Несомненно, во всём этом крылась какая-то непостижимая загадка, какая-то сложнейшая головоломка. Но ответ на этот великий вопрос несомненно есть! Мало того, этот ответ обязательно должен быть очень простым и очень красивым! Он должен быть изумительным, дарующий счастье и бессмертие тому "Я", которое успеет разгадать эту невероятную головоломку! Возможно, где-то внутри моего "Я" и спрятан тот волшебный ключ к пониманию всего сущего. Погрузившись во всю глубину этих вопросов, я пытался приблизиться к осознанию секрета бытия. Такие сложные философские понятия как вечность, бесконечность, гармония мира — стали доступны и понятны мне. Казалось, ещё немного и я наконец-то постигну величественную и непостижимую тайну из всех тайн — тайну мироздания.

Затем мысли переключились на самосозерцание, на познание собственной плоти.

Я уже ощущал своё тело, как какой-то сложный биологический робот. Было интересно наблюдать, как сокращаются одна за другой группы мышц, управляемые сигналами из центра, расположенного в голове, когда я производил какие-нибудь движения. Открылась удивительная возможность познавать собственный организм. Абсолютно спокойно можно было одними только нервами, словно глазами, видеть свой скелет, свои лёгкие и сердце. Лёгкие, как два резиновых мешка, раздувались при вдохе так, что казалось лопнут. Стоило подумать о сердце, как оно начинало учащённо биться, или, наоборот, можно было усилием воли его приостановить. Теперь одним сосредоточением мысли я мог запросто вмешаться в функционирование своих внутренних органов и от этого стало не по себе — а вдруг что-нибудь ненароком собьётся?!

Наркотическое состояние затягивало всё глубже и глубже, подобно тому, как, если очень долго не спать, неумолимо погружаешься в сон. Сопротивляться этому было невозможно. Скоро я уже не мог контролировать свои мысли. Они рождались сами по себе, одна за другой, хаотично наползали и вытесняли одна другую, подчиняясь какой-то своей непонятной логике.

Моё "Я" словно отделилось от моего тела, хоть и жило внутри него. Я отчётливо осознал, что тело может двигаться вполне самостоятельно, как машина без водителя, неся в себе пассажира — моё "Я", которое будет всё созерцать, наполняться страхом и ужасом, но управлять телом не сможет. В любой момент могло случиться, что ноги сами побегут и я брошусь с башни вниз головой — словно кто-то другой стал хозяином моего тела. Мои руки могли взять автомат, передёрнуть затвор и начать бессмысленную стрельбу, а то и застрелить самого себя. Испугавшись одной этой мысли, я медленно-медленно, чтоб не сорваться и не потерять контроль над телом, отложил автомат подальше от себя.

Теперь мне стало страшно. Блаженство и эйфория сменились всеохватывающим животным ужасом. Чтобы уйти от этого кошмара, я закрыл лицо руками. Но тут я увидел, что руки по самый локоть приобрели вид ослепительно светящихся красных пластин. Я не верил своим глазам — ведь этого никак не могло быть! Сжимая пальцы рук, я видел как сжимаются и разжимаются эти излучающие свет гладкие и плоские пластины. Я продолжал их видеть, даже закрыв глаза или отвернувшись.

В панике и отчаянии я огляделся вокруг себя — изменилось всё: и геометрия предметов, и расстояния, и цвета, которые теперь воспринимались совсем по другому. Ход времени растянулся настолько, что всё происходило невероятно медленно. Я уже был не в состоянии отличить галлюцинации от реального.

Гена, увидев, что меня посетили ужасы, решил отвлечь моё внимание и начал тихонько петь песни. При этом в такт звучания мелодии он, словно на гитаре, играл на автомате. И я услышал звуки воображаемых струн, а приятная мелодия так и лилась в мою душу. Я осознавал значимость каждого звука, его точность и неповторимость, а в каждом слове я открывал столько высшего смысла, что всё это порождало в мозгу красочный букет фантастических ассоциаций. И я опять окунулся в волшебный сон, и казалось, что нет ничего прекрасней этого сна.

Тем временем в ста метрах от нашего поста 6-я рота выходила на ужин. Я наблюдал их построение, которое в моём видении происходило как мультипликация на фоне какого-то таинственного лунного ландшафта.

