Я обрел в Суре брата, которого у меня никогда не было. Под его началом находилось множество людей, и хотя у меня не было никакой официальной должности, так как я считался дезертиром, Сур на глазах у всех вел себя как мой подчиненный. Оставшись наедине, мы не соблюдали субординации, и он напоминал мне веселого мальчишку, каким, возможно, никогда не был.
На людях он оставался таким же суровым, как и в первые дни нашего знакомства, однажды я даже видел, как он с удовольствием лупцует одного заносчивого солдата, но, повернувшись ко мне, он, не меняя свирепого выражения, мне подмигнул. Мне показалось, что он хотел напомнить о тех днях, когда я впервые оказался в армии.
Как-то раз, ночью, мы с ним выпивали вдалеке от казарм. Я не часто развлекался подобным образом, но если Суру это доставляло удовольствие, то и мне не могло повредить.
– Скажи мне, Сур, что ты будешь делать, если мы победим хеттов?
Он расхохотался, словно никогда не рассматривал такую возможность, но когда он заговорил, у него под кожей заходили желваки. Я пожалел о своем вопросе, потому что не хотел огорчать товарища, особенно сейчас, когда мы так весело проводили время.
– Я старею. Всю жизнь я следовал за твоим отцом, но я устал, мои руки ослабли.
Я рассмеялся, потому что он жаловался, как дряхлая старуха, и я ему об этом сказал. Он улыбнулся:
– У меня еще хватит сил тебя отколотить. Но я от всего этого уже не получаю удовольствия, как раньше, и спрашиваю себя, хочется ли мне так провести остаток жизни. В один прекрасный день придет новобранец, который будет круче меня, и я утрачу доверие солдат.
Он горько усмехнулся. Я столько раз слышал эти слова от моего отца… Сур снова усмехнулся.
– Если мы выиграем войну, я в первый раз воспользуюсь милостью фараона и уйду в отставку. Быть может, займу какую-нибудь подходящую должность, вроде начальника охраны в тихом городке, чтобы не чувствовать себя никому ненужным. Стану примерным гражданином и, прежде всего, начну почитать богов. Если я буду в числе победителей, мне простят все мои грехи, и я начну вести себя как какой-нибудь святоша. – Он расхохотался так громко, что это напомнило рев гиппопотама. Смех был ужасно заразительным. – Найду себе молодую пылкую женщину, чтобы она отнимала у меня все силы и мне было не до драк. Быть может, мы заведем парочку детей и я научу их своему опасному ремеслу. Маленький, но чистый дом с просторным садом и прудом, где мой сынишка играл бы с золотыми рыбками, сверкающими на солнце; смоковницы, финиковые пальмы и фруктовые деревья, дающие тень и плоды. – Он посмотрел на меня увлажнившимися глазами. – А чем займешься ты?
Я погрустнел, и Сур понял, что мне не хочется об этом говорить. Я благодарно посмотрел на него. Он обнял меня за плечи своими огромными ручищами, так что у меня затрещали кости, и кивнул. Растрогавшись, я опустил голову.
– Мне некуда идти. Как бы меня ни защищала армия, Тут найдет способ покончить со мной. По правде говоря, я не могу понять, почему он до сих пор этого не сделал.
Сур рассмеялся.
– Сначала ты выиграешь эту войну. Ты еще ему пригодишься.
– Да. Сначала он должен узнать, где находится царица, а уж потом убить меня.
Сур изумленно посмотрел на меня:
– Так значит…
Я кивнул. Немного помолчав, он поднял брови и сурово спросил:
– Как ты мог оставить самую красивую в мире женщину, чтобы пьянствовать с каким-то несчастным нубийцем?
Я отвернулся, не в силах посмотреть ему в лицо. Он все мгновенно понял.
– Не рассказывай. Это меня не касается.
– Она… она очнулась после долгих месяцев безумия, в которое погрузилась после того, как ее изнасиловал Тут. Я прятал ее от него.
Потрясенный Сур широко открыл глаза. Я, улыбнувшись, продолжил – его простодушие располагало к откровенности.
– Да. Он послал за мной в погоню десять человек. Я поджидал их в скалах посреди пустыни и уничтожил всех.
Мой друг одобрительно хлопнул меня по спине.
