Выждав пару минут, Хижняк негромко посоветовался с офицерами, потом пошёл вдоль строя, высматривая подходящие кандидатуры:

— Что ж, придётся добровольцев назначать…

— Кадиев!

— Я!

— Выйти из стоя!

— Есть!

— Джемакулов!

Заслышав свою фамилию, Джемакулов дёрнулся, словно его иглой кольнули, и процедив: "Я!" — нeхотя сделал шаг вперёд.

Закончив отбор, Хижняк приказал всем, кроме названных семи, разойтись и провёл с ними короткую беседу. Им надлежало собрать все свои вещи и сегодня же перейти в распоряжение 3-го батальона. Получив приказ, они пошли его выполнять. Один Джемакулов, поначалу было пошёл со всеми, но вдруг замялся повернул обратно к ротному:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться.

— В чём дело?

Он кисло пробубнил, — Кое-что сказать надо…

— Что там у тебя?

Со страдальческим выражением Джемакулов стал приводить какие-то доводы, а Хижняк молча его выслушивал, еле заметно покачивая головой. Никто не слышал содержание их разговора, но после этой беседы Джемакулова оставили в роте, а вместо него пошёл другой.

Спустя месяц 3-й батальон снялся и в полном составе отправился в Кандагар.

Провинция Кандагар находится на самом юге Афганистана. Бескрайние каменистые пустыни и сухие ветры сделали этот район почти безжизненным. Голая равнина, редко где украшенная небольшими кишлаками, тянется широкой полосой и через никем неохраняемую границу уходит в соседний Пакистан и Иран. Оттуда, по столетиями обкатанным путям, на верблюдах и ослах шли племена торговцев-кочевников. Чтобы спастись от палящего солнца и дневной жары, караваны часто отдыхали днём и только ночью продолжали свой долгий путь. Кочевники везли товар из Пакистана и Ирана в города Афганистана. Там, на бойких уличных рынках, они его продавали и, закупив местный товар, отправлялись в нелёгкий обратный путь.

Но на пути у кочевников встречались трудности и опасности, связанные не только с изнуряющим переходом через пустыню. Нередко поперёк дороги вставали представители местных племён, требуя платы за проход по их территории. На такой случай, чтобы защитить себя и своё добро, у афганцев, как у кочевников, так и у оседлых, имелось оружие. Ведь все знали, что в этих местах нет судьи, который справедливо разрешил бы их спор. Бывало, такие торги приводили к кровавым столкновениям. Но как правило, стороны старались договориться миром и находили взаимоприемлемый вариант. Традиционная расстановка сил резко изменилась, как только в провинции появились советские солдаты.

Десантно-штурмовая бригада, куда вошёл наш 3-й батальон, располагалась рядом с военным аэродромом города Кандагар, который являлся центром провинции. Сюда были стянуты несколько батальонов мотострелков, усиленных танками и артиллерией. На аэродроме в постоянной боевой готовности ожидали вылета истребители и штурмовые вертолёты.

С первых же дней, чтобы лучше и быстрее освоиться на новой местности, в 3-м батальоне стали проводиться учения. Всему личному составу выдали прицелы ночного видения для автоматов, и почти каждую ночь батальон уходил в пустыню. И так до самого утра, вытянувшись колонной, роты двигались по своим маршрутам.

Нередко случалось, что во время таких ночных маршей, навстречу колонне десантников двигались торговые караваны. Иногда караваны были совсем маленькими, состоящими всего из нескольких верблюдов или ослов, обвешанных огромными тюками с товаром, и ведомые всего несколькими погонщиками. Но иногда караваны состояли из многих десятков животных, сопровождаемых большим количеством людей. Караван и цепочка солдат шли друг другу навстречу. Они сближались почти вплотную. Погонщики держали на изготовку свои винтовки, солдаты наводили на погонщиков автоматы. Напряжение росло. Но не доходя друг до друга буквально нескольких десятков метров, колонна немного меняла направление, и они с миром расходились: у десантников был строгий приказ — не стрелять.

