– Ладно, не с мороженным, а с тухлятиной. Не знаю уж, что веселее.

– Анискин прав, – заявила Шошана. – Он тянет со скафандром и чемоданом куда более установленных девяноста. И ты тоже перевешиваешь установленную норму. Так что сунуть в багаж надо меня. Меня можно сильно охладить – мой организм сам вырабатывает глюкопротеины-антифризы, предотвращая образование кристаллов льда.

– Сделаем нашей девушке укольчик для замедления жизнедеятельности, наладим кислородную маску. Покемарит она часика три, потом мы ее распакуем и возбудим, – обрадовался Анискин.

– Подожди, а сканирование чемодана? – всполошился я.

– Задекларируем как биоматериал для опытов.

– Но сумеем ли мы через три часа пролезть в багажный отсек, чтобы вызволить Шошку?

– Не нравится, не ешь. Тогда мы с Шошанкой обойдемся без тебя в нашем путешествии, – определился Анискин. – Не больно-то ты нам нужен...

– Да, это весомый аргумент, – вынужден был согласиться я.

– Пассажирам, вылетающим на Марс рейсом компании «Клипперные гонки», пройти регистрацию у стойки номер пять. Закончив оформление, немедленно следовать в терминальный шлюз.

Маска Анискина имела откровенно злодейский вид из-за нависших бровей и выдающихся щек, к тому же она излишне улыбалась всем, создавая впечатление, что шериф только-только хорошо поел человечинки. Он первым дефилировал к стойке номер пять знаменитым маршрутом, который хотели бы изведать тысячи меркурианцев.

– Ваш билет, персон-карту и приложите пальчик вот сюда, – проворковала служительница-киска в лучших традициях какого-нибудь земного космопорта. Впрочем, в непосредственной близи топтались, лениво пожевывая пузыристую жвачку, два бугая-полицая, выше наших метра девяноста на целую голову.

– Да, пожалуйста, милая, – Анискин исполнил все, что требовалось, кажется, даже не соображая, какой ужас завис над нами.

– Порядок, счастливого пути, – киска пустила в Анискина интенсивную улыбку и он, сияя, как монетка в одну гафняшку, потопал вперед.

Следующим был я. С персон-картой вроде все обошлось.

– Сударь, поставьте ваш багаж на конвейер терагерцевого сканера.

Чемодан неторопливо поплыл через просвечивающее устройство.

– Что там у вас? – голос девицы стал куда более режущим.

– Сударыня, это образцы белкового саморастущего корма, а я – коммивояжер, хочу торгануть им на Марсе.

– Разумеется, но нам придется попросить вас открыть чемодан.

– Слушайте, девушка, какого хрена? Это не портфель, "открыл-закрыл". Там герметическая упаковка. Если я ее вскрою, груз пропадет. А зачем мне везти на Марс тухлятину? Там, что ли, своей мало? Я же в Бредбериево со светлым лицом пойду на квалифицированный биологический контроль, а вам-то что за радость ерундой заниматься?

– А если какая-нибудь протоплазма расползется по всему кораблю? Я настаиваю на том, чтобы вы открыли чемодан. В противном случае ваш билет будет аннулирован и вы даже не получите назад свои деньги.

– Ладно, утихни. – Я понял, что игра вчистую прокакана. Сейчас беру свой чемодан и улепетываю, теряя билет. Не исключено, что меня в нескольких метрах отсюда задержит полиция и отправит на тщательный досмотр. Тем более, бугаи уже оживились и стали посверкивать глазками-бусинками в мою сторону.

Но в тот гадкий момент, когда я удрученно потянулся к ручке чемодана, лампы по всему залу зарябили, сканер стал жалобно пищать и выдавать отказ.

– Вот зараза, – пришел черед занервничать служительнице ворот. – Какой-то сбой в питании, что ли? Хорошо, проходите. Если чемодан и лопнет, то ваша гадость быстро околеет. Там, в багажном отсеке, температура будет немного отличаться от забортной.

– Конечно-конечно, рад услышать. До встречи, золотце.

Шошана поплыла вместе с чемоданом на багажной ленте в грузовой отсек взлетно-посадочного модуля корабля. А я вслед за счастливчиком Анискиным проследовал в пассажирский отсек второго класса того же модуля.

