Когда я стал пробираться к байку, чтобы незаметно затрофеить его, он двинулся вперед, а гараж превратился в тоннель. Тут я быстро врубился – из пещеры на поверхность тянется кишка, наполненная металлорганическим гелем. В нужный момент под влиянием электромагнитного импульса гель меняет свое аморфное, сопливое состояние на самое что ни на есть жесткое, отчего кишка становится крепкой трубой.

Байк-вездеход промчался по тоннелю-кишке, выскочил из «ануса» и стал карабкаться на склон ущелья. Я несся следом с такой скоростью, будто у меня в штаны было наложено много динамита и кто-то поднес фитиль. Но по дороге сообразил, что не успеваю, сейчас тоннель закроется. А запасе только ракетница с одной управляемой ракетой.

О, чудное мгновение! Подбитый байк-вездеход перевернулся и пустил дымок. Когда я подскочил, его люк раскрылся и оттуда вместе с клубами пара выпростался мужик. Я навел на него пустую ракетницу, он, словно от удивления, выронил свой плазмобой, который мигом перекочевал ко мне.

– Ты зачем стрелял по моему вездеходу, дурной? – стал допрашивать я. – Заказ имеешь на мою персону или по всем так палишь?

– Какой заказ? Живу я этим, тут ведь регулярно кто-нибудь проезжает. Двух пропущу, третьего проработаю.

– В общем, честный разбойник. Прекрасный пример для юношества. Ладно, двигай, мне за автогеном пора, приводы сниму с твоего байка. Он ведь тебе больше не понадобится. Так что, попрошу вперед, только без резких движений, они меня очень нервируют.

Захваченный в плен бандос стал послушно карабкаться вверх. За ним с пыхтеньем – я. Когда до края обрыва оставалось меньше метра, он вдруг поскользнулся и поехал на животе вниз по склону. В тот момент, когда его сапог оказался – если прочертить нормаль к поверхности – на уровне моего шлема, пленник запаял мне каблуком по чайнику. Сообразно силе пинка, я был брошен в никуда. Руки оторвались от камня, тело выписало дугу большого круга градусов в двести. После чего я ухнул вниз по склону, но резко выкинув вперед раскоряченные пальцы, смог затормозить. Пока я этим занимался, бандос выдирал оказавшийся у меня под боком плазмобой. Когда мне удалось привстать, упершись ногами в какой-то уступ – оружие оказалось в руках счастливого соперника. Ах, зачем я не захватил с собой лазерного ножика – думал, что помешает, а ведь помог бы.

Сопернику повредило лишь то, что он находился слишком близко от меня, причем в неустойчивой позе. Поэтому он не сразу развернул в мою сторону метровый ствол. Пока разворачивал, я поймал дуло рукой и опять-таки отвел в сторонку. А разбойник по инерции мышления выстрелил, отчего был отдачей опрокинут на склон, по которому еще и съехал вниз. На этот раз его шлем оказался близко к моей руке, та случайно подхватила каменюгу – если точнее, кусок свинца – и сыграла по его забралу. Вообще-то эта стекляшка делается из очень прочного сплава, однако по моей руке как по шлангу пробежала пульсация от одного из полюсов. Короче, забрало треснуло и разлетелось.

Не в первый раз я видел, как кончаются люди, столкнувшись один на один с разреженной атмосферой Меркурия. Как, налившись кровью, лопаются глаза, как сочится сукровица сквозь кожу, которая вскоре трескается, будто кожура гнилого фрукта. И пусть бандос был стопроцентным гадом, я бы рискнул ему помочь, имейся хоть какая возможность. Ведь кодекс кшатрия рекомендует (но все-таки не обязывает) лишать врага жизни наиболее благородным образом. Но возможность отсутствовала. Впрочем, пострадавший почти мгновенно расстался с сознанием. Я и себе такого хочу. Это лучше, чем попасть на обед в виде блюда некоторым муташкам, которые вкушают плоть своих сограждан. И не ради полового удовлетворения, как земные садисты – наши людоеды в этом отношении невинны. Им просто нужны гормоны и витамины, что имеются лишь в живой громко кричащей еде.