Так продолжалось с месяц. Но вот поступила другая директива — стрелять можно и нужно. И сразу отдалённые от центра участки провинции превратились в сплошной военный полигон, где всё живое было целью. Теперь, когда на пути у роты попадался караван, его окружали и начинали осмотр. Если там находили винтовку или даже патрон — ему конец. Всех расстреливали на месте. Если ничего опасного не находили, то, закинув в БМД несколько ящиков с апельсинами или другой наживой, ехали дальше. Но не всегда проверка предшествовала стрельбе. Всё чаше события стали развиваться как раз наоборот — сначала атака, а уж потом осмотр. Явный перевес в вооружении позволял ликвидировать караваны без потерь. Погонщики не успевали даже опомниться, как их всех тут же накрывало смертоносным градом пуль. Перебив кочевников в коротком бою, можно было без опаски проверить, что же они везли и порыться в их вещах и карманах одежды. Некоторые десантники между дел, чтобы было что показать друзьям когда приедут домой; отрезали у трупов уши и забирали их с собой в качестве сувениров.

Поскольку серьёзного сопротивления почти нигде не встречалось, то и не было необходимости воевать всем батальоном в полном составе. Для выполнения обычного боевого задания, сил одной роты было вполне достаточно. Роту только усиливали одним-двумя танками, которые шли впереди колонны, обезвреживая мины своими мощными гусеницами.

Хорошо вооружённые десантники без труда уничтожали военные формирования повстанцев даже из нескольких сотен человек, поскольку афганцы зачастую были вооружены старинными винтовками, а то и просто саблями.

Если приходило сообщение, что в каком-то кишлаке находится крупная банда, то немедленно планировалась боевая операция по её уничтожению с привлечением дополнительных сил.

Кишлак окружали, стараясь отрезать все возможные пути отхода. После мощной артподготовки следовал штурм. Танки ехали прямо по глинобитным дувалам, давя гусеницами тех, кто находился внутри. Пешие десантники шли вдоль дувалов, пристреливая на месте всех подозрительных. Так как было невозможно отличить простого мирного афганца от врага, уничтожению подлежали все, кто мог держать оружие: как взрослые мужчины, так и подростки. Перед тем, как войти в дувал, туда сначала летела граната, а затем, посылая перед собой веером автоматную очередь, врывались солдаты. В помещении после столь решительного вступления уже никого в живых не оставалось.

Батальон вольно разъезжал по окрестностям Кандагара. Даже несколько раз, не сориентировавшись на местности, с ходу заезжал на пакистанскую территорию. Для наших это было довольно необычно — границ, как таковых, нигде не было: ни пограничных столбов, ни предупреждающих указателей, ни разграничительных полос, ни пограничников. Однако офицеры, спохватившись, быстро поворачивали колонну назад.

"Шурави" наводили ужас на местное население. Молва о том, что русские убивают всех без разбора, сразу облетела глубинку. Теперь, когда колонна проезжала мимо кишлака, то он мгновенно вымирал: по двору ходят козы, ослы, другие животные, в очаге горит огонь и там греется что-то съестное — но кругом ни одной живой души. Завидев колонну, все разбегались и прятались по укромным местам. Во всём селении оставался лишь какой-нибудь сухой старик: идти он никуда не может, да и некуда. Сидит у своего жилища на виду, не скрывается — знает, что своё он прожил и ему уже не так важно — пристрелят его или нет.

Вскоре к боевым операциям стали приобщать национальную афганскую армию. Афганцы воевали только во взаимодействии с советскими войсками. Это были редкие, единичные случаи — скорее проба сил молодого пополнения, которым ещё полностью не доверяли. Воевали афганские солдаты всегда плохо, с большой неохотой. Они ещё шли вперёд, когда их сзади подгоняли десантники автоматами и криками. Но стоило аскарам услышать свист первых пуль, так они тут же падали, отползали в безопасное место, и их уже ничем невозможно было поднять с земли. Им орали в спину и стреляли вверх, — всё равно в бой аскары не шли.