— Не надо!.. Пусти! Я девочка!
Другие как это услышали, так тоже полезли на нее.
— Куда лезете? — говорю. — Пошли нах..! Я догнал, значит — моя! Них…, только после меня! — чуть драться не пришлось.
А она все вырывается, кричит. Я дал ей по морде, чтоб не орала и как заделал!
— Ну, что?.. — оживились дружки Карташова. — «Девочка»?
— Каво! Какая там «девочка»! Чего только орала!
Этот случай сразу развеселил окружение Карташова, они в восторге загудели:
— О-о! Умеют же веселиться!
— Еще расскажи что-нибудь!
Карташов продолжал вспоминать свои «подвиги». А я с негодованием думал о том, что такой подонок — мой командир, и хочешь не хочешь, а должен ему подчиняться. Офицеры без промаха знали, кого ставить старшим. Здесь признавался один аргумент — сила, и среди солдат поэтому была в ходу и соответствующая мораль — полууголовная.
Служба продолжается
К концу ноября, когда все дембеля разъехались по домам, нас — операторов — расформировали по разным ротам. Наши пути разошлись: Карташова распределили в разведроту, а меня и еще троих оставили в этой же роте — у Хижняка.
Хижняк к этому времени получил звание старшего лейтенанта. До этого мне казалось очень странным, почему командиры взводов имели звание старших лейтенантов, в то время как командир роты — Хижняк — был всего лишь лейтенантом. Это могло означать только одно — начальство сразу видело в нем перспективного командира и смело двигали его на повышение, доверив командовать ротой.
Ротный сразу дал мне звание ефрейтора, присвоил квалификацию специалиста 3-го класса и, что для меня было особенно удивительным, определил оператором на единственную в нашем взводе БМД. Хотя другие уже имели звание ефрейтора и нужную квалификацию, но никто другой из молодых операторов в нашей роте БМД не получил. Каждый хотел получить БМД, так как это дает важное преимущество перед остальными: можно спокойно возиться с машиной в то время когда остальные ходят строем или болтаются на турнике.
Всего в роте было четыре БМД: по одной на каждый взвод и одна командирская. Такой же недокомплект был во всех ротах нашего 2-го батальона. Только 1-й и 3-й батальоны были укомплектованы боевой техникой полностью.
Еще к нам в роту добавили механиков и командиров отделений, которые как и мы недавно прибыли из учебки. Так сформировалось новое молодое пополнение роты — всего человек десять. Тут и дали себя знать отношения между призывами, которых мы так опасались.
Утром после команды: «Рота, подъем!» — мы — молодые — убегаем на спортплощадку. Там бегаем, отжимаемся, подтягиваемся. Деды зарядкой не занимались — берегли силы для завтрака: кто прикинется больным и досыпает еще полчасика, а другие, хотя и были с нами на спортплощадке, но мышцы не напрягали, только перекуривали и болтали между собой. Прибежав с зарядки, мы — молодые — уже свежие, взбодренные приступаем к работе — до завтрака надо навести марафет: протереть пыль, помыть и натереть мастикой пол. Пол натирался специальными щетками, чтоб все блестело! Тут постоянно возникали мелкие проблемы. Щеток на все взвода не хватало, и потому их приходилось припрятывать, просить, а то и просто тянуть друг у друга.
Однажды из-за того, что нам не хватило щетки, мы не успели натереть мастикой пол. Взвод ушел на завтрак, а потом сразу на занятия.
В это самое время на нашу беду в расположение с проверкой зашел ротный. Посмотрев везде санитарное состояние, он сделал вроде бы незначительное замечание старшему сержанту Еремееву — замку нашего взвода:
— Почему пол в таком состоянии? Вы что, его не натирали? — и, долго не задерживаясь, ушел.
Еремеев, хоть и отслужил только год, но при поддержке ротного, заметившего его незаурядные способности руководить другими, быстро вырос до зам. комвзвода. Он был высокого роста, крупного телосложения и в своем призыве выделялся как лидер. Даже со старшим призывом — дедами — держался на равных.
Сразу, как только взвод вернулся с занятий, Еремеев скомандовал:
— Май семьдесят девять, строиться!
Молодые построились в одну шеренгу.
