– Слушай, Шошана, у тебя есть мнение о том, что приключилось с караваном «Миража»? – справился я у малоразговорчивой попутчицы.

– Есть, – довольно вяло отозвалась она, но продолжила по существу:

– Это не грабеж, потому что сдача гафния перекупщикам не увеличилась.

– Я рад, что данные полицейского отчета известны не только мне.

– Похоже, лейтенант, то это сделали люди из «Комбинации», чтобы подорвать систему перевозок конкурента.

– Ты, собственно, высказала первое, что приходит на слабоодаренный ум вроде моего. Какие еще есть версии?

– «Мираж» сам на себя напал, чтобы бросить густую тень на конкурента и выколотить из правительства побольше бабок на укрепление безопасности.

– Высказывание достойное аплодисментов. Я так тоже считаю, Шошана, но мне это объяснение кажется плоским, а не выпуклым. Мы ведь не должны бросаться на первую же приемлемую версию, как тощая рыбка на жирного червячка. Почему? Потому что рыболов, когда нанизывал на крючок этого червячка, как раз и был уверен, что мы им соблазнимся. Ну, давай же, проснись и включи объединенный разум. Ты ведь не просто две руки, две ноги, длинные, кстати, ладная фигурка и приятное личико. Ты – объединение, сверхорганизм, за тобой много рук, ног, фигурок, мозгов.

Я растворил в стакане таблетку «туборга» и глотнул свежего пивка, она кинула в рот взрывной леденец и поперхнулась – похоже, я ее задел.

– Вот тебе мнение, хочешь, считай его личным, хочешь, групповым. Караванщики, или во время перехода, или до него, еще на прииске, увидели и поняли то, чего им не надо было видеть и понимать.

– Это уже версия, Шошана. Однако, смахивает на то, что по решению твоего начальства можно выдать мне, если я стану слишком приставать. Но твое личное окошко для выдачи правды-истины неплохо бы и пошире распахнуть.

– С какой стати?

– Вот я перед тобой со всей своей подноготной и все у меня на физиономии написано. Я не люблю трудиться но, тем не менее, все время участвую в процессе космического масштаба. Чищу мир от гнили, искореняю садюг, насильников, зарвавшихся воров. Хотя и сам не без греха, иногда прощаю мелких жуликов и порой беру на лапу. Кроме того, я частенько залипаю в наркомультики, но нейроразъем позавчера залепил жвачкой, чтобы не зависать в виртуалках. Я – очень обычный, просто нолик. Даже отца с матерью нет. Но я не могу бросить серьезное дело на полпути.

Фемка отвернулась, будто ей совсем обрыдла такого сорта беседа. Только было заметно, как ходят – при работе с леденцами – тонкие косточки ее челюстей. Потом она, будто вспомнив нечаянно, произнесла:

– Как тебе кажется, могут на Меркурии обитаться какие-нибудь живые твари, помимо человека?

Хоть вопросом на вопрос, но уже ответ.

– Блохи, тараканы?

– Я имею в виду не тех тварей, которых космонавты переселили на себе и с собой. А принципиально иную форму жизни, по крайней мере, неизвестную нам дотоле. Интересная тема, так ведь?

– И это ты называешь интересной темой, Шошана? Если бы, конечно, мы с тобой были два соавтора и кропали на пару фантастические романы – совсем другое дело... Правда, не знаю, как у тебя с литературным слогом. Ну, допустим, есть какие-нибудь низконравственные, но хитрожопые кактусы, которых мы просмотрели за двадцать лет хозяйственного освоения Меркурия.

– Если бы кактусы. Такую тварь немудрено просмотреть, потому что это другая форма материи, скорее всего паразитирующая на нашей. Но ее жизнедеятельность – я не боюсь этого слова и ты не бойся – напоминает о грибах и некоторых микроорганизмах.

– Да вы, фемки, я посмотрю, девчонки с фантазией...

Но попутно с ухмылкой начался у меня мыслительный процесс. Моим товарищам ментам во время полицейской экспедиции отнюдь не показалось, что на моем месте очутился вихрь. Может, эта и была иноматериальная тварь, которая попаразитировала на мне. И отпустила потом. А директор Медб К845? А его не отпустила. Теперь стоп. Хватит бредить. Пусть даже отличился какой-то "гриб", распространяться об этом происшествии не стоит. Ибо неизвестно, что он сделал со мной.

