А чего стоят старатели? Поедут, например, на пару копать минералы; вернется домой один и начнет байки травить про то, как попали они в аномальную зону. Дескать, все события там из ряда вон. Чайник на нагревателе студеным остается, кипит же почему-то аквариум с рыбками. Набиваешь ты, допустим, свой "черный ящик", но в пузе по-прежнему голодно и тоскливо, а сытость, стул, понос и прочие последствия еды приходят вместо тебя к твоему товарищу. Даже бывает, садишься на табуретку и бьешься затылком оземь, потому что мебель эта на время меркнет и становится лишь виртуальной. Потом долго разыскиваемая табуретка, побыв в виртуальности, вдруг актуализируется и падает на голову твоего товарища. Ну и не всякая голова выдерживает. Даже если в каске.

Приходится средневековыми методами дознания пользоваться, детектором лжи, снадобьями, что шарахают по синапсам и, само собой, нутряным чутьем, позволяющим четко уяснить, где злой дух полтергейст накуролесил, а где урка пытается лапшу на моих ушах развесить.

Ну ладно, настал черед мне собственную историю плести. Заранее только об одном известить хочу – будет круто.

Я – Терентий К123, место слияния родительских гамет, пре– и посленатального взращивания – инкубатор "Мамальфея", Ганимед, префектура Юпитер. Шестнадцати годов натурализован кастой кшатриев (воинов). Обучался и дрессировался в полицейской академии, Бредбериево, префектура Марс. Служил в транспортной полиции префектуры Астероиды, отряд "борзые". Три года тому, как спроважен в префектурную полицию Меркурия – за чрезмерное "оборзение". Дорос до зарубки "лейтенант", но, несмотря на протекцию карьерной машины (это компьютер, который ведет счет моим достижениям), распрямить коленки и сделаться повыше не удается. Приминает меня грузное начальство.

Атавизмов нет. Психопатологии, такие как политическая активность и тяга к абстрактному искусству, не замечены. К проявлениям стадных инстинктов, вроде участия в культовых движениях, требующих высшей справедливости, не склонен. Когда хорошее настроение, то верю, что космос – воплощение высшей разумной воли; выходит, близок я к космотеизму. Генетические модификации: тепловое зрение, электрорецепторы, система выведения радиоактивных изотопов из организма (вместе, пардон, с мочой). Кибернетическая вставка: стандартный черепной биоинтерфейс типа Анима, отвечающий за контроль жизнедеятельности, телеметрию и преобразование мыслеусилий в оптоэлектронные сигналы, понятные техническим системами.

Квартира или, как еще выражаются, жизнесфера, на пятой платформе мобильного города Скиапарелли, столицы префектуры Меркурий. Для невежественных марсиан объясняю популярно – на нашей планете все живое старается двигаться, чтобы не попасть утром на солнышко. (Между закатом и восходом укладывается примерно девять базовых месяцев.) Платформы, на которых разместился город, трогаются в путь три раза за меркурианскую ночь. Таким образом, движимость всего на Меркурии означает отсутствие недвижимости. Кроме того, когда город переползает с места на место, вы частенько падаете с койки и проливаете суп, если же в этот неспокойный период гуляете по улице, то чувствуете себя как вошь на гребешке.

В один из таких "гребешковых" дней мучительно шел я на службу, петляя между помойных бачков, из которых доносилось чье-то унылое чавканье. Вяло подсвечивали путь тепловые панели. Наша меркурианская псевдолуна, та самая солетта, застряла на ремонте, поэтому золотистый колобок не пытался озарять дорогу сквозь плексигласовое городское небо.

Марсианам поясню: от нашего колобка куда больше толку, чем от ваших Фобосов с Деймосами. Псевдолуна – это растаявшая комета, покрытая диамантоидной пленкой, которая удерживает жидкость от расплескивания и заодно отражает солнечные лучи нам, простым скиапарелльцам, не избалованным загаром. Правда, бывает, что вода, прорвавшись из-за сильной конвекции или метеоритного удара, ледяным болидом шлепается на меркурианские головы. Говорят, в глубине этого летучего аквариума скрываются гидромутанты (человекорыбы – потомки строителей солетты), которые умеют метать большую красную икру.

