Я вернулся к своей царице. К счастью, никакие существа не приближались к ней, хотя их могла привлечь лошадь. Маленьких скорпионов или змеек я не принимал во внимание.

Я впряг в колесницу лошадь, и мы вскоре отправились. Никак нельзя было скакать, но я изучил дорогу и понимал, какой путь лучше выбрать, если придется спасаться от преследования.

В эту ночь я не мог заснуть, и, что удивительно, Нефертити заметила это, потому что тоже не спала. Я склонился над ней.

– Не бойся. Тебя никто не тронет. Я обещал тебе это и больше не потерплю неудачи. Я знаю, ты не боишься смерти. Тебя страшат только новые унижения. И я обещаю тебе, что те, кто захотят коснуться тебя, будут иметь дело со мной, и в крайнем случае вместе с моим последним вздохом я и тебя лишу жизни.

Я погладил ее по лицу и поцеловал в щеки и веки, как обычно. Она позволила мне эту ласку, и я почувствовал, что она сжала мою руку, когда я взял ее руки в свои, пока говорил. На этот раз ее пожатие было сильнее, а кожа стала теплее.

Для меня это было благословением.

Я подготовил оружие и расположил его у бортов колесницы. Если бы она могла ехать верхом или хотя бы идти, я бы так не волновался, но неподвижное тело было слишком чувствительной кладью.

На следующий вечер, когда мы отдыхали, я взял ее за руки и снова почувствовал, как она прикасается к моей руке и сжимает ее. Она наблюдала за мной, не отрывая взгляда. Я засмеялся. Наверное, ее удивляло, что я так фамильярно веду себя.

– Ты думала, я в шутку назвал себя одним из лучших воинов царства?

Она посмотрела на меня, и я снова засмеялся.

– Уверен, ты даже не представляешь, что я мог так измениться. Юный и невинный Пи готовится прикончить целый дозор из лучших царских солдат.

Я посмотрел на нее. Теперь она смотрела в пустоту.

– Не стыдись того, что над тобой было совершено насилие. Ты в этом не виновата. Иногда нельзя избежать насилия, и воинов отличает от мирных людей реакция. Мы не принимаем судьбу как божественный замысел, а сражаемся. Иногда из этого ничего не выходит, но таков мой выбор. Мой, а не твой. И поверь мне, если бы это случилось не из‑за тебя, так из‑за кого-нибудь другого. Из‑за Тута, из‑за жрецов… Кто знает? – Я улыбнулся. – Как-то ты рассказала мне одну историю. Сейчас я расскажу тебе другую, и ты увидишь, что надежда – хорошая советчица.

Когда-то жил египетский крестьянин, бедный, но мудрый, он трудился не покладая рук, обрабатывая землю вместе со своим сыном.

Однажды сын сказал ему:

– Отец, у нас горе! Убежал наш конь.

– Почему ты называешь это горем? – спросил отец. – Время покажет…

Через несколько дней конь вернулся, и с ним еще один конь.

– Отец, какая удача! – воскликнул юноша. – Наш конь привел другого коня.

– Почему ты называешь это удачей? Время покажет…

Через несколько дней юноша попробовал сесть на нового коня, но тот, необъезженный, встал на дыбы и сбросил седока на землю. Юноша сломал ногу.

– Отец, какое горе! – воскликнул на этот раз юноша. – Я сломал ногу!

Отец, вооруженный опытом и мудростью, и на этот раз сказал:

– Почему ты называешь это горем? Время покажет…

Юноше ответ не показался убедительным, и он расплакался на своем ложе. Через несколько дней в деревню пришли посланцы фараона, которые отбирали юношей, чтобы отправить их на войну. Они пришли в дом к старику, но, увидев юношу с ногой в лубке, оставили его в покое и пошли дальше. Тогда юноша понял, что не бывает полного горя или счастья и нужно время, чтобы понять, произошло хорошее событие или плохое.

Она снова посмотрела на меня. В ее глазах был страх. Я рассердился.

– Я не боюсь! Не боюсь встретиться с богом, не боюсь ни во что не верить, потому что кто-нибудь из богов уже установил бы справедливость, не дожидаясь, когда это сделает простой смертный. Не боюсь насилия, потому что не я его спровоцировал. Не боюсь смерти, потому что я воин…

Я замолчал, увидев, что в глазах у нее стоят слезы. Я погладил ее по лицу кончиками пальцев.

