Я что-то удивленно пробормотал.

– И это еще не все, потому что именно через Тейе этот сириец Йуйя передал болезнь Эхнатону и его детям.

– Не может быть!

– Именно так. Не понимаю, почему у детей Йуйи она не проявилась, а обнаружилась у сына Тейе и его наследников… Как и все прочее, что они нам принесли, эта неизвестная зараза пришла с севера! – Он схватил меня за плечи. – Понимаешь, почему для чистоты крови так важно держать границы закрытыми?

Я кивнул, разделяя его горячность, а он даже слова не дал мне сказать.

– Но они не осмелились следовать культу варварских божеств, таких как Ваал, Астарта и Решеп!

Тут я не мог не вмешаться:

– Поэтому Эхнатон был так зол на своего отца!

Хоремхеб покивал.

– История расскажет, что Эхнатон был плохим фараоном, хотя то, что он делал, было попыткой коренным образом изменить критическую ситуацию, создавшуюся в результате бездарного правления его слабохарактерного отца.

– Вот как… Он не был безумен!

– Нет… Во всяком случае вначале, но его болезнь была весьма тяжелой и мучительной, чтобы он мог нести груз ответственности. Однако благодаря Ра у него была Нефертити.

– Конечно, но Нефертити вручила Эхнатону его бабушка Тийе.

Отец принялся хохотать и не мог остановиться до полной потери сил.

– Да… Ха-ха-ха! Старая ведьма надеялась, что будет управлять им, как это умел делать Йуйя через нее саму, но ход оказался неверным, поскольку она не учла, что удивительная человечность Эхнатона, его духовность и его магнетизм покорят прекрасную Нефертити, будь она благословенна… Тийе, конечно же, пожалела об этом!

– Думаю, Эйе тоже принимал участие во всем этом.

– Возможно, но я сомневаюсь, потому что он столь же благороден, сколь и невинен, и воспитал свою дочь такой, что сама Тийе не смогла использовать ее в своих целях.

Какое-то время мы молчали – сказывалось чрезмерное возлияние. Я не мог говорить, а только пил и слушал. Мы что-то съели, и еда смягчила действие выпитого.

– Значит, страна очень ослаблена? – спросил я.

– Я хочу тебе еще кое-что сообщить, чтобы ты имел полное представление. За большое количество золота этот «великий охотник» сочетался браком с дочерью и сестрой вавилонского царя Кадашман-Эллиля, которая привела с собой сотни слуг, и с Тархундарадой, дочерью царя Арцавы… А также с Гилухеппой, дочерью царя Митанни, Шуттарны II, которая взяла с собой триста семнадцать служанок, и с дочерью его преемника Тадухеппой, с ее двумястами семидесятью служанками и тридцатью слугами… – Он язвительно засмеялся. – Вот это да! От этой жены он даже ожидал получить две огромные золотые статуи в качестве приданого!

– Какая ирония! Фараон-воитель вовсе не был таковым!

– Не был. Единственным проявлением его силы было подавление небольшого восстания в Нубии, где он даже не присутствовал сам. Он был настолько глуп, что, желая обеспечить преемственность трона, женился на одной из собственных дочерей несмотря на то, что у него уже было два сына, Тутмос и Эхнатон, и четыре дочери, Сатамон, Хенуттанеб, Исида и Небетах.

Он шумно вздохнул, прежде чем продолжить.

– Эхнатон унаследовал от отца единственную отрицательную черту – он был чрезвычайно похотлив… И это непонятно, поскольку одним из проявлений его болезни было то, что он обладал маленьким, как у ребенка, членом.

Он передернул плечами. Для меня это было новостью.

– Но ведь Нефертити казалась удовлетворенной!

– Потому что она не знала другого мужчины. – Он отвесил мне подзатыльник. – А ты выучился любить женщину? Или мне придется платить за тебя какой-нибудь?.. А ты ведь дорого мне обходишься! Я заплатил кучу денег за колесницы, за которые должен был бы платить ты… Надеюсь, ты будешь хорош в сражении!

Я придвинул к нему кружку с пивом, чтобы он замолчал. Он осушил ее одним глотком и продолжил:

– Нефертити действительно была влюблена в своего мужа, – и рассмеялся собственным словам. – В жизни своей не видел ничего подобного!