Мой трудодень начался с битвы двух разновидностей скиапарелльских мутантов. Случилось это в центре сомнительных увеселений по имени "Свободу мутным", неподалеку от мусорозавода, где муташки зарабатывают себе на пропитание и пропивание. Для затравки отличилась одна мелкая ворюга – оразумленная помесь обезьяны с крысой, так называемая «карманная сволочь». Тварь юркая резкая и наркоманствующая. Полазала она по котомкам честных тружеников и высосала все запасы водки гемоглобиновки. Безвинно пострадавшие муташки надышались с горя аккумуляторной жидкости и пошли стенка на стенку на другую группу, которая перекололась от какого-то своего горя токсином ботулизма.

Взял я всю смену ОПОНа, десять ментов, построил их в шеренгу, поприветствовал: "Всем недоброго утречка". И стройной колонной направил на место происшествия. Там аж двести монстров мочат друг друга – в кабаке и на прилегающих улочках. Из-за пониженной силы тяжести туши летают, бьются об стекла и стены, как шмели.

Ну, что остается? Ать-два и вперед. И колонна шагнула в это месиво. Мои баллоны с отравляющими и прованивающими газами сразу были оторваны. Помню, еще на руки посмотрел – остались ли в суставах. И ментов своих я вскоре перестал различать. Электрошоковую дубинку размочалили об мою же спину – только антисиловой жилет спас от шока, комы и размозжения костей. Несмотря на все, рекомендую эту жилетку, она ладненькая: титановые пружинки толщиной в несколько атомов запечены в силиконовый поролон.

Затем я несколько раз взлетал вместе с мухами вверх и шмякался оземь, как кокосовый орех с пальмы. Когда я рухнул окончательно, монстры-слонопотамы стали меня радостно утаптывать. Жилет уже плохо помогал от побоев, приближался торжественный момент размазывания лейтенанта по мостовой, еще немного – и удалось бы спасти одни сапоги. (Их затем бы торжественно с салютом и оркестром похоронили в лавке вторсырья.)

Да вдруг в эту петрушку угодило не с того ни с сего пяток фемок, PFM (progressive female-mutant), которым такие гены в инкубаторе добавляют, что делаются они плоские, мужененавистницы, фригидины и какие-то жуткие. Не внешне, конечно. Рожицы и фигурки у них как раз аккуратные. Они тетки жуткие по своим умениям, которые сродни знаменитым меркурианским полтергейстам.

Кто-то из муташек, перебравших токсина ботулизма, завидев эту самую PFM, затрубил, что у него гондурас зачесался на фемские прелести и он их немедля испробует. Едва мутный потянулся к прогресс-деве своими граблями, как, ни с того ни с сего возникло четверо ее товарок. Похоже, из пневмопровода или канализации выскочили, внезапно, как выигрыш в лотерее. Не сгрудились фемки, а встали в некую комбинацию и пошли косить вражескую толпу. Эти девки так принялись кружиться, что бить их всегда было не с руки – они или с левого бока или сзади. Что самое интересное – фемки-то никого конкретно не лупили, не напирали, скорее даже уклонялись. Однако муташки словно подставлялись под удар и выстраивались так, что валились и укатывались кучей.

Остальные мутанты, заметив поверженных своих коллег, скопом – без деления на ботулистов и аккумуляторщиков – рванулись мстить фемкам. Впрочем, от этого только возникла свалка и давка, а прогресс-девки расчистили себе тропу, скосив всех противодействующих, и организованно покинули сцену в неизвестном направлении.

После чего дерущиеся морально-психологически поникли, пустив слюни и сопли, дали себя разогнать и даже частично загрузить в арестантские фургоны. Кряхтя от полученных побоев, но глядя орлом, я вернулся в контору. Едва собрался в баню, размягчить радиоизотопным паром синяки и шишки, однако известие нехорошее из штаб-квартиры концерна «Комбинация» меня застопорило. Пропал без следа и вести член их совета директоров, некто Медб К845.