Вечером забрался в ангар к Филимону — в Васино нет механика круче его. Некогда он благодаря мне год схлопотал, в смысле посадил я его. И с тех пор гражданин механик спасибо говорит за это. Засветился Филимон так. Скорешился он в свое время с мужиками, которые работали в “Вязах” — тем надоели внутризаводские денежки, “повязки”, и они решили разжиться более солидными купюрами. А решив, загнали Филимону досрочно списанные аккумуляторы. Ну, и Служба Безопасности концерна всех прихватила. Филимона она как бы отпустила, виноватых же мужиков по-быстрому изничтожила с помощью “несчастного случая” и затем стерла всякое упоминание о них из файлов. Больше того, Служба и Филимона приговорила. Наняла двух старателей, чтобы они сделали виноватому чик-чирик в подворотне. Пришлось мне Филимона срочно заарестовать, а тем старателям чик-чирик самим устроить. Так что Филимон продолжал кудесить в своей мастерской, замаскированной под гидропонический огородик, лишь благодаря мне. Ну, а кочаны капусты вырастали там с человеческую задницу — это так благотворно на них действовал не полностью отработанный уран-235, вылеживающийся в свинцовых бочках по углам.

— А-а, ага,— опознал меня Филимон, отрываясь от турбины-метаморфантки с самопрорастающими лопатками. — Пришел тот самый человек, который заставил меня в течение года дрессировать от скуки тараканов и кормить с ложечки клопов. Ну, чего еще тебе от меня надо?

— Верю, что тараканы и поныне на задних лапках ходят по твоей кухне, и клопы благодарят как умеют, то есть очень уважительно сосут твою кровь. Я рад, что ты им понравился. А мне понравится приличный вездеход, причем очень скоро.

— Двадцать “толстых” имперок. Старатели по два года на него колымят.

— Это ты брось. Рвач. Как насчет того, чтоб напрокат?

— Ты же угробишь машину — руки ведь у тебя крюки. Вижу, что выставили тебя из полиции и теперь будешь чего-то кому-то доказывать… Впрочем, есть у меня одна машина, которая сгодится. Рекомендую вечно-опытный образец. Он тебе отомстит за меня. Сделан, кстати, лейтенант, целиком из ворованных деталей. Так что всяким “дубкам” тебе лишний раз на глаза попадаться не резон.

В дальнем углу ангара-огорода за занавесочкой из винограда хранилось то, чем Филимон меня собирался одарить. Жуткий гибрид танка, снегохода и паука. Шесть колес, два трака, трое полозьев, семь шагающих-цепляющих конечностей. Основной двигатель — микрореактор с кипящей активной зоной и гранулированным расщепляющимся топливом. Как объяснил Филимон, система защиты у этого монстра хиленькая, поэтому — если хорошо поездил — на охлаждение не надейся, а не забудь слить радиоактивный натриевый кипяток. На случай отказа реактора есть аккумуляторы, скорее всего свинченные с ионной ракеты. Керамическая защита видно содрана с космического челнока. К турбине, вертящейся от нагретого гелия, помимо обычного генератора приделана еще и МГДэшка. Можно даже поглиссировать, выпуская пар под днище.

— Владей на здоровье, лейтенантик. Надеюсь, здоровье твое будет в прямой, а не в обратной зависимости от обладания сим средством транспортировки. Особо не дрейфь, циркониевый колпак ловит нейтрончики, что твой мухолов. В управлении, особенно рулежке, биоинтерфейсом-анимой пореже пользуйся, на мыслеусилия особо не полагайся, не то запутаешься. А “бабки” за прокат по возвращении отдашь, так что у тебя есть стимул не торопиться домой.

— В крайнем случае, на том свете рассчитаемся градусами Кельвина. Тем более, что геенна огненная — наша местная меркурианская достопримечательность.

Забрался я в кабину, проверил колесные и гусеничные приводы, борткомпьютер погонял, потестировал гидравлику, пневматику, синхронизацию конечностей. “У тебя, Филимон, не руки, а ковырялки и расхищалки — в первый раз хвалю за такое”,— передал я ему по радио, когда он закончил с наружным осмотром.

