Вот в такое время, в сырую метельную ночь, и пропала рыжая Вигдис.

Звениславка и Видга обнаружили это прежде всех других. Тяжёлый засов, запиравший клеть снаружи, был поднят; уж как она ухитрилась с ним справиться, можно было узнать только у неё одной. И вместе с Вигдис пропал серый конь, наследство Рунольва. Следы копыт вели на лёд застывшей бухты и дальше за сваи – могучий конь перескочил через них без большого труда. Когда это увидели, многие припомнили конский топот, и впрямь будто бы послышавшийся в ночи. Хельги, запоздало схватившись, пошёл проверить, на месте ли копьё Гадюка и меч Разлучник, которые он повесил над своей постелью. Он не удивился бы, если бы исчезли и они. Но меч и копьё оказались нетронуты.

– Рыжая ведьма! – сказал Хельги. – Если бы она сюда забралась, уж точно прирезала бы и Халльгрима, и меня. Умереть спящим!

Не нашли только нож, который она принесла с собой в Морской Дом. Этот нож Видга воткнул в стену конюшни, возле стойла серого жеребца. Там, должно быть, Вигдис его и взяла…

Люди шумели, обсуждая случившееся. Халльгрим хёвдинг молча взял лыжи и отправился на лёд – посмотреть, в какую сторону уходили следы. Видга хотел было его остановить, но Халльгрим ему даже не ответил. Метель, притихшая было, поднималась снова, и мокрый снег валил плотной стеной, залепляя глаза. Во главе десятка людей Халльгрим выбрался из бухты и пошёл по следам.

И довольно скоро следы привели их к большой полынье, из которой валил пар, и ветер нёс его прочь. Снежные хлопья падали в полынью и, набухая, плавали в чёрной воде.

Полынью обошли, но на другой стороне следов видно не было. Могло быть и так, что их просто замело. Но могло быть и иначе. Халльгрим остановился у кромки льда и велел спустить в полынью якорь на длинной верёвке. Это было сделано, но так и не удалось зацепить ни Вигдис, ни коня. Тогда Халльгриму показалось, что по дну шарили не очень старательно, и он взялся за дело сам.

– Раны откроются, – сказал ему Видга. Халльгрим промолчал и на этот раз. Никогда он не был особенно разговорчив.

А потом наступил самый короткий день в году, и было съедено мясо коня и выпито пиво. Люди разложили на дворе костры, плясали и веселились, кто как умел. Один Халльгрим просидел сиднем все три дня, вертя в руках полупустой рог. Малыш Скегги хотел было сказать при нём только что сложенную хвалебную песнь о битве с Рунольвом. Но не посмел – и сказал её только Ас-стейнн-ки. И та одобрила, хотя поняла не более чем наполовину.

А когда его спрашивали, отчего невесел, Халльгрим отвечал односложно: раны, мол, не все ещё затянулись, болят.

Той зимой в провалах чёрного неба нередко загорались огни. Когда одноцветные, когда радужные, они то неподвижными столбами стояли у горизонта, то колыхались, как покрывала. Иногда огни даже разговаривали, и тогда с неба слышалось шуршание и треск.

Звениславка, особенно по первости, всякий раз выскакивала взглянуть на чудо… Хельги выходил следом и, кажется, смотрел больше на неё, чем на небо. Потом он объяснил ей природу этих огней:

– Где-то совершаются большие дела, и туда спешат девы-валькирии… А мы видим отблеск их оружия и брони!

Большие дела и вправду творились. Но только не на севере, а на юге, в Вике, где утверждал свою власть Харальд Косматый.

Весной, когда прилетели лебеди и фиорд очистился ото льда, на сторожевых скалах загорелись дымные костры: в море показались чужие корабли.

Кораблей было два… И паруса у них оказались полосатыми, красными с белым, с широкими синими поперечинами наверху. Под такими парусами ходил Гудмунд Счастливый, старый товарищ Виглафа Ворона.

В Сэхейме широко раскрыли морские ворота, чтобы принять гостей. А женщины стали спешно завешивать стены и готовить угощение. Херсиру следовало оказать достойный приём! Олав кормщик на всякий случай заглянул в корабельный сарай – проведать чёрный корабль; быть может, Гудмунд снаряжался в дальний поход и шёл пригласить с собой Халльгрима или Хельги.

Когда драккары показались перед двором, Халльгрим сразу приметил, что шли они тяжеловато. Так, как будто Гудмунд нагрузил их добром для торговли или только что взял добычу. Корабли вошли в бухту и причалили, и Гудмунд херсир спустился по сходням.

Был он невысокого роста, темноволос и кудряв. И чуть согнут в спине не то болезнью, не то горем. А может, тем и другим сразу… Гудмунд совсем не выглядел могучим бойцом. Но братья знали, что он повсюду возил с собой панцирь, выложенный позолоченными чешуйками. К такому панцирю всегда устремляется отчаянный враг – и потому-то великое мужество нужно, чтобы раз за разом надевать его в бой!

– Здравствуй, Гудмунд херсир Счастливый, – сказал ему Халльгрим, приветствуя знатного гостя. – Велико ли нынче благополучие на твоих островах?

– И ты здравствуй, Виглафссон, – ответил Гудмунд.

Голос у него был надсаженный и скрипучий. Он смотрел на рослого Халльгрима снизу вверх. – Это хорошо, что ты оправился от ран и опять можешь сражаться…

Его люди сходили с кораблей и дружески обнимались с торсфиордцами. С давнишних пор среди них было немало друзей. Но если бы Халльгрим послушал, о чём они говорили, он сразу понял бы, что на сей раз они не привезли добрых вестей… Однако Халльгрим не слушал. Вождь узнаёт новости от вождя. А вожди не считают приличным рассказывать, стоя воротах.

Гудмунда усадили на почётное место, рабы внесли стол с угощением.

– Это хорошо, что ты опять можешь сражаться, Халльгрим Виглафссон, – повторил Гудмунд, опорожнив рог. – И то, что у тебя, Хельги, опять есть глаза, тоже неплохо. Думается мне, всё это неспроста!

– Твои люди хорошо снаряжены, – похвалил Хельги. – Я не удивлюсь, если ты скажешь, что собрался в поход.

Он говорил осторожно: ведь не дело расспрашивать старшего, если тот о чём-то молчит. Гудмунд всё понял, посмотрел на него и улыбнулся – ласково, как сыну. Потому что Хельги ещё мальчишкой крепко дружил с его сыном Торгейром. Ещё до того, как тот пропал семь зим назад… Гудмунд сказал:

– Я и вправду собрался в поход. Хотя и не туда, куда ты думаешь, Хельги. И мало радости мне от такого похода. И ещё я боюсь, как бы вам не пришлось отправиться следом за мной.

Братья переглянулись.

– Стало быть, – спросил наконец Халльгрим, – у тебя лежат под палубой Боги, охранявшие дом?

Спросил, а у самого непривычно и глухо заныло в груди. Ибо Халльгрим не привык бояться, а это был страх. Халльгриму показалось, будто он шёл на лыжах и подобрался к спуску с горы – обрывистому и крутому. Ещё шаг – и понесёшься вниз, и будет уже не остановиться…

Норны, богини судьбы, пряли под мировым древом Иггдрасилем, и в это мгновение он слышал, как вращались их веретёна.

– Я покинул свой дом, – медленно проговорил херсир. – И я сделал это потому, что Харальд Косматый остановился в шести днях пути от моих островов, и с красными щитами на мачтах. И против каждого из моих людей у него целый корабль, полный бойцов. И не больно похоже, чтобы ему хотелось с кем-нибудь здесь примиряться. Значит, по-вашему, я сделался стар и пуглив?

– Нет, – сказал Халльгрим.

Гудмунд продолжал:

– У Херлауга и Хроллауга, братьев-конунгов из Наумудаля, был курган, который они строили три лета! Наверное, готовили великую честь тому, кому доведётся погибнуть. Но только сгодился им этот курган раньше, чем ждали. Харальд двинулся на них войной, и Херлауг конунг вошёл в курган и велел закрыть его за собой… А его брат явился к Харальду и назвал себя его человеком.

– И что Харальд? – спросил Хельги тихо.

– Харальд хорошо его принял, подарил меч и щит и дал ему всю ту землю, которой тот и так раньше владел. Он и сейчас там сидит, в Наумудале. Только уже не конунгом, а ярлом.

– Позор принял Хроллауг, – сказал Хельги. – Но зато сохранил владения и жизнь… Думается мне, Харальд большого зла на него не держал!