— Какая ты красавица, Аленушка…
— Не трожь, не трожь меня, Вася! — крикнула она, отшатнулась было от него, потом смирилась, умолкла…
Долгу ноченьку не спала — думала, думала: что делать? Господи! Что делать? Ни тепла, ни холода не принесла ей близость с Василем, а с какой поры порознь? Одно название — муж и жена…
На рассвете она встрепенулась: голос Василя грустил, томился:
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Алене почему-то стало страшно.
— Вася! Ты чево?
Он не ответил — спал. Спал? Нет, не спал!
Она порывисто обняла его.
— Вася! Василь! Прости меня Христа ради! Обманулась я и тебя в обман ввела. Я ждала тебя… ждала, тревожилась… Вот так бы ждала Семена Костина, Сергея Петровича… а почудилось мне, что любовь моя прежняя, молодая вернулась. Почудилось, Вася! Нет ее у меня. Кончилась любовь… — Она говорила и захлебывалась горькими, навзрыд, отчаянными рыданиями — оплакивала навсегда уснувшую молодость, некогда горячее чувство; она не умела лгать, притворяться и рыдала, несчастная, одинокая…
Василь молча отвел ее жалкие, беззащитные руки, сел на нары. Застонал от непереносной боли, спрятал лицо в ладони, будто защищался от ее беспощадных слов…
Глава четвертая
Комиссара терзала мысль: томятся в тюрьме и на гауптвахте честные советские люди. И среди них Геннадий Голубенко. Вадим знал — теперь к тюрьме и гауптвахте не пробиться: Калмыков был осведомлен о работе заключенных с повстанцами и готов был проглотить всех до одного, но мешал ему, руки вязал союзный караул. Яницын решил посоветоваться с командиром и Семеном Бессмертным.
Костину пришла в голову мысль: захватить в плен какого-нибудь матерого палача калмыковского, сделать его заложником, а потом предложить Калмыкову в обмен на Голубенко. Решили рискнуть — послать в Хабаровск разведчиков.
Взвился Семен: не перекипела в нем злоба на карателей, не остыла жажда мести за товарищей в неизвестной братской могиле.
— Товарищ комиссар! Товарищ командир! — взмолился он. — Меня пошлите! Путя теперь изведаны. Сподручнее всего мне идти. В помощь дайте Васю Смирнова. Обмозгуем с ним. Он стал дошлый: в ухо верблюда пройдет и меня проведет… Василь горяч, но научился себя в вожжах держать.
Лебедев колебался, раздумывал.
— А вдруг попадешься Замятину? Узнает тебя…
— Живым я не сдамся, знаю, учен, — возразил Бессмертный. — Акромя Замятина, меня и не знает никто толком, а хорунжий в кабинете сидит. Забыли меня: я для них уже давно труп мерзлый. Вид на жительство мне товарищ комиссар выправил по всем статьям и законам, не подкопаешься…
Вызвали Василя Смирнова, — был он темен, неразговорчив, а как предложили идти в разведку, не колебался, сразу согласие дал и будто повеселел.
— С Семеном Никаноровичем — за большую честь почту… — сказал.
…Недалеко от Амура, около базара, стояла деревянная казарма. Калмыковцы превратили ее в застенок: ближе к Амуру — трупы под лед спускать, следы заметать.
Партизаны кружили неподалеку от казармы — выведывали, высматривали, пытались узнать, кто палачами тут верховодит. Насмотрелись, наслушались, зарубили на носу много важного.
Пришла пора возвращаться в отряд для донесения. Решили по базару, в шуме, до вечера потолкаться, а там тронуться в путь-дорогу.
На базаре стояла китайская харчевня: продавали за хорошую копейку белые горячие пампушки с луком, ханшин, сули корейскую, японскую сакэ, под шумок торговали кокаином, опием.
Уже темнело, когда боевые друзья вошли в харчевню. Осмотрелись. Китаец палочками рис ест. Приезжий крестьянин чайком горячим балуется. В дальнем углу за столом два калмыковца сидят. Рожи у беляков дряблые, вспухшие, под одутловатыми веками бессмысленные, красные глаза — пьяным-пьянешеньки! Грудь нараспашку, язык на плечо. Подсели ближе приятели, прислушиваются. Один бандит шашкой похваляется:
— Я красного как рубанул наискосок, так и разложил. «С нами, говорю, бог и атаман!»
