После столь тесного времяпровождения я изрядно повеселел, а она, пожалуй, помрачнела.

– У тебя такой вид, Шоша, будто ты собираешься посетить венеролога или уйти от своих фемов в декрет. Что касается первого, то я, как любой приличный полицейский, проверяюсь на инфекции бесплатно каждый день. И от второго варианта не трепещи. Даже если мы заведем эмбриончика, его вырастят добрые аисты в пробирочке, когда мы, конечно, заплатим. Радуйся, я – твой.

Но она не сказала: "А я твоя", она призналась совсем в другом.

– Ты меня подавляешь. И мне это не нравится. Подавляешь отнюдь не физически и даже не умственно. Понимаешь, все фемы соединяются меж собой с помощью нескольких центров симметрии. Так вот одно важное соединение сейчас утрачено, и затухание синхронной пульсации – это такой канал связи – происходит именно из-за тебя.

– Подумаешь, одним соединением стало меньше. Без твоих симметрий тоже жить можно, причем припеваючи. Если тебе покажут на дверь в твоем родном коллективе, придешь трудиться на пару со мной в полиции. Если меня, а заодно и тебя, выпрут без выходного пособия из полиции, переквалифицируемся в старатели. Поднакопим деньжат – по-моему, у нас это получится, если подрабатывать иногда на большой дороге – плюнем на этот сраный Меркурий и поселимся где-нибудь на Марсе, на худой конец, на Ганимеде. Знаешь, какие там пейзажи...

– Ты балбес непонятливый или артист, умело придуривающийся? Мне или на Меркурии жить, в системе всех необходимых мне симметрий, или нигде.

– Ладно, Меркурий не сраный, а весьма милый, особенно в хорошую погоду. Он мне тоже очень нравится. Я его, между прочим, уважаю – он маленький да удаленький. Вернемся в Скиапарелли, найдем бабку-знахарку, она тебе все симметрии мигом наладит. Если даже не желаешь отрываться от своего коллектива, будем просто встречаться. Ходить вместе в кино на утренние сеансы, на елку, целоваться украдкой в темных дурно пахнущих углах вроде мусороперерабатывающего завода.

– Вот она – долина Вечного Отдыха. Похожа на ложку. Только какое-то время назад эта ложка зачерпнула дерьмового варева. Похоже, что нас нынче ждут – не дождутся с хлебом-солью.

Несмотря на пылевую завесу я различаю заграждение – цепочку тракторов, которая протянулась поперек тракта. Плюс пара кибиток.

Цепь была настроена воинственно, даже с приличного расстояния проглядывались серебристые дула плазмобоев. А мы будем демонстративно миролюбивы. Я остановился метрах в десяти от ближайшей машины. На связь никто не выходит. Приглашают, значит, на стрелку. Я без особой охоты напялил скафандр, из оружия ничего кроме маленького лазерного ножика, да пары гранат не взял. Если и пригодятся боеприпасы, то только незаметные. Когда я выбрался в сумерки, одна из кибиток помигала мне.

Внутри нее сидели трое господ в довольно скованных картинных позах и еще двое мужланов строго стояли со сквизерами. Эти двое хотели было забрать у меня пушку, но я демонстративно развел руки и заулыбался, показывая, что дружелюбен и миролюбив. Среди встречающих был шериф Анискин, у которого теперь растекался синяк на оба глаза, но по счастью отсутствовал пахан, которого мне пришлось обидеть в прошлый раз. Физиономии присутствующих не вызывали оптимизма, напротив, от них хотелось взгрустнуть.

– Ну, представь, меня, шериф, публике.

– Пару недель назад этот тип был лейтенантом полиции из Скиапарелли. Кто он сейчас такой, я не знаю.

Анискин, судя по фигуре типа "шкаф", родом из питомника "Берлога", что на Титане. Как, впрочем, и Мухин. Там, во-первых, не умеют давать малькам приличные имена, а, во-вторых, накачивают их мускулатуру с помощью искусственной гравитации. Оттого Мухин с Мухиным такие внушительные на вид.

– Фу, шериф, так не принято в высшем свете, – напомнил я. – Это еще хуже, чем пускать ветры при дамах.

– Ты лучше молчи, пока не спросят. Это будет полезно для твоего здоровья. Давай-ка свою персон-карту, – устало сказал густоусый человек, находящийся во главе стола. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – он тут главнокомандующий.