– Когда я был ребенком, у меня в жизни была одна простая обязанность. Я был тенью Тута, и все было понятно. Существовал порядок. Существовали бог, фараон, тень и свет. Я не мог желать ничего, кроме как иметь отца, хотя и не ощущал такой потребности. А сейчас нет ни бога, ни фараона, ни даже света. У меня есть только отец, к которому я не испытываю любви, как и он ко мне… И ты. Ты моя царица, моя богиня и мой свет, единственный смысл моей жизни. И ты единственная, в кого я верю, как раньше верил в Эхнатона. На самом деле я никогда ни во что другое не верил.

Слов больше не было.

В ту ночь мы не отдыхали, пока не добрались до перевала, где я решил встретить наших преследователей. Я боялся, что мы заблудимся, что я плохо разведал дорогу, что мы не доедем, но в конце концов узнал место и вздохнул с облегчением. По пути я старался оставлять заметные следы, ронял с колесницы оружие и поднимал его, а сейчас мы двигались к незаметному ущелью, не оставляя следов. Я хорошенько замаскировал тайник ветками и небольшими камнями, чтобы он никак не выделялся в окружающем пейзаже. Им никогда не обнаружить его. Я удобно устроил Нефертити в колеснице и соорудил, потратив больше часа, солидное заграждение из камней, чтобы внутрь не проникли звери.

Я отвел лошадей в другое укрытие, где они могли спокойно отдыхать. Меня не волновало, что их могут увести, ведь они не заслуживали того, чтобы быть съеденными хищниками пустыни.

Действуя спокойно и размеренно, я принялся готовить себе место. Расположился у края дороги, чтобы солнце светило мне в спину, а их ослепляло, и соорудил заграждение, используя выступы скал и собранные камни. Я разложил свое оружие, как счел необходимым, несколько раз перекладывал и в конце концов остался доволен и сел дожидаться наших преследователей.

Я подумал, что в этих негостеприимных местах есть своя красота. Цветá и необъятное небо. Скала всех оттенков охры, прожилки, блестевшие на солнце, словно драгоценные камни, нагромождения песка. Они составляли разительный контраст с прекрасным голубым небом, таким чистым, таким великолепным, что оно казалось чудом и даже внушало страх. Я задался вопросом, что такое небо. Сияющее, оно казалось нисколько не похожим на тело богини Нут, как солнце для меня никогда не было похоже на Эхнатона, хотя успокаивало и давало надежду.

Я рассудил, что, лишенный всех уз, связывавших меня с прежней жизнью, отвергший старые верования, я не должен сильно задумываться, буду ли погребен в соответствии с обрядами, обеспечивающими прекрасное вечное упокоение. Однако же мне не хотелось быть сожранным хищниками. Не думаю, что они могли бы завладеть моей душой, потому что даже если они пожрали множество душ, то не стали ни умнее, ни зловреднее. Мне пришлось наблюдать поведение многих зверей пустыни, и я отмечал их невинность. Большинство из них хищники, но они убивают не по злобе, а ради того, чтобы выжить. У них есть чувства, похожие на человеческие, например ревность или зависть, но способности копить злобу я не встречал ни у одного животного, а вот у ребенка замечал. Поэтому я не верил, что они украдут мою душу, но мысль о такой участи была мне неприятна.

Я вознес молитвы Атону, Амону, Эхнатону и самой пустыне, чтобы они помогли нам, поскольку сомневался, что мы выйдем из этой переделки живыми.

Они показались через час после того, как рассвело. Я насчитал десяток, а вместе с нами отправилось двадцать человек. Половина. Даже такой почтенный человек, как Эйе, ничего не мог скрыть от жрецов.

Мне придется нелегко, но моим преимуществом станет неожиданность, а к этому прибавятся мое оружие, камни и моя твердая уверенность в своей правоте. Чтобы придать себе сил, я вспомнил, кто я и почему я здесь. Умру, но никому не позволю коснуться моей царицы!

Я взял свой треугольный лук, более тяжелый и более тугой, чем тот, какой используют для стрельбы на небольшое расстояние. Этот лук я усовершенствовал во время кратких часов отдыха. Из маленького лука нельзя поразить цель, которая находится довольно далеко. Я положил рядом стрелы. Обернулся и улыбнулся моему другу Эхнатону, возблагодарив его за то, что он дарует свет.