— Нашел чего доброго! Шашкой, — говорит второй. — Я их голыми руками давил. Хр-р… и все…
Сидят, бахвалятся, кто больше зла народу учинил, скалятся, что жеребцы на овес.
Страшно глянул на них Семен. Василь глаз круглых, как фонари, с калмыковцев не сводит. Бессмертный подтолкнул друга:
— Василь! Мотай, браток, быстрее отсюда. Встретимся на Амуре у лесопилки. Давай быстро! — грозно приказал Семен.
Василь подчинился, пошел к двери.
Семен Никанорович встал во весь рост, распрямил плечи и шагнул к калмыковцам:
— Встать, сволочь! Бандиты!.. Кровопийцы!
Осовелые от водки калмыковцы, подчиняясь начальственному непререкаемому приказу, вскочили с мест, вытянулись во фронт, захлопали непослушными веками. Семен Бессмертный выхватил из-за пазухи наган и разрядил его в бандитов. Потом повернулся, побежал.
Бледный Василь Смирнов поджидал его с револьвером в руках.
— Прячь леворверт за пазуху! Зачем ты остался? Вдвоем труднее скрыться. Быстро на базар, в самую толпу. Не беги! Шагом…
Удача! Совсем уже стемнело, и скрылись, ушли от погони богатыри!
Через несколько минут всполошившиеся беляки кинулись искать партизан, но где тут! Обозленные калмыковцы разнесли в щепки, а потом сожгли харчевню.
— Накалился я за эти дни, как камень в костре, боялся — лопну! Прости, Василь, не стерпел! При неудаче мог и тебя подвести, в разведке это последнее дело! Не сердись, друг! — смиренно просил Костин, когда темной зимней ночью шагали они в отряд. — Замученных в вагоне вспомнил, доктора, Митю Юрина, вскипело нутро, похвальбу их слушая, не совладал с собой…
Доложил Бессмертный о результатах разведки, о тяжком проступке своем не умолчал.
Крепко ругнули его комиссар и командир.
— Вы горячку пороли, — возмущался Яницын, — а нам все сорвали: теперь к казарме и подступу не будет — за всеми мало-мальски подозрительными следить начнут…
Лебедев длинную нотацию прочел о дисциплине, о выдержке — слушал, багровел Семен: как школяру, а он и на германской разведчиком был, Георгия на груди носил. Но молчал, не пикнул: кругом виноват, не барышня кисейная — распускать сопли. Взмолился:
— Дайте вину искупить делом! Пошлите в разведку: ждать больше да пережидать сил нет!
Переглянулись комиссар и командир — общую линию выработали.
— Завтра с утра с Иваном Дробовым пойдете к разъезду Красная речка: разведаете точно, сколько там японцев и калмыковцев стоит, как охраняются все ходы-выходы. Дело сложное: Красная речка под особым надзором у Калмыкова — и разъезд и село в нескольких верстах от него. Бывают ли на разъезде американцы? Они недалеко от села казармы занимают. Несут ли и они дозор или только японцы?
Лебедева и Яницына известили, что в Хабаровск прибывает японское пополнение — для следования дальше, к Иркутску. Отряду давалась задача — узнать, когда новые пополнения японцев, после отдыха в городе, тронутся к Иркутску. И главное задание: отряд Лебедева должен взорвать недалеко от Красной речки рельсы и отправить эшелон приезжих вояк прямой дорогой к черту в лапы. Дело серьезное; все надо обмозговать заранее, чтобы осечки не случилось. Лебедев несколько дней совещался со своими помощниками.
— Эх! «Языка» бы нам достать! — вздохнул Сергей Петрович, отправляя партизан в разведку. — Проще пареной репы дело было бы. — И пошутил: — Без «языка» как без ног — не знаешь к врагу дорог. Да как его оттуда выковырнешь? Дело невозможное! Берегитесь, друзья! — предупредил он разведчиков. — Никакого ненужного геройства, никакого лихачества! Задача одна — разведка. Хочешь победы — врага разведай! Сорвем порученное нам задание — позор! Бейте врага в лоб — и он покажет спину. Ты, Ваня, горяч, но умеешь держать себя в узде. Прошу тебя, следи за Семеном, не давай ему воли. Во второй раз, Семен, я не прощу тебе такого риска, который ты допустил в хабаровской китайской харчевне, — чуть сам не погиб и Василя Смирнова под удар поставил…
