– Это рискованно, Анискин-дружище, – честно предупредил я его. – Вдруг вся лепота – чистой воды надувательство или мухоловка? Можно заработать в любой момент пинок и очутится непосредственно голым задом на Свинячьей Шкуре. Кроме того, Флориньяк – это далеко не коньяк. Надоест.

– Но не брошу же я Люську здесь, – торжественно заявил Анискин.

– Это почему? Трудно бросить только самого себя.

– Я не мастак объяснять такие вещи. Короче, желаю быть рядом с ней. Кроме того, я не тороплюсь на центрифугу в Скиапарелли.

Я бросил Люсин скафандр на кровать и строгим оком оглядел присутствующих. Капитан, по-моему, тоже не прочь был здесь задержаться и как-нибудь пристроиться к любовничкам.

– Третий – лишний, пойдемте с нами, мастер, – потянул я его за рукав.

А на улице добавились звуки, превеликое множество звуковых волн. Гомон, гогот, рев скотины, ржанье лошадей, бреханье собак. Трепотня о том о сем, приказы, грубости; в язык я, к сожалению, не врубился, и остался он непонятным. В отсутствие живых людей звуки сами казались живыми. Они появлялись из ничего, как бы ниоткуда. Технические фокусы? Наверное.

Кто-то дал нам ласковое небо, воздух, приятное тепло, веселенькие домики, в точности скопировав одну из самых дружелюбных сред для обитания. Кто-то достаточно прочувствовал наши запросы и готов услужать. Кто-то хочет нам понравится и приглянуться. Безусловно, ему требуется что-то взамен. Но что именно, у кого спросить?

Мы свернули за угол и оказались на пристани. Плескалась о сваи вода, солнце золотило свод небесный, подмазывало под импрессионистов рябь морскую. У пристани стояла бригантина, на которую были перекинуты сходни. На берегу, невзирая на отсутствие людей, громоздились мешки, корзины, бочки.

Капитан уставился безумным взором на неожиданное судно и вдруг мешки сдвинулись с места, бочки покатились, а на самой бригантине принялись подниматься паруса.

– Она слушается меня! – в один легкий прыжок тучный капитан перемахнул на борт корабля.

Через минуту он уже был на мостике. Наверное, повинуясь его приказам, натянулся грот, затем и стакселя. А там и другие паруса, фамилий и имен которых я никогда не знал. Замелькали ручки штурвала, сходни съехали на берег и бригантина со скрипом начала отваливаться от пристани. Это судно напоминало некогда модные на Земле парусники типа "летучий голландец" для богатых причудников, нашпигованные роботами и сервомеханизмами, которые были хорошо замаскированы и не мешали иллюзии.

– Куда вы? – крикнул я капитану. – Вода – это же не ваша стихия.

– Я – капитан, первый после Бога, потому не намерен отвечать на глупые вопросы, – и Василий Лукич отключился от нас.

– Взглянем на нарисованную мной план-карту. Из нее ясно одно. Когда мы идем вперед, то город не заканчивается, когда назад тоже самое – мы словно крутимся в колесе, встречая самих себе, потому что время становится здесь пространством.

Мы с Шошаной сидели под портиком древнегреческого стиля. На площади перед портиком высилась статуя мускулистого длинноногого кудрявого красавца со смутно знакомым лицом.

Мы в своем "возвращении назад" (тут закавычено, потому что перлись мы невесть куда) уже прошли китайский город, где было много бумаги, картона, огоньков и изогнутых линий. Миновали и что-то традиционно русское: с башенками теремов, резными наличниками, крылечками, крутоизогнутыми коньками, золотыми луковками куполов. Хоромы, высокие горницы, избы, риги, харчевни, крытые изумрудным дерном, казались узорчатой филигранью, омытой золотистыми водам – в лучах невидимого но ласкового светила. Скафандр снял даже я, уложив его в заплечный мешок – на блуждания в подсунутом нам мире никакого бы кислорода не хватило.

– Ты-то сам хочешь вернуться? – резонно поинтересовалась Шошана. – Ведь прав был Анискин, в Скиапарелли нас в лучшем случае повесят, в худшем, отведут встречать рассвет. А здесь можно жить неограниченно долго и, по-моему, довольно счастливо.

– И даже написать книгу по архитектуре.

Сейчас и ежу понятно, что мы в объятиях Плазмонта. Да чего там ежу – инфузория туфелька догадалась бы, что мы угодили в полностью обустроенный нитеплазменный иномир.

