Как-то днем, когда я сидел в зале биржевых операций фирмы «Смит и Уилдинг», просматривая сообщения телеграфного агентства, меня вызвал к себе мистер Уилдинг.
— Как котировались акции фирмы «Моторс» к закрытию биржи?
— Хорошо, сэр. К концу дня цена на них поднялась на два пункта.
Все это выглядело так, будто я всю жизнь проработал в фирме «Смит и Уилдинг».
— Прекрасно. Скажи кому следует, чтобы тебе поставили письменный стол.
— Но я же не работаю здесь, сэр.
— Да, но где-то тебе нужно работать, когда ты приезжаешь в город. Кстати, пошли-ка мне чистильщика ботинок. Он что-то запаздывает.
Сначала я получил стол, а потом все служащие конторы стали считать само собой разумеющимся, что я работаю за ним, хотя о моей службе здесь никто никогда не говорил. Я стал все чаще и чаще заходить в контору, потому что не мог день-деньской торчать дома, к тому же в городе было проще проводить деловые свидания. Постепенно я стал встречать своих старых знакомых, сталкиваясь с ними то на улице, то за завтраком в ресторанах, причем самое странное заключалось в том, что большинству из них, видимо, и в голову не приходило, что я куда-то уезжал.
Потом я начал назначать встречи в клубе для партии в сквош и навещать приятелей, которые обзавелись семьями и жили не в своих домах, а на квартирах.
Однажды в конце января я присел за свой стол в конторе фирмы «Смит и Уилдинг» и на фирменном бланке написал письмо Мэрвин Майлс.
«Я испытываю странное чувство, когда пишу тебе,
— начал я, —
потому что мне кажется, будто ты все время со мной, здесь, в зале, где слышен стук тиккеров, а мистер Уилдинг, отпивая молоко, посматривает на меня. Я не могу жить без тебя, но обстоятельства складываются так, что уехать отсюда не могу и потому намерен попросить тебя кое о чем. Мне всегда хотелось, чтобы ты побывала здесь. Ведь мы так много говорили об этом! Как ты смотришь на то, чтобы приехать на следующий уикэнд вместе с Билем? Комнат у нас много, и я мог бы все тебе показать».
Я знал, что Мэрвин поймет, почему я приглашаю ее вместе с Билем, — это выглядело бы проще и естественнее.
Вернувшись вечером домой, я рассказал матери о своих дневных делах, не забыв сообщить, как обычно, кое-какие последние новости.
— Да, между прочим, я пригласил на уикэнд Биля и нашу общую приятельницу Мэрвин Майлс.
— Ну и чудесно, дорогой! Тебе уже пора встречаться с людьми. В воскресенье ты с ними сможешь съездить в Уэствуд. А кто такая Мэрвин Майлс? Ты мне никогда не рассказывал о ней.
— Просто моя и Биля знакомая. Мери как-то встречалась с ней.
21. Прощай все…
Еще в 1920 году время от времени можно было услышать, как кто-нибудь мурлычет про себя песенку: «Куда же мы отправимся отсюда?»
Мотивы таких песенок иногда по нескольку дней преследовали меня; я и ходил и занимался делами в ритм с музыкой. В тот день, когда на станции Бэк-бэй я поджидал Биля и Мэрвин Майлс, у меня из головы не выходила мелодия: «Куда же мы отправимся отсюда?»
«Куда же мы отправимся отсюда? — напевал я себе под нос. — С тобой куда угодно — от Гаарлема до набережной Джерси-сити». Мечтам влюбленных нет предела, как нет границы между ведомым и неведомым миром. Эту песенку мог бы распевать и Колумб на борту своей «Святой Марии», — правда заключается в том, что человек вечно куда-то стремится, даже в преисподнюю.
На станции Бэк-бэй поезд останавливался всего на несколько минут, а мне было неизвестно, в каком вагоне едут Мэрвин и Биль. Я пытался представить себе, как будет выглядеть Мэрвин в момент нашей встречи и во что она будет одета.
«Куда угодно — от Гаарлема до набережной Джерси-сити…» — продолжал мурлыкать я.
Но вот впереди сверкнули огни паровоза, и послышался звон станционного колокола; свет и звон нарастали с каждой секундой, захлестывая меня, словно волна, и внушая такой же страх, как и в те дни, когда я был ребенком. Шипя, промелькнул мимо паровоз с раскаленной топкой, проплыли багажный вагон и вагон-ресторан, и станцию окутали клубы пара и зеленовато-желтого дыма; забегали носильщики, захлопали двери вагонов, и на платформе стали вырастать груды багажа.
В конце платформы я увидел Биля Кинга, потом из вагона вышла Мэрвин и что-то сказала ему — наверное, что здесь слишком грязно; сама она, тщательно причесанная и элегантная, выглядела так, будто никуда не выезжала из Нью-Йорка. Она настолько выделялась своей внешностью среди толпы, что я недоуменно спросил себя, неужели она и в самом деле приехала только ради меня. Первым меня увидел Биль; устремившись к ним, я заметил, что и Мэрвин старается разглядеть меня сквозь пелену дыма. Тут же, на платформе, словно не замечая ни Биля, ни остальных, она крепко обняла меня и расцеловала.
— Дорогой мой, да вы похожи на медвежонка! — воскликнула она.
В том, что Мэрвин поцеловала меня на глазах у всех, было нечто многозначительное. Первое мгновение я опасался, что эту сцену заметит кто-нибудь из моих знакомых, но тут же махнул на все рукой.
— Как прошла поездка?
— Замечательно, — ответил Биль. — Мой мальчик, а ты выглядишь чудесно!
Мэрвин схватила меня за руку.
— Вы нисколько не изменились.
— Конечно, — ответил я.
— Ну, так куда же мы отправимся отсюда? — спросила Мэрвин.
— Куда же мы отправимся отсюда? — повторил я. — «Куда угодно — от Гаарлема до набережной Джерси-сити».
— В таком случае, не будем терять времени, — поторопил Биль. — «Давайте уберемся отсюда поскорее. О радость, о младость! Куда же мы отправимся отсюда?»
Я заметил, что наше шумное поведение привлекает общее внимание. Не ускользнул от меня и быстрый взгляд, который бросил на Мэрвин Патрик, стоя у раскрытой двери автомобиля с пледом в руках. В машине Мэрвин снова вложила свою руку в мою, и я крепко сжал ее под пледом. Всю дорогу мы смеялись и болтали. Биль знакомил Мэрвин с Бостоном, показал ей библиотеку и церковь св. Троицы. Мне казалось, что мы нарочно болтаем без умолку, словно боимся, что если замолчим, то обязательно что-то произойдет. Как часто я пытался представить себе обстоятельства, при которых привезу сюда Мэрвин!
— А Хью ожидает нас? — поинтересовалась она.
— Конечно.
— Да, да, — вмешался Биль, — ждет не дождется, чтобы взглянуть, кого Гарри привез на сей раз.
По этим словам Биля я сразу понял, что он подробно рассказывал ей о моей семье. Мне совсем не хотелось, чтобы Мэрвин вообразила, будто в нашем доме не все ладно. Я был бы огорчен, если бы она почувствовала себя здесь чужим человеком. Однако теперь, в присутствии Мэрвин, я и сам стал ощущать, что обстановка в нашем доме давит на меня сильнее, чем когда-либо раньше.
Встретив нас в холле, Мери проводила Мэрвин в отведенную для нее комнату; я отнес туда ее чемоданы, а Хью показал Билю его спальню. Мы предоставили Мэрвин большую голубую гостиную с окнами на улицу, и горничная Анна уже поджидала ее там, чтобы помочь распаковать вещи.
— Когда Мэрвин приведет себя в порядок, — сказал я Мери, — приходите в библиотеку, мы будем ждать вас.
Я пришел в библиотеку, когда там еще никого не было. Ожидая, я думал о том, что Мэрвин сейчас у нас, в нашем доме. Я пытался представить себе, как она будет выглядеть, когда войдет сюда без шляпки и перчаток, словно постоянно живет в этом доме. Но первым пришел Биль.
— Биль, у тебя есть все, что нужно?
Он ответил, что у него есть все, что нужно.
— Биль, надеюсь, Мэрвин понравится здесь.
— Не сомневаюсь. Почему ей может не понравиться?
— Меня бы огорчило, если бы у нее создалось впечатление, будто у нас тут все слишком уж чопорно.
Биль успел взять газету и теперь пробегал глазами заголовки. При моих словах он снова положил ее на стол.
— Послушай, оставь ты эту манеру держаться так, будто ты боишься, что Мэрвин начнет есть не той вилкой.
— Да я вовсе не держусь так.