– Но меня ранили. К тому же из‑за состояния царицы мы не могли быстро передвигаться. Я совершенно выбился из сил и не мог охотиться. Мы едва не погибли в пустыне. Пришлось убить лошадей, и я, потеряв надежду, уже готов был убить царицу.
– Но ты выжил.
– Только благодаря евреям, которые нас спасли.
– Евреям?
Я кивнул, забавляясь его недоумением.
– Я слышал, что часть их жила в небольших изолированных поселениях, потому что они не хотели с нами смешиваться, но это было давно, еще при Аменхотепе-отце. Эхнатон их уважал, но при теперешнем фараоне у них начали отнимать имущество и использовать в качестве дешевой рабочей силы на самых тяжелых работах.
– Их стали угнетать Темные. Эхнатон не допустил бы этого.
– Я думал, все поселения евреев уже обнаружены.
– Это трудно отыскать, а после того, как я у них побывал, стало еще труднее.
– Если их обнаружат на этих холмах, то обвинят в шпионаже.
– Да, но меня волнует не это. У них Нефертити.
– Что? – взревел нубиец.
– Я оставил ее там. Она очнулась и… – голос у меня сорвался, – приняла меня за своего мужа. Я люблю ее, и когда она меня поцеловала… – Я умолк.
Сур, оживившись, пожал плечами:
– Великолепно! Ты сделал то, что она просила. Я никогда не отказывал хорошеньким женщинам…
– Сур! Я воспользовался ее плачевным состоянием! Она приняла меня за своего мужа! За бога!
– Ну и что? – Сура возмутила моя наивность. – Божественный Амон! Я лег бы с самой Хатхор, если бы она меня просила! Не будь ребенком! Разве ты сделал что-то против ее воли? Причинил ей зло? Или подкачал и ей не понравилось? – Он рассмеялся. – Вот из‑за этого действительно стоило бы переживать!
– Ты не понимаешь.
– Я понял вот что. Ты спас ей жизнь, спрятал ее от насильника, который есть не кто иной, как фараон Египта, перебил десяток врагов, едва не умер от жажды и истощения, заботясь о ней… И когда наконец ты можешь быть счастливым, ты бросаешь ее из‑за глупых принципов… И приходишь сюда, чтобы участвовать в войне, которая тебя не волнует. Пускай я и невежественный нубиец с задворок Египта, но я не слепой!
– Я обманул ее доверие!
– А с чего ты это взял, молокосос? Ты ее спрашивал? Наверняка ты ушел тайком, сбежал, как крыса! Ты ни черта не смыслишь в таких делах и напридумывал себе невесть что! А если она вовсе не сумасшедшая, как ты утверждаешь? Убил десятерых, но наложил в штаны от страха перед женщиной вместо того, чтобы поговорить с ней откровенно! Какой же ты после этого мужчина?!
Я в ярости бросился на него, пытаясь дотянуться до его горла. Мы покатились по полу, но это продолжалось недолго, огромные ручищи Сура крепко держали меня. Я перестал сопротивляться и разрыдался, как ребенок.
– Я думал, ты мне друг.
Сур осторожно ослабил хватку.
– Поэтому я и говорю тебе правду.
Мы поднялись. Сур ненадолго исчез, и когда я уже не знал, что и думать, появился с двумя большими кувшинами пива. Мы снова стали пить, на этот раз молча.
– Возвращайся к ней, – посоветовал он.
– Я так и поступлю, но сначала сделаю то, зачем пришел, в противном случае я буду плохим сыном и другом.
– А если ты погибнешь?
– Ей там хорошо. Они добрые люди… Знаешь, почему они пошли на такой риск? Потому что находят в Эхнатоне… в Атоне некоторое сходство со своим богом. Поэтому для Нефертити лучше быть с ними, чем с любым из нас. Здесь она снова может впасть в безумие, из которого едва выбралась.
– Конечно, фараон быстро ее отыщет.
Я пристально посмотрел на него.
– Хочешь знать, где она?
Немного подумав, он улыбнулся:
– Нет. Так будет надежнее.
– Но ты единственный человек, в котором я абсолютно уверен.
– Нет, мне будет спокойнее не знать.
Говорить больше было не о чем, но Сур, заметив, что я загрустил, снова протянул мне кувшин с пивом, словно оно было лучшим лекарством от хандры. Я горько улыбнулся.
– Знаешь, я в первый раз пью крепкое пиво, – признался я.