Затем мой транспортный аппарат прошагал в растопырку по грядке и, выбравшись наружу, спустился в тоннель для большегрузных средств. Поехал тихонько, на батарейках, в ангар моего жилого блока. Завтра еще реактор заряжать. Все вездеходы, кроме полицейских, получают расщепляющиеся материалы за городом. Поэтому связался я с заправочной станцией и заказал соответствующее топливо на завтрашнее утро. Кредитная карта с грустным шипением втянулась в считыватель городского телекоммуникатора (или, по-народному, горкома) и похудела на тысячу имперок.

Но перед путешествием я погрузился в сон и храп, предварительно засунув сигнализацию от вездехода прямо в среднее ухо. Всю ночь ворочался, потому что боялся мурашек, тех самых, которые металл грызут с синильной пеной на губах. Конвульсивно прекратил спать, когда услышал, что кто-то возится в прихожей. Я мигом скатился с постели, залег под койкой. Там нащупал плазмобой, быстро снял с предохранителя и занял огневую позицию. Дверь открывается и на прицеле появляется вчерашняя фемка с вещмешком, в скафандре — опытные люди всегда его одевают перед поездкой, чтобы меньше на себе тащить, а заодно проверить, все ли с этим “верхним бельишком” тип-топ.

— Я тебя вызывала по телекому,— сказала она скучным голосом, глядя куда-то в окно. — Но ты не отзывался. Нам ведь пора.

— На то и сигнализация в ухе, чтоб ничего не слышать.

Я вылез из-под койки. Странное это было зрелище — человек в скафандре и человек в трусах. Особенно для нее. Впервые на ее лице проявилось нечто столь же похожее на улыбку, как педальный автомобильчик на вездеход.

— Некая дисгармония присутствует,— заявил по такому случаю я. — По крайней мере, на картину Рембрандта эдакая сцена не просится. Может, и тебе немного разоблачится, ну хотя бы до трусиков.

— Для восстановления гармонии я в холле побуду,— милостиво соглашается моя валькирия.

Честно говоря, я еще собирался как следует заправить свой личный топливный бак, но ввиду недалекого присутствия такой энергичной фемки придется давиться обед-пастой и сыпать в пасть мясные и овощные таблетки на полном скаку.

Итак, собрал я манатки в ритме чечетки. Носки сунул в карман, зарядил обоймы плазмобоя, рассыпая патроны по полу, и поспешил в холл. По дороге понял, что все свое могу носить с собой (внимание, философская мысль), самое важное имущество хранится в мозгах в виде длинных молекул памяти (правда, особо залежалые инструкции и уставы можно лишь с помощью анимы растормошить), кое-что имеется в хайратнике с его фильмотекой, дискотекой и локаторами. Ну еще сменная пара трусов, квазиживая ползунья-мочалка, крем, съедающий бороду, но милующий лицо, и говорящий презерватив — мало ли что, вдруг пригодится.

Фемку застал в обычной для них позе фараона — руки на коленках, взгляд уперт в стенку, на которой никаких мультяшек и видюшек — расслабляется девушка в свободное от работы время. Мы спустились в ангар, и я подвел жутковатую спутницу к своему транспортному средству.

— Именно об этом вы грезили, Шошана, долгими бессонными ночами в общей кровати?

— Я и сейчас мечтаю о том, чтобы урановый кипяток не обварил до красноты вашу задницу.

— А вашему задку небольшой румянец даже пойдет. — Кажется, она все ж таки, преодолев рефлексы, заставила себя не дрыгаться от моих подколов.

Потом, гостеприимно отодвинув дверцу в сторону, нас впустил бортовой шлюз вездехода, где мы и разоблачились. По очереди, конечно. Скинув скафандр, я натянул свой обычный прикид — треники с пузырями на коленях. Она же нарядилась не в обычную для них робу-гимнастерку, а в довольно милый спортивный костюмчик с меняющимися картинками на спине.

У меня снова зароились под кепкой подозрения — фемка явно пытается быть обаятельнее, чем на самом деле. Однако созерцание внутренностей вездехода еще раз порадовало меня и я отвлекся от Шошаны. Рычаги управления мощностью двигателя, приводами колес и траков — с большими головками-колобашками в захват всей пригоршней. Манипуляторы шагающих конечностей смахивают на кнопочки аккордеона. А кресла будто вынесены из кабинета какого-нибудь старинного ученого с козлиной бородкой и ермолкой, защищающей мозг от испарения.