Мне хотелось сменить тему. Я чувствовал себя неловко и боялся, что все это было лишь тактическим ходом, чтобы вытянуть из меня то, что его интересовало.

– Мы остановились на Эхнатоне, – напомнил я ему.

– Да. Бедняга Эхнатон! Он не должен был стать фараоном, но его старший брат умер очень молодым.

– Говорят, от рук Тийе.

Отец пожал плечами.

– Не знаю, так ли это, но не вижу, какую бы выгоду получила от этого старая ведьма.

Я вздохнул.

– Меня не удивляет то, что ты так подавлен. Твое разочарование вполне оправдано. – Я не сумел сдержать слез.

Хоремхеб отмахнулся с пренебрежением:

– Не будь дураком! Кроме того, у Эхнатона были и свои темные стороны. Не знаю, возможно, из‑за болезни, но он не был в точности тем фараоном, каким хотел предстать перед вами в капе.

– О чем ты говоришь?

– Ты действительно настолько наивен? Может быть, ты думаешь, что толпы, которые радостно приветствовали его появление, собирались стихийно? Позади стояли солдаты с дубинками, а где не удавалось запугать, там подкупали, раздавая дорогие подарки.

Я отмахнулся, повторив его жест.

– А! Это мелочи!

Отец в гневе поднялся.

– Мелочи? А ты знаешь, отчего умерла Макетатон?

– Да. Пенту говорил, что от лихорадки.

– Чепуха! Она умерла, рожая ребенка от собственного отца!

Я сел, удивленный и опечаленный. Я не мог этому поверить, хотя и понимал, что отец говорит правду. Хоремхеб заговорил более мягким тоном:

– После покушения Темных на твою жизнь невозможно остаться прежним. Он не осмелился сообщить о покушении – это не прибавило бы ему любви и уважения народа, а ведь Эхнатон тогда уже запретил культ Амона и стер его имя… Ты знаешь, что в первый год после покушения можно было лишиться жизни за то, что у тебя есть всего лишь изображение этого бога?

Я отрицательно покачал головой. Мне это казалось неслыханным.

– Ты знаешь, что коронацией Эхнатона руководил Аанен, жрец Ра и брат Тейе? Знаешь, что он отметил свой праздник Седа-возрождения[12] через четыре года своего правления, хотя обычно это делается через тридцать? Это поможет тебе понять, с какими трудностями он сталкивался, насаждая свою веру.

Борьбу с Темными он начал вести, возможно, вследствие безграничной любви к Нефертити и глубокой веры в то, что она его вдохновляет, но в результате он поверил в собственные вымыслы, и это, вместе с его болезнью и угрызениями совести, действительно сводило его с ума. В конце концов он превратился в очередного фанатика, практически такого же, как и его враги, Темные.

Он представлял себя сыном и отцом новой триады, возвышая Нефертити до уровня Тефнут, супруги-близнеца Шу и дочери Атона.

Он вообразил себя богом. Поэтому скульпторы изображали его бесполым. Бедняжка Нефертити была смущена его новым божественным статусом, хотя и без этих атрибутов последовала бы за своим мужем даже в преисподнюю. Ах, что за женщина!

Я вздохнул. Слезы снова подступили к глазам.

– Лишь она одна была безгрешна, – заметил я.

Хоремхеб согласно кивнул, сделав жест, в своей манере, который говорил о том, что он, как и все остальные, был влюблен в эту невероятную женщину. Я посмотрел на него с удивлением и любопытством.

– Знаешь, я рад, что узнал, каков ты на самом деле. Мне казалось, ты деревянный. Тебя и вправду так трогает, что Эхнатон взял в жены собственную дочь?

Отец снова заговорил презрительно, возможно, чтобы скрыть свое смущение.

– Не будь дураком! Если бы это было в моих интересах, я поступил бы так же. Отвратительно то, что причина этого – сластолюбие, а ведь у него была такая женщина!

Я улыбнулся. Пиво раскрепостило меня.

– Мне тоже так кажется! Знаешь, сейчас я лучше понимаю Тута, хотя никогда не прощу ему злодейства.

– Тута? – Отец посмотрел на меня, как будто я был последний дурак и невежда.

Я попытался обосновать свою точку зрения: