Возле берегов течение было потише, но там, на берегах, враждебно стоял лес. Сосны были – поставь торчком длинный драккар, а на него ещё кнарр, и только тогда, если повезёт, дотянешься до вершины. И какие глаза смотрели из этого леса на реку и шедшие по ней корабли, знал только сам лес.

И не зря советуют мудрые люди – входя в чужой дом, всегда сперва примерься, как станешь выбираться назад. Корабли двигались серединой потока, хотя там течение было сильнее всего. Гребцы не жалели сил, но, пока мокрые вёсла чертили в воздухе полукруг, река, как в насмешку, сносила лодьи назад. И становилось понятно, почему купцы так боялись Невского Устья и непременно старались задобрить жившего здесь Бога. Когда серебром, когда живым гусем. А если делалось совсем туго – бросали в волны рабыню…

Только ветер мог выручить, и ветер пришёл. Олав кормщик не сунулся бы в Неву, если бы не ждал его с рассветом.

– Поставить парус! – раздалось на чёрном корабле, и с двух других немедленно откликнулись сыновья. И будто дружеское плечо подперло корабли!

Ветер гладил реку против шерсти, и она шипела, плюясь клочьями пены. Но до настоящей ярости было ещё далеко… До такой, что по временам заставляла её в бешенстве бросаться на берега. Пусть их, пусть идут себе, эти упрямые корабли под чужими полосатыми парусами. Идут в великое море Нево. Уж оно поговорит с ними как следует.

Олав Можжевельник слышал думы реки так же ясно, как старый охотник слышит сопение медведя, ворочающегося в берлоге. И тихонько поглаживал правило чёрного корабля: старый товарищ, ты-то не подведёшь.

Постепенно сужаясь, русло реки всё круче уходило вправо, на юг. Берега стискивали поток, течение усиливалось. Ветер перестал дуть в корму кораблям, и пришлось растягивать паруса вдоль – от звериного носа до загнутого хвоста, поднимавшегося сзади.

Берега между тем понемногу делались приветливее: устье, а с ним протоки, способные приютить несметное множество лодок, осталось позади. Теперь попробуй-ка напади исподтишка!

Время шло… Река ещё несколько раз меняла направление бега. Воины на чёрном корабле смотрели по сторонам, опускали руки за борт, пробовали сладкую невскую воду. Со смехом спрашивали Олава, куда же подевались грозные ингры… Олав отмалчивался, поглядывал на два корабля, шедшие впереди. Два его сына уверенно вели тяжёлые лодьи, находя на берегу меты, о которых рассказывал отец.

Утро превратилось в день, а день – в вечер. И стала река похожа на гнутый меч, медленно меркнувший в тёмных ножнах берегов.

Когда один из воинов, зевая, принялся стаскивать с себя надоевшую броню, Халльгрим выругал его и велел надеть её снова.

Расписной драккар Хельги Виглафссона ещё не поравнялся с узким устьем речушки, прорезавшим высокий левый берег Невы, когда из прибрежных кустов вдруг послышался крик петуха! Очень уж не вязался он с холодной предвечерней рекой. Люди встрепенулись, руки потянулись к оружию… И вовремя.

Потому что берег внезапно ожил. Множество коротких вёсел вспенило серую воду! Десятки лодок одновременно сорвались с места. Ижоры умели и выбрать место для засады, и напасть!

– Вёсла на воду, – стискивая ладонью руль, скомандовал Бьёрн. На вёслах всегда сподручнее в бою.

– Махни-ка Сигурду, – велел ему Хельги. – Пускай проходит слева… А то Эрлинг не додумается ещё.

Пузатая лодья догнала их и пошла с левого борта…

– А теперь вперёд, – сказал Хельги. – И не обгонять.

Люди Эрлинга старались вовсю, и неповоротливый кнарр ухитрялся идти почти вровень с драккаром. С лодок, летевших навстречу, послышались яростные крики. Кнарр был для них самым лакомым куском. Вот его-то отбить бы от двух других, загнать на непроходимое мелководье. Очистить от людей, да и распотрошить!

Но длинный боевой корабль закрывал кнарр собой. Шагать к добыче придётся по трупам Хельги и его молодцов, втридорога платя за каждый отвоёванный шаг! Не велика ли цена?..