Но Шошана не остановилась.

– Похоже, лейтенант, что эта иноматериальная живность прорастает сквозь планету, причем по законам системы симметрий, о которой я тебе недавно говорила. Именно поэтому мы... я ее чувствую. Не в какой-то локальной симметрии, а в очень масштабной, выходящей далеко за пределы известного нам.

– Ты меня пугаешь, девочка. А что из этого следует?

– Что я не могу предсказать, по каким правилам играет эта тварь. Представь себе макромир – надеюсь, тебе известно это слово – стоящий не на целочисленности и дискретности тел, а, например, на непрерывности. Пол чайника – это что? Чайник то появляется, то исчезает? Или его вообще не видно, лишь проявляются его свойства? А легко ли жить в многополюсном мире? И что такое пространство, вобравшее в себя время?

– Ну-ка, дай и я поиграю. Если невидимые меркурианские грибы и существуют на этом свете, то приручить их могут только фемы, понимающие в симметриях. Постой, а директор Медб К845 не была ли фемом?

– Фем, одна из лучших наших сестер.

Тут я понял по тусклому голосу собеседницы, что взаимосвязь у фемок действительно сильна, что злоключение с "сестрой" не просто запись в графе "безвозвратные потери". Кроме того, враг не просто забрал их "сестру", но вдобавок "познал" ее. Дружный экипаж боевых девок получил пробоину.

Я протянул свою граблю и погладил Шошу по руке – фемка не отстранилась.

"Мы не просто попадем в долину Вечного Отдыха. Мы попадем туда с неожиданной стороны. Наше преимущество также в том, что мы будем спускаться с возвышенности и даже сквозь пыль поразглядываем, что там творится. Солетта уже прибыла с ремонта и снова мерцает нам с орбиты... "

Это я записал в бортовом журнале утром.

А получилось так, что мы перлись целый день невесть куда. В заданную точку не попали, ничего узнаваемого нет. Марсианам поясняю, что ваши пустыни – пример живописности по сравнению с нашими. В общем, заехали мы не на бережок моря Старательские Слезы, а в какую-то Тьмутаракань.

Меркурий – это как посудная лавка, в которой чашки и тарелки долго били, топтали и плавили, поди разберись, где тут севрский фарфор, а где ночной горшок. Система ориентации по спутникам мало кому из наземников пригождалась – попробуй установи связь сразу с двумя сателлитами. И по магнитному полю Меркурия хрен сориентируешься. Если даже не затесалась под ноги магнитная аномалия, солнце окатывает планетку, как из ведра, своими протонными вихрями. Единственная надежда у странников на счисление курса борткомпьютером. Но ежели возникает постоянная курсовая ошибка, то вездеход начинает упорно ползти в какую-то задницу.

Не рановато ли я доверился фемке и передал ей в безраздельное владение борткомпьютер, по-мужски взяв на себя кипящий и булькающий реактор. Да, я действительно люблю кипящие реакторы – с тех пор как в старшем классе детского питомника построил самогонный аппарат – но не до такой же степени, чтобы плевать на все остальное.

А тут еще машину стало бросать. Урчание, взвизги, даже хрюканье. Это несмотря на то, что поверхность ровная, рычаги мощности никто не дергает, а электроприводы, судя по датчикам, такую тягу дают на колеса, какую надо – исходя из сцепления с грунтом. Я пощелкал клавишами диагностики – генераторы, турбина, приводы – все в норме. Значит, с реактором нелады. Если он барахлит, то это моя вахта.

Запустил слив натриевого кипятка из активной зоны, ввел туда замедлители нейтронов, напялил скафандр – тот в брюхе уже свободен мне стал, тощаю в отсутствие бацилльных харчей – и выбрался через шлюз. За бортом умеренное волнение пылевого моря.

Когда проходил мимо холодильника-радиатора, померил тепловое излучение – перегрев налицо. Отпер ключом люк, на котором нарисован смеющийся череп, поднял циркониево-керамический колпак отражателя, затем торцевую крышку, повращал барабанами управления. Так и есть, спеклись урановые шарики, несмотря на пирографитовую упаковку. Опять же борткомпьютер сплоховал при контроле подачи и вывода из активной зоны сраных этих шариков. Теперь придется шматки клещами выкидывать на песочек, а остальное пропускать через сепаратор.