После такого неприятного инцидента я поспешил вверх по склону и, перевалившись через его край, почти бегом направился к родной машине – из-за нехватки кислорода уже звон в ушах. Влетаю в кабину, а Шошаны нет там. Ну и сюрприз. Я сунул в ребризер новую плитку кислорода и отправился искать товарища. Или товарку, не знаю, как правильно выразиться. Лишь бы ей не сверзиться в эту труху.

А нашел я ее возле того мертвого бандоса. У него замерзшее месиво вместо лица, а она сидит рядышком.

– Шошка, уж не принимаешь ли ты его за меня?

– У него даже Анима не откликается... А ты сволочь, любитель приключений сраный, – выговаривает она искренне, впервые с некоторым чувством.

Но вижу, выговор выговором, а автогеном она аккуратно уже два электропривода срезала. Ладно, чего с них, фемов, взять, они же машинообразные.

Когда мы тело невезучего бандоса, раскачав, предали трухе, и закончили замену электроприводов, и вернулись в рубку, то так уютно стало, что я даже зажмурился от удовольствия. Что твой котяра. Растворил себе таблетку ирландского виски, из заначки достал лучшего марсианского табака, забил косячок, затянулся. Шошанка села на палубу, облокотившись спиной на бортик моего кресла, а коленки обхватив руками – ну прямо семейная картинка. Тут я у нее все-таки поинтересовался.

– Ты как-то изменилась последнее время.

– И это напрягает, – подхватила она. – То, как я сейчас себя веду, – это не фемское поведение.

– Еще бы. Ты очеловечилась. Отчасти. Может, потому что мы с тобой ведем совместное хозяйство, как испокон веку, как сто и тысячу лет назад заведено было. Кстати, ты отлично готовишь, в смысле растворяешь пищевые таблетки. И ты можешь на меня положиться.

Я опустился рядом с ней на палубу и, чего-то вдруг осмелев, приобнял фемку за плечи. Нормально, есть контакт! Тогда еще один шажок вперед.

– Не бей меня, Шошана, пожалуйста, в челюсть после того, что я сейчас сделаю.

Для начала она промолчала. Полумрак скрадывал резкость ее черт, а может они мне уже не казались такими резкими. Я погладил ее стриженный затылок, волосы были жесткие, колючие – впечатление такое, что приголубил ежика – но в ладонь приходило тепло. И я рискнул – приложился, как следует, к ее губам. По краям они были жесткие, но в середке и вглубь мягкие, даже ласковые. Секунд через десять она меня отпихнула.

– В челюсть бить не буду, но по кадыку могу запаять, противогендерная ты особь. На мой взгляд, всё это – половое извращение.

– То, чем мы с тобой сейчас занимаемся, вполне легитимно и имеет долгую историю. Так было всегда, чтобы там ни плели фемы.

Я просунул руку ей под куртку. Это был ответственный момент. Ситуация казалась практически смертельной. Я невольно вспомнил картинки из книжки – мускулистые самки разных насекомых: богомолов, скорпионов и прочих вредных тварей пожирают без зазрения совести своих хиленьких дружков. Иногда прямо после признания в любви. Одна моя рука была занята, другая прижата к боковушке кресла. Фемка же двумя своими (вполне свободными и умелыми) руками могла бы мне мигом свернуть голову, как курице, или резким тычком расплескать живот. Действительно, на какой-то момент она напряглась, я почувствовал ее необъемистые, однако стальные мускулы, но потом напряжение ушло.

Шошана признала за мной право, у таких дев-воительниц это означает, что она посчитала себя проигравшей какое-то сражение. Кожа у нее была гладкая и прохладная, а известные выпуклости все же больше, чем казалось при наружном осмотре. Я, стараясь не делать резких движений, стянул с нас двоих лишнюю одежку. В общем, выяснилось, что она – ладная деваха. Ножки-ножницы, как у куклы Барби, талию будто затянули изо всех сил невидимым ремешком. Пальчики ее мне всегда в кайф были – длинные и узкие, такими не только душить, но и ласкать удобно.

И в самом главном деле Шошана отчасти разбиралась – может, потому что хорошо знала анатомию. Однако проявляла она в этом деле известные принципы. Никаких излишеств – так, наверное, ведут себя царицы и валькирии.

– Однако, как сказали бы синоптики, зафиксировано выпадение греха, годовой нормы для этой местности, – подытожил я.