В первом классе – пассажиры посолиднее, в полукаютах со своими санузлами. А во втором – общий кубрик, вдоль бортов кресла-коечки стоят, но тоже неплохо. Анискин привольно расположился, протянув свои ноги-столбы, через одно место от меня.

И вот уже ускорение стало прижимать мои соки к спинке кресла. Взлетно-посадочный модуль покинул шлюз и стартовал, как обычный планетолет. С единственным отличием, что сперва для экономии топлива его разгоняла катапульта по взлетной эстакаде и потому трясло не очень, хотя ускорение было минимум четыре "же". Но потом, когда аппарат уже отделялся от эстакады, вовсю закряхтел жидкостно-реактивный разгонный двигатель и "живую массу" порядком забросало. В моем желудке недовольно съежился завтрак, а в мочевом пузыре – стакан портвейна. Но все равно, как сладко было знать, что поганая желтая говно-планетка начинает мельчать и удаляться от тебя.

Вот, мы уже на орбите. Поэтому завтрак хочет выйти из моего живота и поздороваться с остальными пассажирами. Взлетно-посадочный модуль тем временем наплывает на основной модуль корабля, давно уже разгоняющийся, чтобы вскоре сняться с рейдовой околопланетной орбиты и лечь на траекторию, уносящую в глубины гостеприимного космоса. Меня чуток бросает вперед, и всё слегка плывет перед глазами – от перепада скоростей при состыковке. Опять чувствуется ускорение – начинаем раскручиваться, набухая орбитальными витками в сторону Марса – вернее, его будущего места на околосолнечной орбите, где мы с ним и свидимся.

В отсеке меркнет свет. Остаются только маленькие светильнички у изголовья кресла-койки, впрочем тепловидящему и так все видно, хотя в несколько размытом виде. Однако, дамы могут спокойно разоблачаться, не боясь, что кто-то разглядит у них подробности и детали. В тепловом диапазоне порнографии не дождешься. Сейчас большинство пассажиров накушается транквилизаторов и окунется на пару суток в здоровый сон, другие нырнут в мультяшный балдеж, изливаемый через экраны хайратника корабельной фильмотекой или засунут в нейроразъем кристаллик с виртуалкой. Когда-то в салоне первого класса ставили сплошные переборки между пассажирами, но потом выяснилось, что двух-трехнедельное одиночное проживание в ящике нередкого человека превращает в клаустрофоба и шизофреника. Сейчас там от четырех стенок остались только разделительные бортики, вроде тех, что имелись полвека назад в плацкартных вагонах, катавшихся по Земле.

Скоро пора придет черед выковыривать Шошану из багажного отсека. Я убедительным ноющим голосом скажу стюардессе, что забыл в багажном отсеке лекарство, важное для поддержания во мне жизни.

Тут произошла какая-то перемена. Я все-таки немало полетал по космосу и знаю в этом деле толк. Кажется, мы начали терять ускорение. Меж тем оно обязано нарастать непрерывно всю первую четверть полета – ведь корабль-парусник будет подставляться под разгонные лучи новых и новых лазерных станций. А вот несколько раз пихнули в бок маневровые двигатели. Значит, меняется траектория – похоже, мы снова перебираемся на околопланетную орбиту. Это мне уже не нравится. Я подозвал стюардессу.

– Милочка, зачем мы вдруг тормозить стали? Я ведь столько лет копил гафняшки честным трудом и опустил их в кассу за прибытие точно в срок.

– Не беспокойтесь, – отвечала ласково "милочка". – Сейчас я справлюсь у пилотов.

Она подвела микрофончик ко рту и о чем-то тихонько забормотала со своими дружками.

– Одна из разгонных станций забарахлила...

– Поэтому... – любезно вставил я.

– ...Нам, чтобы серьезно не ошибиться со временем полета, придется пристыковаться к станции "Меркурий-3", двигающемуся по экваториальной орбите. После необходимой навигационной подготовки, пересчета полетного плана и прочего, начнем разгон по другой траектории, – заобъясняла она.

Я почувствовал как опять, слегка толкнув мои внутренние органы, включились маневровые двигатели, которые помогут произвести сближение и стыковку. Только зачем? Ведь насколько я в курсе этих дел, при отказе той или иной лазерной разгонной станции, корабль переходит в специальный режим полета на маршевых двигателях. Их мощности вполне хватает, чтобы дотянуть до следующей "разгонки".