— Ну что, сынки е..ные… совсем оборзели? Не рано х.. задрали?! А-а?! Грязь развели и не убираете! Все! Сегодня вечером будем вас, недоносков, равнять! Разойдись!
День прошел как обычно. После отбоя, ночью, меня будит один из молодых:
— Вставай. Иди в сортир… — а у самого вид хмурый-хмурый. — Еремеев ждет.
В одних трусах и с нелегким предчувствием я направился в туалет. На душе кошки скребут — наверняка там пустят в ход руки. И я не ошибся.
Еремеев встретил меня озлобленным взглядом, надвинулся вплотную и заорал:
— Смирно! Что, бл.., деды за вас должны полы натирать? А-а? — и с ходу ударил несколько раз в грудь.
— Пошел за следующим! И чтоб я не ждал! Быстро!
За эту ночь все молодые по цепочке имели такую же воспитательную беседу. И никто из нас не нашел в себе силы заступиться за себя. Новое пополнение научилось переносить обиды стойко, по-евангельски, так как прошло хорошую школу — учебку. С этого дня наша жизнь вошла в свою естественную армейскую колею — чуть что не так, сразу построение и мордобой.
Закон силы
В роте кроме вполне уставных работ по уборке помещений нам дополнительно приходилось еще выполнять самые разнообразные прихоти старослужащих. А прихоти возникали даже в ночное время. Именно по ночам старослужащие иногда любили «расслабиться» и посылали молодых кого за вином, а кого за закуской. Несколько раз среди ночи поднимали и меня:
— Воин, подъем! — я вскакиваю, как по тревоге.
— Жратву на четверых! Быстро! Даю двадцать минут!
Никто не задавал глупых вопросов, — А где взять? — и сразу убегали выполнять задание. Дедов «не е..ет», где и как раздобыть — главное, чтобы было.
Единственное место, где можно взять съестное ночью — это в полковой столовой. Скрытно, чтобы не заметил дежурный по части или другой случайный офицер, пробираешься к столовой. Там уже жмутся в нерешительности с пяток таких же «добытчиков» из других рот. Повара знают, что по ночам снаружи всегда крутятся молодые, знают, что всем им нужна еда, поэтому двери в столовой наглухо закрыты, и на стук никто не отвечает. Но вот слышится лязг засова — кому-то по делам надо выйти из столовой. Как дверь открывается, все посыльные стараются туда прорваться или хотя бы успеть попросить:
— Слышь, полбулки хлеба ни дашь? — повар такие просьбы даже не слышит.
У меня задача была полегче, поскольку меня послал Алик — известный бугор из 6-ой роты. Высокий и мощный — его хорошо знали во всем полку. Этой ночью он пришел к нам в 4-ю роту, чтобы пообщаться с Коломысовым и Сазоном, такими же здоровыми и крепкими дедами.
— Меня Алик послал! — сказал я повару. — Просил с десяток яиц принести и хлеба.
— Алик? — повар сразу на меня обратил внимание. — Сейчас принесу. Жди тут.
Через несколько минут он уже вернулся с кастрюлей, наполовину наполненной яйцами. Там же лежал хлеб. Я, счастливый, побежал обратно.
Другим же, иной раз, приходилось добывать провиант с «боем». Сколько волнующих историй о подобных ночных похождениях постоянно происходило в столовой:
— Сперва прошу повара по-хорошему: — Ну дай, говорю, хлеба с маслом и еще чего-нибудь поесть! Сам понимаешь, не для себя! — Не дает, сука! Говорит, — ничего нет! Думаю, — вернусь с пустыми руками — меня же п..дить будут! Терять нечего! Разозлился, как вломил ему! — Хлеб! Масло! Мясо! Тащи, сука, быстро! — Так сразу все нашлось! — Есть! — кричит. — Есть! Сейчас принесу! — смотрю — метнулся и тащит все что надо!
Когда в другой раз меня ночью послали за едой, то я уже не терялся. Проявляя солдатскую смекалку, первым же делом произнес магические слова: «Алик из шестой послал!» — и повара сами притащили все, что требовалось.
Законы в армии строгие, и они действуют также неотвратимо, как и законы самой природы. Хоть эти законы и не прописаны ни в каком кодексе и ни в каком уставе, все же по ним живут все армейские коллективы, и они определяют поведение всех солдат без исключения.
