В эту минуту Еремеев занервничал: вот-вот должен выйти ротный, а Бородин всё отсутствует. В негодовании он процедил себе под нос:

— Зае..али эти деды.

Тут наконец-то появился Бородин и примкнул к строю. Однако кто-то из дедов всё же услышал неосторожное высказывание Еремеева и, когда строй распустили, сообщил об этом остальным дедам.

Прошло немного времени. Я как обычно "шуршал" в расположении взвода, а Еремеев — валялся на своей отдельной постели и безразлично смотрел в потолок. Несмотря на острую нехватку спальных мест, у него одного во всём взводе была отдельная койка — ибо он, как зам. комвзвода и гордый старослужащий, не позволил, чтобы сверху над ним был установлен второй ярус.

Тут к нам в помещение решительно заходят Коломысов, Сазон и ещё несколько самых матёрых дедов нашей роты. Они как хозяева расселись на койках напротив Еремеева. Коломысов посмотрел на Еремеева и спокойным голосом холодно спросил:

— Ну так что, Миша? Что делать будем?

— Что?.. Что такое? — непонимающе заёрзал Еремеев и, почувствовав общий недобрый настрой, поднялся с постели.

— Ну как что?.. Говоришь, деды тебя зае..али? А-а?

Еремеев засуетился, а глазки у него нервно забегали.

— Да нет! С чего вы взяли?

Коломысов взял Еремеева за грудки:

— А на построении ты что говорил?

— Костя! Костя! Прости! Я нечаянно!..

Но Костя был твёрд и непреклонен. Он врезал Еремееву несколько раз в челюсть:

— Хочешь сделаем чтобы тобой молодые рулили? Или сомневаешься? Может не веришь?

— Вот дьявол, — с тревогой подумал я. — Как бы не пришлось ложить Еремеева к бою! Ведь кроме меня молодых в расположении нет. Вечно мне не везёт. И угораздило же именно сейчас оказаться здесь.

Но моё положение спас сам Еремеев, заодно отведя и нависшую над ним самим угрозу:

— Не надо! Простите! — перепуганно залепетал он. — Больше такого не будет! Никогда! Клянусь!

— Так вот, Миша, — хорошо знай своё место. И пока мы здесь — всегда помни, что ты ещё только фазан. И не дай бог такое повторится!

Деды ушли, а я скорей умчался разносить по роте такую отличную новость. Немедленно были сделаны соответствующие выводы и внесены кое-какие поправки к нашим повседневным делам. И уже в тот же вечер на ужине Еремеев довольствовался обычным куском белого хлеба и соответствующей долькой масла, наравне с прочими фазанами.

Заканчивался май. Приближалось долгожданное время избавления от наших отравителей жизни, захребетников и неисправимых лодырей, короче — дембелей.

В последний день перед отправкой их уже не ставили в караул и наряды, и они сидели себе небольшими группами, без конца курили, да обсуждали свои дела.

Хотя все дембеля и были одеты вполне по уставу, но в то же время и по армейской моде. Парадную форму готовили загодя — не они конечно, а молодые.

В предшествующие демобилизации месяцы, особенно после Приказа, всем молодым работы хватало: кто прямо на посту плёл аксельбант из парашютных строп, кто изготавливал уголок для берета, кто пыхтел над дембельским альбомом: рисовал там БМДшки, купола парашютов, суровые лица десантников и нежные личики девушек, а также вписывал каллиграфическим почерком трогательные стихи о любви и армейской дружбе. Дембельский альбом был объектом самых колких насмешек ротного, и своего отношения к подобным "культурным" творениям он не скрывал:

— Что только там ни насочиняют! Бог ты мой! Иной раз стихом так растрогают — слёз не сдержать! — со смехом говорил он и цитировал самые ходовые выдержки — "Только одна женщина ждёт солдата все два года — это его мать!" — и кто такое пишет?! Да тот, кто в Витебске в увольнительной каждый раз снимает новую шлюху! Сами-то хоть читали, что за чушь там несёте?! Или ещё: "Солдат, помни, что ты охраняешь сон того парня, который спит с твоей девушкой!" — А кто из вас верность хранит?! Сами-то на первую же потаскуху готовы залезть! Вы уж не показывайте никому этот бред!