Вдруг, вижу — Гена на меня ошарашено уставился и потом с тревогой в голосе говорит:

— Серёга, всё нормально. Всё нормально, сейчас пройдёт.

Я и сам почувствовал — что-то до этого произошло со мной, а что именно — не понимал. И только через несколько секунд стало всплывать в памяти, что среди шума солдат я услышал, что кто-то позвал меня по имени. Не отдавая себе отчёт, я закричал в ответ что есть сил: "А-а?!." — и даже увидел как звуковая волна материализовалась и рывками по воздуху стала распространяться в ту сторону, куда я крикнул. Но тут же я об этом забыл и вспомнил только с усилием воли.

Гена понял, что я "улетел" слишком далеко и начинаю откалывать номера. Он сам ни на шутку испугался и стал меня успокаивать:

— На, попей воды, — предложил он неуверенно, не зная толком, что делать в этой ситуации. Однако его слова подействовали на меня магически. Словно находясь в глубоком гипнотическом трансе, я был не в состоянии сопротивляться его словам: мои руки сами взяли фляжку, поднесли её к губам и я сделал несколько глотков.

— Иди, сядь… Ничо. Ничо… Успокойся, всё скоро пройдёт, — моё тело пошло и чётко выполнило приказ.

Минул час, который показался мне длиною в жизнь, и тот мир — царство чарса — помаленьку стал меня отпускать. А ещё через час, к тому времени, когда пришла смена, я уже был почти в норме. Правда, даже спустя неделю я нет-нет да проваливался на несколько секунд в это странное и непонятное состояние.

После этого на совместных с афганцами постах я по достоинству мог оценить то, как аскары, полностью выкуривая крепко забитую чарсом сигарету, могли держаться спокойно и уверенно. Наших же парней нередко развозило так, что они теряли полный контроль над собой. Так один из охраны кабульского госпиталя, обкурившись, лёг на две гранаты Ф-1 и взорвал их.

Другой тяжёлый случай произошёл с одним каптёром из 108-й мотострелковой дивизии, расположенной под Чарикаром. Когда в ту роковую ночь каптёр заколачивал себе косяк, он явно не рассчитал свои возможности. Обкурившись, он стал дико орать и, схватив автомат, начал отстреливаться от "окружающих его врагов". Сам он в это время находился в палатке один и довольно долго держал круговую оборону, поливая длинными очередями во все стороны. Тогда один прапорщик ответным огнём ранил каптёра в ногу. Его разоружили и, обезумевшего от боли и ужаса, поволокли в ПМП. Правда, до операций и докторов дело не дошло: ещё по дороге наркомана-дебошира насмерть добили свои же сослуживцы. Труп отправили на Родину в Молдавию, сказав родным, что он погиб на боевых.

Первым, на месяц опередив дембелей, домой yexaл Мцхветаридзе — грузин из Тбилиси. Он не прослужил ещё и года, как из военкомата пришло распоряжение отозвать его из армии для ухода за больными родителями. Мцхветаридзе никогда не жаловался на слабое здоровье своих родственников, и потому никто не сомневался, что родители специально сделали эту справку о своей инвалидности, чтобы вернуть сына домой, хорошо заплатив и врачам, и военкому.

Мцхветаридзе в целом был неплохим парнем. Своим уравновешенным характером и интеллигентностью он явно отличался от большинства кавказцев, с их примитивным, дикарским мышлением и святостью принципов землячества. Между тем он искренне считал себя особой, исключительной личностью: гордился своим древним родом, своими многочисленными родственниками, которые имели большие связи, любил вспомнить, как он шикарно отдыхал на черноморском побережье.

Весть о том, что Мцхветаридзе сумел организовать досрочный дембель и отваливает уже завтра, прозвучала как гром среди ясного неба. Деды были в шоке. Они видели в таком подлом поступке высшую несправедливость, полагая, что настоящий десантник должен отслужить именно два года, а не один. Особенно сильно переживал по этому поводу Боровский. Весь тот день он посвятил поиску Мцхветаридзе. Выпучив глаза и весь трясущийся от негодования, он несколько раз залетал в наш взвод: