежащее на полу, и его спутники нагнулись, чтобы подобрать его.

— Король хочет поговорить с ними, — прошептал гонец на ухо Старкаду. — Ты не должен позволить им уйти.

Старкад нахмурился, чувствуя, что происходит нечто, находящееся за гранью его понимания.

— Хорошо, — произнёс он и стукнул варварского лидера по руке. — Если хочешь взять меч, тогда ты должен дать мне привязать ножны, чтобы ты не смог воспользоваться им.