– А, мент, к тому же не при исполнении, – недружественным тоном произнес усатый командир, пропустив мою карточку через идентификатор.

– Если точнее, в отпуске. Кроме того, я не из «Миража» или «Комбинации», а из префектурной полиции, – голос мой завял от безнадежности.

– Да все вы одной какашкой мазаны. «Мираж», «Комбинация», префектура... – глубокомысленно произнес командир. – Думаешь, отпуском своим нам головы заморочишь. Не на тех нарвался, легавый. Так вот, если в течение часа не уберешься отсюда, я тебя велю расстрелять, а тело спровадить в полынью.

– Мне почему-то всегда казалось, что меня велят повесить... Послушайте, генерал, я уважаю ваши решения, также законы и даже красивые старинные обычаи, но мне не хватит кислорода и воды на обратный путь. Я рассчитывал прикупить здесь.

– Значит, тебе не повезет. Ты не в магазин попал. Я всё сказал.

Хоть садись в трактор и тарань всю эту шеренгу дураков в лоб.

– Почему ты не хочешь растолковать мне причину такого недружелюбия, командир? Я ведь пригодиться вам могу не только в виде трупа. Я поспешил сюда пару недель назад, потому что хотел вычистить всю мерзость из вашей долины. Так мне тут никто слова по-доброму не сказал. Своих покрывали, да? И кому вы навредили, чудаки. Мне? Посмотрите в мои проницательные глаза... не отводите взор. Я единственный, кто может с этим мокрым делом разобраться. А иначе «Комбинация» с «Миражом» здесь будут танцевать на ваших костях.

– И "Комбинация", и "Мираж"? Густо мажешь, – отозвался усатый.

– Кому-то надо, чтобы Совет Уполномоченных, широкие и узкие народные массы не узнали о тайне долины раньше времени. Поэтому кто-то расследование мне перекрывает и на пути сюда пытается угрохать. Вначале налетают коптеры и хотят сделать из меня цыпленка табака, когда же я выписываю огромный крюк и снова возвращаюсь на старую дорогу, то пытаются подбить из гранатомета. Посмотрите на заплаты моего вездехода.

Общество над чем-то задумалось, возможно о сроках расстрела.

– Все-таки без кислорода и воды тебе хана, поэтому тебе есть резон красиво говорить, – проницательно, как ему показалось, заявил густоусый.

– Машину мне сделал сам Филимон – у этого трактора мощность на треть выше среднестарательской – реактор-то кипящий. И вооружения у меня хватает. Так что, если припрёт, я смогу одолжить все что нужно у первого встречного – и кислород, и водород. Потом фиг меня догонишь. Но я хотел бы пообщаться с парнем по имени Дыня. При умелом подходе он стал бы многословен, как Шахерезада, и просветил бы нас во многих вопросах.

– Скажи ему, босс, – неожиданно вмешался Анискин, – скажи лейтенанту. Он, действительно, не такой гад, как все остальные в префектурной полиции.

"Не такой гад" в данных условиях выглядело почти комплиментом. Усатый, недолго пожевав волоса под носом, показал мне на стул.

– Садись уж, коли пришел. Действительно, видели тут одного наглого мутанта, с башкой-дыней. Нет, пожалуй, ему бы подошла кличка Арбуз, он был зеленый, словно полежал недельку в пруду. После того как он здесь пофланировал, нам вообще невмоготу стало. Столько всего сломалось, экскаваторы, буры и прочая техника. В основном, усталостный износ и электрохимическая коррозия, но в каком-то диком виде. А потом гафния не стало. Только железо и калиевая соль.

В этот момент лампочки внутри фургона замигали.

– Тьфу, опять электрогенератор скис, – сплюнул третий из сидящих за столом, коренастый и жилистый, как пень. – Опять унитаз лишь от педалей работать будет.

– Все время заморочки с электрогенераторами, потому что в обмотках какой-то запирающий слой образуется и само собой начинается быстрый разогрев. Принялись было питаться от термопар, один кончик суем в реактор, другой на холодок. И опять не то – урановое топливо перестало тепловые нейтроны давать. Это вообще ни в какие ворота не лезет. Вместо нейтронов пфуканье, от урана двести тридцать пятого (сто мозолистых гафняшек за грамм отдавали, кстати) свинец один остается, которому красная цена – одна тощая гафняшка за килограмм. Аккумуляторы разряжаются, будто какая-то пиявка несносная из них весь заряд выпивает. Думали, что это с прииска «Миража» нас чем-то облучают.