Некоторые дембеля украшали себе плечи татуировками с ВДВшной атрибутикой. Особым спросом пользовалась картинка: на фоне раскрытого купола парашюта летящий самолёт Ил-76; внизу, чтоб не забыть, указывались года службы — "78–80"; вверху — крупными буквами — "ВДВ", или ещё дополнительно — "ДРА".

У каждого дембеля для пущей солидности обязательно должна быть новая пряжка. Непростое это дело: eё достать, изогнуть ровно полукругом, чтобы как по циркулю, подпилить углы и начистить до золотого блеска: Также доводились до ума и погоны: в них делались прорези, туда вставлялся пластик, затем погоны нужным образом подгибались и уже смотрелись куда более эффектно. Специалисты по обуви переделывали обычные кирзовые сапоги прямо до неузнаваемости: они наращивали каблуки, их красиво наискосок подрезали, потом при помощи плоскогубцев на голенище наводились ровные, как меха у гармони, складки, которые аккуратно выглаживали утюгом на мыльном растворе. Теперь сапоги блестели как хромовые — красотища — взгляд не оторвёшь! Будет в чём щеголять на гражданке!

И всё же, какими бы красавцами ни были строевые дембеля, но повара и прочие представители хоз. взвода, переплёвывали их всех запросто. И не мудрено: всю службу они паслись на бесчисленных просторах кухонного и складского изобилия. Новую форму они легко выменивали на съестное, к которому у них был свободный доступ.

Как только толпа захребетников-дембелей свалила на аэродром, в тот же день прибыло молодое пополнение: кто после учебки, а кто уже отслужив полгода в войсках. Молодёжь пришла толковая, сообразительная. Работа у них закипела. Только отдашь распоряжение:

— Давай, тащите термос, — или. — Пол надо помыть, — и они без слов хватают, тащат, моют, убирают.

Жить сразу стало легче. Мы, теперь полноценные фазаны, вздохнули с облегчением: самый трудный год — первый — миновал.

Хижняк высунул голову из своей комнаты, находящейся рядом по коридору, и крикнул:

— Дневальный!

— Я!

— Роту на построение!

— Есть роту на построение! — дневальный повернулся и прокричал:

— Рота, выходи строиться!

Команду сразу подхватили и продублировали во взводах:

— Первый взвод выходи строиться!

— Второй взвод выходи строиться!

— Третий взвод выходи строиться!

Солдаты забегали, на ходу приводя себя в порядок. Выскочив наружу, тут же у здания казармы построились повзводно в две шеренги. Хижняк тем временем прошёлся по помещению казармы, провёл пальцем по дужкам кроватей, определяя уровень скопившейся пыли, заглянул под койки и не спеша вышел. В этот день дежурным по роте был сержант Спирин — вечно хмурый и злой дед. Спирин недолюбливал молодых вообще, а своим молодым щедро раздавал пинки и подзатыльники по малейшему поводу. Он строевым шагом подошёл к ротному и отчеканил:

— Товарищ старший лейтенант! Рота по вашему приказанию построена, — и, сделав шаг в сторону, встал за спиной ротного. Хижняк в спокойной, непринуждённой манере выразил своё общее неудовлетворение результатами только что проведённой проверки:

— В помещении первого взвода недостаточно чисто. Пыль кое-где скопилась. Коечки не все убраны. Не дело это. Вы находитесь в армии, а не дома у мамы. В помещении должна быть чистота, и больше об этом хотелось бы не напоминать.

Казалось бы безобидные слова ротного заставили трепещать многих, стоящих в общем строю. Спирин, стоя за спиной у ротного и раскрасневшись от негодования, буквально расстреливал своими злыми глазами строй.