– И вам, наконец, это надоело. «Доколе?» – воскликнули вы и, расправив плечи, отправились на прииски «Миража» для разборки. Разве не так было? – я решил проявить ментовскую прозорливость. – Я вас не знаю, что ли.
– Разобрались... Отправились туда кодлой в двадцать человек, думали, разметаем все... Мы даже не добрались до прииска, и половина вообще домой не вернулась.
Тут уже все присутствующие не выдержали и заголосили разом.
– Там еще такая голубая дымка была... Едешь в одно место, а попадаешь в другое... Назад уже тронули, а все равно из круговерти не выбраться... У кого мотор заглох, тот и выкарабкался, а кто очень старался, того и след простыл... Вот вам и Дыня...
– Цыц! – густоусый показал, кто тут хозяин.
– Знакомая песня. Все эти аномалии мне как-нибудь известны, – поддержал выступающих я. – Тоже попался, у Старательских слез. Вывод напрашивается, господа старатели – кто-то умело этими аномалиями пользуется!.. Ладно, чувствую, мы в одной лодке. Где можно остановиться?
Немного смутившись своим переходом от роли главаря расстрельной тройки к душевному собеседнику, усатый дал разрешение:
– В трех километрах к югу отсюда есть скала по имени Две Титьки. За ней пакгауз. На замке входного шлюза набираешь пароль "восход". Диктую по буквам: Ваня, Озирис, Сарданапал...
– Принцип понял, дальше не надобно.
– Там возьмешь, что тебе нужно, только не забудь в кассовом аппарате след оставить... Ты – один?
Неприятный вопрос. Надеялся, что обойдется без него.
– Я с напарником.
– Давай его персон-карту.
– Это – фем, – решил предупредить я, словно был хозяином большой злой собаки или, скажем, удава.
– Только такого напарника нам не хватало, – выражение лица у всех присутствующих было сродни тому, что бывает при внезапном недержании мочи.
– Что делать, командир. Мы выбираем, нас выбирают, – пустился в уговоры я. – Однако, фемы на нашей стороне. Они отнюдь не в друзьях с этой голубой дрянью, которая всех нас в оборот взяла. Кроме того, они минимум три раза поспособствовали моему пребыванию в списках живых. Сейчас без них с голубой заразой не управиться.
Командир с минуту прогревал мыслительный аппарат под озабоченное сопенье остальных.
– Ну, ладно. Мы или крупно просрем с тобой, или крупно выиграем. Поезжай, с фемом, с кошкой, с крысой, с кем хочешь.
Я вернулся в свой трактор и сообщил довольно напряженной подружке.
– Расслабься, свои люди. Очень обрадовались.
Шошана поскребла меня "наждачным" взглядом.
– Это вы так долго обо мне говорили?
– Мы так долго о тебе мечтали.
Через полчаса пакгауз, наконец, прорисовался на мониторе. Хотя Две Титьки скорее напоминали пару зубов. Впрочем, понятно, в какую сторону работает фантазия у обитателей долины.
– Шоша, я сейчас в пакгауз за топливом и едой. Лучше не откладывать это до утра, потому что, кто его знает... в общем, хватай, пока дают. А ты здесь посиди, потому что не дамское дело баллоны таскать.
Я развернул машину бортом к пакгаузу. Место это не слишком понравилось – многим известно, что я здесь побываю. Потому хотелось поскорее. Озираясь, почесал по насту к двери склада. Скоренько набрал код на замочке, преодолел один люк, затем другой. А когда уже сделал шаг навстречу припасам, какая-то дрянь набросилась на меня сверху и сзади. Что-то вроде мускулистой сетки или клубка питонов. Локти были моментом прижаты к животу, ладошки к забралу, пятки к заднице, коленки к груди. Комочек какой-то из меня получился. Потом то, что напало, змеиный узел этот, пару раз шмякнул моей тушкой о переборки. Когда я снова стал шевелить членами тела, то сетки уже не было поблизости, но чувствовался раструб плазмобоя, приставленный к моему шлему в районе застежек.
При пальбе голова оторвется и горшок шлема можно будет снять вместе с содержимым..
Свет неторопливо залил помещение и послышался голос вполне знакомый. Я вспоминал недолго. Это был пахан долины Вечного Отдыха.
