Для оправдания своих действий Егоров выдвигает новую теорию о соотношении стратегического и оперативного взаимодействия. Оказывается, главная беда Москвы и Минска в том, что они не располагали широким стратегическим кругозором! И что оперативные интересы преобладали над стратегическими! Вот если бы решение исхода воины искали не в оперативном взаимодействии войск до и на нижней Висле, а в стратегическом их взаимодействии за Вислой и Саном, то, видите ли, общий ход войны, а главное, темпы событий на польском фронте были бы, надо полагать, совершенно иными.

Это же надо, как поработали военные теоретики, лишь бы угодить Егорову, а значит, и тем, кто повыше! Разве можно стратегическое взаимодействие противопоставлять оперативному? Эти егоровские подпевалы взяли явления из совершенно разных этажей военного искусства и противопоставили их одно другому. Разумеется, оперативные интересы должны быть подчинены стратегическим. Но успех стратегии может базироваться лишь на успехе оперативном.

Тухачевский подумал о том, что если бы теория Егорова была принята в качестве официальной доктрины Красной Армии, то командующие армиями перестали бы заниматься взаимодействием, ибо их взоры были бы направлены в более широкие пространства стратегических перспектив. И если бы, скажем, двум командирам корпусов выдвинули обвинение в том, что они вместо соединенного удара по одному пункту действовали растопыренными пальцами, то в свое оправдание они могли бы сказать, что те, кто предъявляет им такие обвинения, начисто лишены стратегического кругозора.

Это же смех, да и только! Товарищ Егоров хотел забраться за Вислу, не победив поляков сначала на Висле и Сане! Это называется ловить журавля в небе, не имея в руках синицы. Это означает — ловить этого журавля, не имея перед собой никакой опоры, необходимой для того, чтобы в этой ловле не потерять равновесия. Беда Юго-Западного фронта состояла в том, что он потянулся за журавлем, не обеспечив себе фундамента. Не есть ли это худшая форма стратегического оптимизма? Егоров не только снимает с себя вину за расхождение фронтов, но и вообще не считает это ошибкой!

На следующий день, по дороге с дачи в наркомат, Тухачевский развернул свежую «Красную звезду», и тут же ему бросилась в глаза статья Буденного о книге Егорова.

Все понятно, ларчик-то просто открывался! В бой бросаются все новые и новые силы! Семен Михайлович конечно же вознесет автора до небес!

Читая рецензию, Тухачевский сразу же убедился в своей правоте.

Статья Буденного, как и следовало ожидать, была схожа с кавалерийской атакой. В первых же строках своего панегирика Буденный едва не ронял слезу по поводу того, что книга Егорова не вышла в свет несколько лет назад. Вот если бы это произошло, то и освещение кампании двадцатого года не имело бы тех неправильностей, которые выявились теперь и которые заставили многих наших историков признать свои ошибки, пересмотреть выводы и согласиться, что они недостаточно полно использовали архивные документы и материалы. Но лучше поздно, чем никогда, бодро добавлял Семен Михайлович, переходя к более подробному разбору труда Егорова.

Он не преминул отметить, что кафедра истории войн Академии РККА в течение последних лет спокойно ведет работу, внедряя в умы и сознание своих слушателей те стратегические основы наших побед и поражений во время войны с Польшей в 1920 году, которые вытекали и оформлялись из выводов военно-научной работы авторов, в большинстве своем участников польской кампании — товарищей Меликова, Какурина, Тухачевского, Шапошникова, Сергеева, Триандафилова и других.

Казалось, все утрясено, разложено по полочкам, выявлены все виновники и полувиновники печальных событий, они разбиты, повержены в прах и по заслугам морально наказаны. Чего же больше?

Но вот выходит труд Егорова, торжествует Семен Михайлович, и все сегодняшние «научные» выводы опрокидываются. Надо прямо сказать, что появление книги Егорова для большинства начальствующего состава РККА и советской общественности является событием огромной важности. Это — неожиданное открытие.

Основное значение книги, продолжал Буденный, — документальное установление причин нашего поражения и катастрофы под Варшавой. Книга с поразительной убедительностью… на основе неопровержимых документов… И далее в таком же духе лихой конник прославлял опус своего бывшего Начальника по Юго-Западному фронту. Буденный, не утруждая себя фактами и аргументами, утверждал, что книга Егорова опрокидывает всю сложившуюся годами «историческую небылицу в лицах», всю ту атмосферу «легенд» и «казарменных сказок», в условиях которых складывалась версия о роли командования Юго-Западного фронта. Далее говорилось, что независимый и смелый тон книги, полная объективность изложения и деловая критика рождают бодрость при чтении. И посему делался вывод о том, что книга «Львов — Варшава», безусловно, один из лучших и исторически верных трудов по вопросам нашей стратегии в войне с Польшей в 1920 году и, несомненно, единственный труд в нашей советской военной литературе по вопросу о стратегическом взаимодействии фронтов.

Тухачевский медленно сложил газету. Мрачное настроение и тяжелые предчувствия стучались в душу. Нет, дело тут вовсе не в самой Варшавской операции — это уже история и ничего тут не изменишь. Это — еще один повод, чтобы принизить его, Тухачевского, военные способности, чтобы он не смел перекраивать по своему усмотрению ход гражданской войны, не вздумал возомнить о себе как о стратеге и теоретике. И конечно же такого рода очернением охладить пыл сторонников его, Тухачевского, стремящихся в своей военной карьере равняться по нему как по ярому приверженцу «теории сокрушения» противника.

Ворошилов, прочитав статью Буденного, мысленно выругался: как был Семен лихим рубакой, так и остался, не более того. Не ему следовало поручать восхвалять труд Егорова, не ему! Простой читатель, скорее всего, и поверит на слово легендарному герою гражданской войны, а вот военных историков, специалистов по военному делу и военному искусству за рубль двадцать не купишь, нет! Те препарируют книгу Егорова, как хирурги в анатомичке, те сразу заметят, где сей труд шит белыми нитками, ухватятся за то, что можно прочесть лишь между строк. Этим канальям палец в рот не клади!

И потому Ворошилов после выхода книги Егорова каждый свой рабочий день начинал с просмотра роенной периодики, с тревожным опасением ожидая, что сторонники Тухачевского вновь развяжут языки. И эти ожидания не замедлили оправдаться: муравейник ожил и взбудоражился, словно в него сунули палку. Статьи посыпались как из рога изобилия.

Дискуссия, видите ли! Топнуть ногой, да так, чтобы все враз замолкли, будто никогда и рта не открывали? Заманчиво и несложно, однако же, если посмотреть с другого бока, то, может, и лучше, ежели заговорят, откроются, сразу же станет ясно, кто есть кто. Пока пусть порезвятся, а уж если Хозяин скажет: «Довольно!» — вот тогда мы этих говорунов и сделаем немыми, будто они такими и были от самого рождения.

Ворошилов готовился к очередному заседанию Военного совета. Предстояло принять решения по весьма сложным проблемам совершенствования армии, а также после довольно затяжных дискуссий принять новый Полевой устав, проект которого был ему предоставлен Тухачевским. Ворошилов, как человек, в свое время резко критиковавший теорию глубокого боя (а она-то и лежала в основе нового устава), мучительно думал сейчас о том, как ему, не умаляя достоинства наркома, выйти из довольно щекотливого положения: не оказаться бы в роли перевертыша, который сейчас столь же горячо ратует за глубокий бой, сколь горячо отвергал его совсем недавно.

Ворошилов предвидел, что на Военном совете развернется жаркая полемика, и хорошо понимал, что ему предстоит быть не просто участником этой полемики, но человеком, призванным занять совершенно определенную позицию и взвалить на свои плечи всю ответственность за принятые решения.