Заодно можно было понять, что гостеприимный наш хозяин существовал всегда, и вся история землян в нем. Своими соблазнами и чудесами он приобретал наши души, за пучок пятачок, лишь какие-нибудь монахи активно сопротивлялись ему. Когда очередная цивилизация вроде Атлантиды пропадала в пучине инфляции и цунами, он приобретал ее по дешевке оптом. Поэтому его частенько принимали за Князя Тьмы. Ну и однажды кто-то неловкий провез спору в своем нутре прямо на Меркурий. Подозреваю, что это был основатель корпорации «Мираж» Сим Симсон, он же Семен Семенович Альтшуллер из Одессы, первый оцифрованный человек. Я ведь обеспечивал безопасность его визита на Меркурий. Лицо скульптурного красавца на площади очень даже напоминает Семена Семеновича, хоть тот не был ни длинноногим, не мускулистым, ни кудрявым. «А что такое Одесса?» – спросила Шошана. «Город, прославившийся развитием денежных отношений», – ответил я. Иначе, как объяснить замечательную карьеру Сима Симсона, от полного нолика, торговавшего пиратскими копиями «виндов» на одесском Привозе, до главы крупнейшей транскосмической корпорации. Благодаря ему нитеплазма обрела настоящий интеллект и стала существом, субъектом, Плазмонтом. Благодаря нитеплазме он научился максимизировать прибыли и минимизировать издержки, создавать не только идеальных работников, но и идеальных потребителей. Ресурсы не стоят ему ничего, ведь нитеплазма паразитирует на живой и неживой материи. Мечта поэта. Всякие хитропопые монополисты, вроде Билла Гейтса, которым он когда-то завидовал, теперь ему в подметки не годятся.

Демона может одолеть только демон. Вакансия победителя пока открыта.

Пикси Манан мог бы присягнуть на старинной святой книге с застежками, что более тяжкого рейса у него не случалось. Хотя шкипер был не зелен, отнюдь. О чем свидетельствовала седина, вернее большая проплешина. Красные прожилки на носу и в глазах тоже говорили о многом. Причем, не только о пристрастии к рисовой водке баюцзю.

Впрочем, начало рейса было самое заурядное. Шкипер Манан забросил на Меркурий, вернее, на орбитальный комплекс "Меркурий-4" пятьсот тонн снабженческих грузов, принял навалом молибденовый полуфабрикат в чушках и платину в слитках. После окончания грузовых работ грамотно оформил приемо-сдаточные документы, получил от диспетчера полетное задание и мотнулся на "челноке" в орбитальный Хунахуна, чтобы отрешиться от трудов и скучного течения времени. Провел там трудную ночь в стальных и электрических объятиях двух мутанток. В триста трудовых мозолистых гафняшек обошелся этот индустриальный отдых.

На следующее утро, грустно разминая помятые кости, Пикси выслушивал техника, оттестировавшего бортовые системы, и инженера по силовым установкам. Те нудно рассказывали, как всю ночь спасали погибающий из-за дефектов корабль своими аварийно-ремонтными работами. И шкиперу, невзирая на стремительно падающее настроение, оставалось только предоставить назойливым людям свою кредитную карточку.

В отличие от рейсовых грузо-пассажирских судов трамповое корыто "Bloody Killary" не было приспособлено под извоз пассажиров. И, чтобы мотаться сюда и туда, где подворачивался удачный фрахт, имело маршевую двигательную установку, горячим сердцем которой был реактор типа "ядерная лампа" с газовой активной зоной.

Таможня разрешила выход в космос и, не медля, два буксира стали ускорять кровавую старушку "Killary" до третьей космической, выводя заодно на необходимую траекторию. Тем временем урановая плазма набирала требуемую температуру в 5000К, чем запрещено было заниматься в космопорте. Буксиры отцепились на скорости пятнадцать километров в секунду, далее ядерный двигатель должен был разогнать суденышко до тридцати километров в секунду и благополучно отключиться. Когда судно уже накрутило восемьдесят тысяч километров на пути от Меркурия, вышел на связь некто с рейса 13 судоходной компании "Клипперные гонки" и неожиданно понес какую-то ахинею. Когда связь наконец оборвалась, шкипер Манан проверил свои навигационные и баллистические параметры, потом "Меркурий-4" прогудел ему своим мощным передатчиком, что судно, с которого поступила ахинея, находилось в пиратских руках и недавно разбилось где-то на поверхности планеты.