– Я так и знал, что ты вернешься, – начал он сладким голосом Серого Волка из мультфильма про Красную Шапочку.
– Что это было? – выдавил я, страдая от сотрясения, – квазиживая сетка?
– Это совесть твоя была.
Он уселся на табуретку, не снимая меня c прицела, мне же предложил под седалище ящик. Физиономия у него действительно переменилась. Не знаю, в добрую ли сторону. Но хищное выражение вместе с частью щечных морщин, каковые образуются от жевания, снялось.
– Уж я теперь тебя с мушки не спущу, знаю как-нибудь твои ухватки, – елейным голоском продолжал собеседник.
– Решил поквитаться, Бугор?
– Да, прилично ты меня отоварил в прошлый раз. Но я и раньше не был кровожадным. А теперь вообще завязал.
– Что случилось с твоим мировоззрением, Бугор? Почему ты отказался даже от некрофилии?
Взгляд его стал еще менее цепким, даже начал таять в пространстве.
– Над Меркурием солнце всходит, лейтенант. Иное солнце. Которое сеет семена Новой Жизни.
Видал я уже таких вурдалаков. Поживут они, так сказать, страстями, самыми что ни на есть грубыми, потом у них что-то заекает в прямой кишке или зазудит в носу, и бросаются они с прежним рвением, только не губить, а спасать душу.
– Да ты в проповедники ударился, Бугор. Сладкие песни запел. Как там у поэта: "Вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил".
– И в тебя это спора света заброшено, – не обращая внимания на мой скепсис, поведал пахан. – Но его проращивать еще надо, живой водичкой окроплять. А та кодла, которая тебя встретила в долине – просто камни бесплодные, на них семечку не взойти.
Как бы мне выяснить, отчего он мне про какое-то осеменение талдычит, фанат ли он или просто решил поиграть со мной? В первом случае пахан будет взахлеб проповедовать, а когда притомится, то пришьет меня. Во втором, покажет, какой наживой удовлетворится.
– Складно историю травишь, Бугор, надеюсь, что подпишешься под всеми словами. Правда, на мой взгляд, живая вода – это то, что сорока градусов. Я только не понял, сколько у твоей Новой Жизни ручек, ножек и где она прописана. Кстати, почему она так пренебрегает камнями? И на камнях плесень растет.
Зубы я заговариваю, баки забиваю, а сам пошныриваю глазами и мускулами незаметно двигаю. Но пока нырнуть некуда, фанат ли он, игрок ли, а раскурочит меня на мелкие жареные кусочки своим плазмобоем. Еще где-то в уголке зверская сетка своего момента дожидается. Но пока что этот позер меня вежливо просвещает.
– Новая жизнь может нас всех в два счета захоботать. Захочет и сразу подключит. Только от нас в таком случае мокренькое место останется, трупный материал, пшик один. К Новой жизни надобно добровольно приближаться, что говорится, без повестки, по зову сердца.
Рожа его посветлела, значит, все-таки фанат.
– Ты про что?
– Новая Жизнь – не начальник большой, не топ-менеджер, она – сумма, то, что получается в итоге. Только она способна приручить косное вещество. И камни, и скалы, и пыль, и твердь станут теплыми, живыми. Своими станут, родными. Только надо самому прорастить в себе ее спору.
Убедительно, ничего не скажешь. Это еще надо разобраться, почему демоны частенько воркуют о том же, что и ангелы.
– Будем считать, что все, сказанное тобой, правда. Обязательно сяду на грядке и стану проращивать в себе спору, хотя это довольно противно звучит. Только что тебе сейчас от меня надо. Подложить мину под штаб старателей? Или свистнуть у них кассу-общак?
– Зачем шкодить по-мелкому, лейтенант? Да эти фраера с бурилками сами сгниют в тени нашего единения. Не это ты должен. Ты обязан сбагрить мне фемку.
Вот так номер. Сексуальный уклон.
– Да ты бесстыжий, Бугор. Вот какая в тебе Новая Жизнь играет, проповедник.
– Ошибаешься, лейтенант. У меня тут есть две профуры, одна мясная бабенка, другая кибернетическая квазиживая, не чета твоим фемкам. Одну из своих тебе подарю. В обмен на мутантку. Центряк? Тогда подписывайся.