Хельги очень хорошо видел скуластые, обветренные лица ижор. Воинственно блестевшие глаза и рты, раскрытые в крике. Удивительно ли, что даже рыжей ведьме не удалось с ними совладать! Вся поверхность реки так и кишела узкими, стремительно мчавшимися лодками. Воины Хельги молча сидели по своим местам, готовились к встрече.

Но не суждено им было в тот день рубиться в рукопашном бою. Над лодками прокричал рог – и мелькающие вёсла живо развернули их, бросили мимо, погнали вниз по течению. Туда, где, отстав от товарищей, спорил с рекой чёрный корабль…

Звениславка высунулась из-под палубы кнарра и поглядела назад, и у неё ослабли колени. Халльгрима не было видно, а его люди бестолково метались по палубе. Драккар неуклюже шевелил несколькими парами вёсел, остальные безжизненно торчали в разные стороны… И в довершение всех бед полосатый парус, столько лет пугавший врагов, внезапно обмяк, сполз вместе с реей до середины мачты и там застрял, перекосившись и хлопая на ветру.

Бьёрн кормщик невозмутимо продолжал править вверх по реке.

Звениславка пробралась к Улебу, которому за его силу доверили весло. Улеб орудовал им без особенной охоты.

– Смотри, что делают, – сказал он своей хозяйке, когда та ухватила его за плечо. – И то добро, что не наши словене… А то встать бы да веслом их, урман твоих.

Звениславка так ничего и не поняла:

– Да что ж это, Улебушко… ведь они от нас их уводят, а самих… разорвут!

– Предупредил бы я ижор, – сказал Улеб. – Да не докричусь ведь!

…И, видно, достаточно северных гостей повидал на веку ладожанин: как в воду глядел. Ожил чёрный корабль! Дружно и могуче взвились его вёсла и врубились в холодные волны. Тяжёлый корабль прыгнул вперёд. Викинги сидели по двое на весло, и каждый был гребцом, каких ещё поискать.

Ижоры поняли опасность, когда уже поздно было что-то предпринимать… Победные крики, раздававшиеся над рекой, сменились рёвом ненависти и страха. Лодки, шедшие первыми, попытались увернуться, обтечь драккар… Не успеть!

Рука старого Олава не дрогнула на правиле. Чёрный корабль врезался прямо в скопище лодок, и разгон был что надо. Скалился на носу разъярённый дракон. Тридцать два весла взлетали и обрушивались, как тридцать два боевых топора. Каждое было семи шагов в длину и вытесано из халогаландской сосны, выросшей на лютых ветрах. За каждое весло держалось сразу четыре руки. Вёсла с треском крушили всё, что под них попадало: борта однодревок, непрочные самодельные шлемы и хрупкие человеческие кости.

Вой, хруст, вопли повисли над рекой… За кормой драккара вода окрашивалась кровью…

Те, кому повезло больше, натягивали луки, осыпая корабль тучами стрел. Может быть, кого-то они и ранили, но видимого ущерба нанести не могли. Драккар двигался вперёд и хода не сбавлял. За ним оставалась широкая полоса взбитой в пену воды, где на поверхности плавали только деревянные обломки челнов.

Теперь никто уже не помышлял о добыче: выйти бы на берег! И только несколько лодок сделали последнюю попытку напасть. На одной из них ярко алел в сгущавшихся сумерках плащ кунингаса. Эти лодки повернули вверх по течению, отчаянным усилием обогнали драккар и загородили дорогу.

Но страшный корабль точно в насмешку отвернул в сторону, минуя их… Красный плащ сорванным, но всё же знакомым голосом кричал что-то вдогон, размахивая бесполезным мечом… Драккар уходил, и не было сил настичь его ещё раз.

Халльгрим и Видна вместе сидели на третьем весле правого борта и гребли. Оба хмуро молчали… Стало быть, вот как она встречала их – Гардарики. Отхватить бы тот язык, что повернётся объявить всё это доброй приметой!

Хельги Виглафссон и Торгейр Левша лежали рядом на палубе пёстрого корабля.

– Я ещё не рассказывал тебе о Стране пруссов, что на берегу Восточного моря, – сказал Торгейр. – Это ведь туда был мой последний поход.

Хельги повернулся к нему под одеялом:

– Я смотрю, ты, Торгейр херсир, умнее самого Локи и вдобавок умеешь молчать. Потому что навряд ли теперь я поверну свой корабль…